– Мой старинный неприятель и друг Гуров Лев Иванович. Друзья, он человек серьезный, абсолютно надежный, его слово – мое слово. Присядь, Лев Иванович, я тамада опытный, но за таким столом сижу первый раз. Не знаю, как надо: представлять людей – не представлять?
– Не стоит! – резко сказал блондин.
И по его тону, плохо скрываемой злости Гуров понял, что перед ним враг. Видно, я его где-то когда-то зацепил, по делу он у меня не проходил, но я его знаю. Гуров посмотрел блондину в лицо, замелькали перед глазами строчки рапортов, донесений, ориентировок.
Лет сорока, рост высокий, широк в кости, сутулится, нос прямой, глаза светлые, посажены близко, череп с боков приплюснутый, – видно, при родах накладывали щипцы, – лицо вытянутое, с огромной челюстью. Кличка Челюсть, вспомнил Гуров и в ответ на недоброжелательный взгляд открыто улыбнулся.
– Марат Петрович, вы слишком известный человек, чтобы я, занимающийся своим ремеслом более двадцати лет, не знал вас в лицо. И имя у вас красивое, запоминающееся. – Гуров оглядел присутствующих, каждого одарил улыбкой. – Я каждого из вас прекрасно знаю и еще раз благодарю, что пришли.
– Говорил я вам, люди, на хер нам нужны эти посиделки! – Власов-Челюсть, единственный русский, оказался самым злым и несдержанным. – Толку быть не может, волк собаке не друг и не брат! Кто кого за горло первым схватит, тот и верх держит! И люди нас не поймут! – Он махнул ручищей, опрокинул бутылку водки. – Люди скажут – с ментом связались, водку с ним пили, хлеб ломали!
Элита «авторитетов» Москвы, зачем они взяли такого дебила и открытого уголовника? – недоумевал Гуров. Если я сейчас его не уйму, все полетит к черту.
– Умные поймут, а дураку не объяснишь, – сказал Гуров и, чувствуя, что сидящий рядом Шалва готов вспылить, прижал его ладонь к столу.
– Ты, конечно, умный, – Власов скривился. – Думаешь, я не знаю, сколько на тебе крови людской? Сколько мальчиков ты в железо заковал?
– Много заковал, и крови хватает, Марат Петрович. Но я никогда своим товарищам в затылок не стрелял! Ты слышишь, Челюсть? Я – не стрелял. И женщинам пальцы я не ломал!
Власов-Челюсть вскочил, отшвырнул стул и закричал:
– Вы все меня попомните! А ты, – он ткнул пальцем в Гурова, – ты умрешь первым! – и выскочил из кафе.
– Извините! – Гуров развел руками. – Я не виноват. Зачем же такого человека приглашать к столу?
– Так получилось, Лев Иванович, – сказал «авторитет»-чеченец, по кличке Сека. – Меня Ринат зовут. Ты нас извини.
– Забудем, Ринат Арифзятович, – улыбнулся Гуров. – Очень трудное отчество у тебя. Скажи, а кличка Сека от карточной игры прилипла или нет?
– От карт, – признался Ринат. – В детстве играл, жульничал – вспоминать стыдно. Ты, полковник, меня по кличке не называй. Хорошо?
– Конечно, – Гуров согласно кивнул.
И без того круглое лицо Шалвы расплылось в улыбке, стало еще шире. Князь нервничал, как-то примут его протеже, а тут еще Челюсть прилип, стал возникать. Шалва видел, что мент попадает в цвет. Чеченец его признал, два азербайджанца перестали между собой переговариваться, один даже улыбнулся. Гуров все понимал, он приготовился к встрече, перебрал всех, кто может прийти, знал, что, если он хочет добиться результата, сначала надо произвести хорошее впечатление.
– Мелик Юсуф-оглы? Рафиз Рза-оглы? – обратился Гуров к азербайджанцам. – К вашему столу гость пришел, а вы молчите, не угощаете. Я в Баку давно не был, но хорошо помню, как меня принимали азербайджанцы.
– А ты не гость, ты шайтан! – сказал Рафиз и, показывая, что шутит, громко рассмеялся и схватился за голову. – Клянусь Аллахом, я тебя вижу первый раз! Откуда имя знаешь?
– Кушайте, Лев Иванович, угощайтесь, – вмешался в разговор Мелик. – Пить, я понимаю, вы не станете?
– Не стану, потому как не наливаете, – усмехнулся Гуров, взяв круглый, еще теплый хлеб.
– Откуда человек наши имена знает? – возмущенно взмахнул рукой Мелик. – Ты, Рафиз, уже седой, а говоришь, как женщина или ребенок. Скажи, откуда твой дед любой след отличить может? Только глянет и скажет, кто прошел, когда прошел, куда. Твой дед – охотник и настоящий следо… как по-русски?
– Следопыт, – подсказал Гуров.
– Вот! – Мелик взмахнул рукой.
Гуров понял, что разговор начинает приобретать опасный характер, и быстро сказал:
– Господа, вы не звери, я не охотник, за этим столом все мы люди, которые встретились, чтобы кое о чем договориться. – Он поднял рюмку с коньяком. – Я предлагаю выпить за то, чтобы все войны кончились! И у вас, Шалва, – Гуров кивнул грузину-тамаде, – и у вас, Мелик и Рафиз, и у вас, Ринат. Желаю мирно разобраться со своим генералом. Здоровья вам и удачи!
«Авторитеты» подняли рюмки, переглянулись недоуменно, ждали, когда полковник выпьет. Каждый из них слышал о сыщике Гурове, знали, что он не берет, на сделки не соглашается, хватка у него смертельная и с его тропы следует немедля уходить. Они ждали от милицейского уговоров к сотрудничеству, хитрых ловушек, были абсолютно уверены, что сыщик спиртного в рот не возьмет, и с удивлением смотрели, как он махнул солидную рюмку коньяку, взял рукой кусок шашлыка, завернул в хлеб, вложил зелень и с аппетитом начал есть. Они поспешно выпили и тоже начали закусывать.
– Я за столом представляю нацменьшинство, – вытирая хлебом жир с губ, сказал Гуров. – Нам, в Москве, непонятно, что вы у себя дома делите, почему убиваете друг друга? Мелик и Рафиз, скажите, что вы не можете поделить с армянами? Карабах? Армяне культурный, мирный народ. Они христиане, вы мусульмане, так ведь жили-жили – одна земля, одно небо, одно солнце. Жизнь одна, и смерть одна. В чем дело? Шалва, ты седой, мудрый, у тебя, я знаю, внуки в Сухуми. Что ты не поделил с абхазцами? Что теперь осталось от дома твоего деда? Ринат Арифзятович, тебе приятно, что чеченцами в России пугают детей? Тебе нужна кровь, разруха? Я знаю, у тебя солидное дело, если посчитать твоих братьев, их жен, отцов, матерей, племянников, так вас человек восемьдесят наберется…
От таких слов у признанных «авторитетов» в горле кусок застрял, когда же они проглотили, начался такой галдеж, понять ничего было невозможно, однако Гуров каждому с сочувствием кивал, ел с аппетитом, выпил еще рюмку и отставил, принялся за боржоми. Изредка он находил паузу и вставлял несколько слов:
– Может, вы и правы, оглы, но армян мало, а вас много… Шалва, ты мудрый, я лично грузина от абхазца в жизни не отличу, а Сухуми – красивейший город, который твои прадеды строили, вы разрушили… Ринат, тебе девочек замуж выдавать надо, быт их обустраивать, а не о генерале Дудаеве беспокоиться.
Минут через тридцать галдеж начал утихать, первым хитрый ход сыщика разгадал Шалва, толкнул Гурова в бок и громко спросил:
– Ты скажи, Лев Иванович, какой твой лично интерес?
– Вы болеете за свой народ, я, россиянин и москвич, болею за свой, – ответил Гуров, отодвинул тарелку. – Спасибо за хлеб-соль, еще бы чашечку кофе да сигарету…
Колыхнулась портьера, скользнул к столу человек, который, естественно, весь разговор слышал, поставил перед Гуровым чашку ароматного кофе, положил пачку «Мальборо» и дорогую зажигалку.
– Большое спасибо. – Гуров взглянул на официанта внимательно и спросил: – Тебя случайно не Гури зовут?
– Так. – Гури смотрел растерянно.
– Слушай, Гури, поздравляю, твоему сыну завтра месяц исполнится! Давайте выпьем за молодого джигита, и чтобы у него был богатый и честный отец!
Аут! Сыщик положил присутствующих на лопатки. А фокус был прост, словно кукиш. Шалва назвал кафе, где состоится встреча, через несколько часов Гуров получил все данные о сотрудниках.
Выпили за здоровье младенца, Гури поклонился, взглянул на Гурова испуганно и исчез, а Джуверин Мелик упрямо повторил:
– Не человек – шайтан.
– Это моя работа, Мелик, и только. – Гуров скромно потупился. – Шалва спросил, какой у меня интерес. Хороший вопрос. Мне непонятно… Вот вы серьезные люди, я ваш бизнес не знаю, он мне неинтересен. Я
