происхождение.
Гуров кивнул, сдержанно улыбнулся, решил, что не станет помогать собеседнику вопросами. Сам на встречу пригласил, пусть сам и выкручивается.
– Совсем достала меня сопливая молодежь. – Николай понял, хватит ходить вокруг да около, пора сказать о главном. – Признаюсь, в недалеком прошлом я вопрос решил бы самостоятельно. Дал бы команду, пацанов перестреляли бы, словно куропаток. Но я не хочу подставлять своих людей, я ведь сам стрелять не пойду и в любом случае останусь в стороне.
– Значит, подобное решение в принципе вы не исключаете. – Гуров отодвинулся от стола, вытянул длинные ноги, разглядывал носки сверкающих ботинок.
– Исключаю, иначе я бы не звонил вам и не вел бы данный разговор. Сами подумайте, зачем мне засвечиваться, если я готовлюсь совершить преступление?
– Вы полагаете, что сегодня недостаточно засвечены? – усмехнулся Гуров. – Я вас знаю как облупленного, просто доказательств нет. А наша беседа ничего не прибавит и не убавит. Добуду доказательства – посажу, моргнуть не успеете. Что конкретно вы от меня хотите?
– Как каждый честный налогоплательщик, хочу защиты от беспредела, хочу мирной жизни и покоя. Я могу вам подсказать, кто руководит пацанами.
– Спасибо, мне люди известны, к сожалению, доказательств нет. Вы же знаете, потерпевшие либо в милицию не обращаются, либо показаний на насильников не дают. Замкнутый круг. – Гуров закурил, смотрел мимо Капитана, последний чувствовал себя дискомфортно и думал о том, что такой матерый зверь, если упрется и доказательства добудет, – посадит, не успеешь чихнуть.
– Если вам пацаны известны, повстречайтесь с первой пятеркой, предостерегите. Лев Иванович, вы человек известный, с репутацией, может, они вас испугаются. – Николай наполнил рюмки, выпил молча. Впервые он разговаривал с ментом, чувствуя свою неполноценность. Полковник излучал некий энергетический импульс силы и уверенности, внушал страх.
– Возможно, я и сумею на беспредельщиков воздействовать, но, боюсь, они на встречу не согласятся. А если и придут, начнут сразу стрелять, я этого не люблю, да и, признаться, боюсь. Ведь жизнь одна, другой не выдадут.
Однако попытаться можно. Мы не заинтересованы в арестах и посадках, нам необходимо остановить уличную преступность.
– А киллеры вас не волнуют? – съязвил Николай.
– Волнуют, только они составляют меньше процента от вала. Заканчиваем, я по своим каналам наведу мосты с Агеевым, там видно будет.
– Вы о Толике знаете? – удивился Николай. – Он великий конспиратор.
– Он маленький засраный фюрер. А знаю я много, к примеру, мне известно, какой вы предпочитаете завтрак, каких женщин, какой марки автомобили. Знаете, когда алкоголик завязал, самое главное, чтобы он не сорвался и не запил. Так что держитесь, если мне сообщат о вашем срыве, разговоры окончатся, пощады не ждите.
Нестеренко и Котов за двое суток добыли имена, фамилии и клички лидеров уличных группировок. Данные на Толика Агеева и его ближайшее окружение оперативники занесли на отдельную страницу, сложили все бумажки в папочку, положили ее на стол Гурова.
Он изучал материалы долго, словно фамилии, клички, адреса могли ему чем-то помочь.
Станислав привык к манере Гурова часами беседовать со свидетелем, который в момент преступления пошел из дома в магазин за молоком и чего-то видел, а возможно, и не видел, только слышал, или, как сейчас, перечитывать рапорт, который можно протереть до дыр, а нового из него извлечь не удастся. Крячко раздражала неторопливая, часто занудная методичность Гурова, но Станислав признавал, что выводы друга порой бывали парадоксальны и он из пустой руды добывал золотые крупинки доказательств.
Котов и Нестеренко дремали, сидя за ничейным столом, который стоял слева у стены. Порой оперативники открывали глаза, смотрели на Гурова, читающего и вновь изучающего их рапорты, словно в них было нечто новое и интересное. Наконец Гуров закрыл папку, положил на нее сцепленные в замок ладони, сказал:
– Хвалить вас, коллеги, не за что, работа нормальная, не более того. Картина удручающая. Количество фигурантов пугает даже меня. Мы обязаны выполнить приказ, попытаемся разложить группировку Агеева, иного пути не вижу. Сомневаюсь, что даже в случае успеха мы сумеем повлиять на такую массу отморозков и беспредельщиков.
Группировки обособлены, связи между ними чуть проглядывают, но иного пути у нас нет, будем работать, надеяться, что жизнь нам подскажет интересное решение.
Котов и Нестеренко переглянулись, начальник сказал: «связи проглядывают», а вот они, опытные опера, никаких связей не видели.
– Занимайтесь Агеевым и его ближайшим окружением, – продолжал Гуров. – Нужных свидетелей вы не добудете, но, возможно, какую-то слабину найдете. Наркоман, игрок, запутавшийся в долгах, серьезная любовь – меня интересует буквально все. В группировке работает Георгий Тулин, к нему не приближаться, но вопросы о нем можно и нужно задавать, иначе ваше поведение его расшифрует.
– Лев Иванович, он киллер, то есть наемный профессиональный убийца, и вы ему верите? – спросил Нестеренко.
– Валентин, ты некогда в школу ходил, сейчас не ходишь, жизнь течет, все меняется, – ответил Гуров.
– Но я хотел обратить ваше внимание… – Нестеренко неожиданно умолк, так как получил ощутимый толчок в бок. Острый локоть Котова воткнулся ему между ребер.
Казалось, Гуров смотрит в окно и не может видеть, что происходит за спиной, однако сыщик укоризненно сказал:
– Григорий, зачем же драться? Валентин и слова понимает.
– Человек их национальности любит ударить исподтишка. – Нестеренко поднялся. – Разрешите выполнять?
– Отправляйтесь по домам, поспите, отобедайте, примите душ. На полудохлых лошадях не ездят. – Гуров поднялся. – К вечеру начинайте, пацаны меня не знают, однако пару раз оброните, что деятельностью «мальчиков» заинтересовался полковник Гуров. Возможно, они обеспокоятся, и кто-нибудь из старших их просветит, мол, заинтересованность Гурова грозит тюрьмой.
Глава 3
Георгий Тулин продолжал жить у Анны. Девчонка, как говорится, расцвела на глазах. Она в пятнадцать лет рассталась с девственностью, жила в группировке, мальчишки приходили и уходили. Георгий был первым в ее жизни настоящим мужчиной. Сильный, спокойный, опытный, изредка даже ласковый.
Толик, перед которым она буквально благоговела, мгновенно превратился в щенка-двортерьера, точнее, растаял, скрылся за горизонтом.
Утром Георгий встал рано, когда Анна проснулась, он принес ей поднос с кофе, стаканом сока и бутербродом с копченой севрюгой, сел в кресло рядом, смотрел, как девчонка, смахнув слезу, пьет сок, и сказал:
– Ты, Анна, ко мне не привыкай. Я холостой, свободный, но не твоего романа. Я слегка обогрел тебя, так я и себя согревал. Ты сейчас на плаву, но я скоро уйду. У меня другая жизнь, я совсем не такой хороший, как тебе кажется. Конечно, после слюнявых щенков, торопливого траханья на мокрой скамейке я и кажусь тебе невесть кем. Я обыкновенный взрослый мужик и не более того. Положение у меня для семейной жизни не годящееся, могут посадить либо убить.
– Георгий! – Анна смотрела влюбленно.
– Да знаю я, знаю! – он махнул рукой, снисходительно улыбнулся. – Гамлет я, принц Датский. Проходили… На то она и жизнь, чтобы проходить и меняться.
– Я никогда, никогда, – произнесла девушка. Раздался звонок в дверь, пришел Толик.
Хмурый и собранный, казалось, явился не в гости, а ссориться, он увел Георгия на кухню, закрыл дверь и спросил:
– Вы знаете, кто такой полковник Гуров?
