– Не помню, – ответил Станислав. – Ты еще спроси, что было до Рождества Христова. Кажется, майором. А зачем тебе?
– Да вот сейчас подумал, он не изменился совсем. Только постарел. Ты другим стал, я тоже, а он – нет. Чудно.
– Лев Иванович, – сказал Котов, – полагаю, убийца попросит комитет выставить за вами наружку. Ему необходимо знать расписание вашего дня и схему передвижения по городу.
– Ошибаешься, Гриша. О его существовании знает один человек, руководитель секретного подразделения. Комитет никогда убийцу не признает, и людей ему никто не даст. Он для этой организации давно умер. Ему могут оказать анонимно какие-то услуги, сменить машину, например, не более того. ОН ко мне должен подобраться самостоятельно. Другой вопрос, что он знает, как это сделает, а мы не знаем.
А убийца жил в загородном пансионате, завел роман с пятидесятилетней дамой, которая влюбилась в него, словно девчонка. Она считала, что ее личная жизнь уже закончилась, и вдруг такой шикарный, умный и щедрый мужик. Рядом стреляли глазками девочки значительно моложе и симпатичнее, но ее внезапный любовник был неприступен и последователен.
Сегодня он пришел на завтрак в кашне, жаловался на горло, затем вместе со всеми смотрел телевизор. Убийца взял у медсестры марганцовку, сделал себе полоскание, попросил измерить температуру – оказалось у него около тридцати девяти.
Через некоторое время большинство отдыхающих знало, что «душа общества» слег с тяжелейшей ангиной. Своей пассии он объяснил: горло иногда прихватывает, следует отлежаться, и все пройдет.
В четыре он проводил любимую до ее номера, сказав, что сейчас наглотается антибиотиков, примет снотворное и ляжет спать. Его пожалели и расцеловали, он вернулся в свой номер, выключил телефон. Выждал еще минут тридцать. Когда совсем стемнело, оделся, запер дверь и выпрыгнул из окна в сад.
«Волга» его стояла в закрытом гараже, он хорошо заплатил, пояснив, что открытые стоянки он знает, уже был наказан. Ключ от гаража он приобрел за бутылку еще три дня назад.
Он вырвался из темного проселка на шоссе, через десять минут Москва встретила его яркими огнями.
Гуров ездил на служебной «Волге» Орлова, на «Мерседесе» Станислава, в «Жигулях» Нестеренко и Котова. Друзья-оперативники сопровождали сыщика постоянно, ни на минуту не оставляли одного.
Генерал Орлов освободил Гурова и Крячко от других дел, справедливо считая: чего-чего, а напряжения им хватает.
Кстати, уже через трое суток Гуров понял, что несколько переоценил свои силенки. Ему давно не тридцать лет и нервы его лишь окружающим кажутся стальными, а наедине с собой ему порой несладко. Заметил это один Станислав и утром сказал:
– Лев Иванович, почему бы тебе пару дней не поболеть? Выпили бы, я бы с ребятами перекинулся в картишки, посмотрел бы «ящик». Интересно – в правительстве все друг другу взятки дают, головы отрывают. Я эгоист и трус, люблю глядеть, как другие дерутся.
– Мысль недурная, – согласился Гуров. – Давай завтра, сегодня я уже прибыл на службу. Переговорю с Петром, возьмем пару дней. А сегодня у меня еще кое-какие дела.
Генерал Орлов готовился к совещанию у министра, принял Гурова накоротке, да и обсуждать им в принципе было нечего. На просьбу сыщика предоставить ему и полковнику Крячко двое суток отгула Орлов лишь кивнул:
– Рапорт можешь не писать. Сколько времени прошло с того дня, как Пузырев ушел из-под наблюдения?
– Пять суток, – ответил Гуров.
– Многовато. Подумай над этим. Может, он отказался и ушел из Москвы с концами?
– Всякое случается, Петр, – ответил Гуров. – Но он прожил нелегалом около двадцати лет. Тогда был молод, имел мощную «крышу». Думаю, он не захочет кончать свою жизнь таким образом.
– Хорошо, иди. Ты большой мальчик. – Орлов подвинул к себе бумаги с отчетами.
От безделья Гуров и Станислав за прошедшие дни отписали всю имеющуюся в их производстве документацию. В это утро они сидели за своими столами, Гуров чертил фломастером геометрические фигуры, Станислав смотрел в окно.
– А может, он все-таки убрался из Москвы? – как бы рассуждая сам с собой, произнес Станислав.
– Он рассчитывает, что мы так начнем думать, – ответил Гуров. – Если я прав и он бросится на меня, то он не шибко умен. Расчет прост и абсолютно ошибочен. Убить руководителя группы – и она постепенно рассыплется.
– Так группа действительно рассыплется, ты держишь все на своем авторитете. Петр как начальник главка не может лично заниматься отдельным конкретным делом. Да ему и руководство не позволит. А я слишком мелок, чтобы вести разговоры с замминистра.
– Ты меня рано хоронишь, – усмехнулся Гуров.
– Дурак, я считаю варианты.
– Он не знает, что вместо меня получит тебя и Петра.
Зазвонил телефон, Станислав снял трубку.
– Слушаю вас внимательно, – передразнивая Гурова, произнес он.
– Станислав, здравствуй, Кулагин говорит. Передай своему шефу, не хочу с ним разговаривать, что парни Волоха утром взяли банк в Нагатине. Мы точно знали, что они готовятся к направлению на Вернадского. Шесть трупов. Все. Привет.
Гуров молча слушал по своему аппарату.
– Вот закончу с нашим делом, и я до этой падлы в МУРе доберусь. И сука сидит даже не на отделе, а выше.
– Мне твои мысли известны, и я не согласен, – твердо ответил Станислав.
– А зачем ты был бы нужен, если бы всегда со мной соглашался? – ответил Гуров. – У меня на четыре и на шесть назначены встречи с людьми. Я хочу их тебе передать.
– Не рано ты себя хоронишь?
– Лишь подстраховываюсь. Когда человек заполняет страховой полис, то не думает о пожаре и не собирается попадать под трамвай. Он ходит на работу, обедает, спит с женой, но знает – жизнь разнообразна.
– Интересная характеристика жизни, надо запомнить.
В семь вечера оперативники на двух машинах подъехали к дому Гурова. Котов и Нестеренко переложили пистолеты в наружные карманы курток, вышли из «Жигулей», прошлись по тротуару. Вышел из «Мерседеса» Гуров, сказал Станиславу на прощание:
– Пока, жду тебя к завтраку.
Он открыл дверь подъезда, пропустил вперед Котова и Нестеренко, только затем вошел сам. Нестеренко в лифте поднялся на последний этаж, спустился пешком, кивнул, и Гуров с Котовым сели в лифт.
Сыщик подошел к своей двери, осмотрел ее, улыбнулся:
– У меня стальная дверь и сейфовые замки, проникновение в квартиру исключено, и меточки на своих местах.
– Лев Иванович, не будем повторяться, я все это уже слышал. Отдайте ключи и отойдите от двери. – Котов, который обычно говорил мягко, сейчас походил на воинского старшину.
Гуров отдал ключи, отошел в сторону. Происходящее походило на фарс либо на игру мальчишек в разведчиков. Но сыщик на основании своего огромного опыта знал, сколько охраняемых людей погибло, нарушив элементарные правила из-за надоевшей повседневной занудности охранников.
Котов тоже это знал. Он открыл дверь, постоял на пороге, только затем вошел в квартиру. Гуров смотрел, как скрылся за углом прихожей опер. Шагнул следом, когда в квартире ударил выстрел.
Мысль быстрее света. Гуров мгновенно понял, что выстрелил Котов, так как пистолет убийцы был, конечно, с глушителем. Раз Гриша выстрелил, значит, он еще жив. Все происходило на уровне подсознания. Сыщик сделал два широких шага и прыгнул, вытянув руку с пистолетом.
Убийца не ожидал охранника, выстрелил в вошедшего человека автоматически, зная, что у Гурова отличная реакция. Котов выстрелил в ответ, падая, – пуля ушла в потолок. Неожиданный выстрел отвлек внимание убийцы, который лишь взглянул на стрелявшего; этого времени оказалось достаточно, чтобы
