закричали «ура!», а гномы и звери подхватили крик, когда он сорвал яблоко и положил в карман. Потом он вернулся ко Льву.
– Можно, я пойду домой? – спросил он, забыв сказать «спасибо», но Аслан его понял.
Глава пятнадцатая
О том, как кончилась эта повесть и начались все остальные
– Когда я с вами, колец не надо, – сказал глубокий голос. Дети заморгали, огляделись – они опять были в Лесу-между-мирами, дядя спал на траве, Аслан стоял над ним.
– Пора вам в ваш мир, – сказал Лев. – Только сперва я покажу вам две вещи, и вы запомните их.
Они посмотрели и увидели ямку в траве, сухую, без воды.
– Прошлый раз, – сказал Лев, – это был пруд, через него вы попали в Чарн, где умирало солнце. Теперь пруда нет, нет и Чарна, словно его и не было. Пусть помнят об этом потомки Адама и Евы.
– Хорошо, Аслан, – сказали дети, а Полли спросила:
– Мы ведь ещё не такие плохие, как они?
– Ещё не такие, дочь Евы, – сказал Лев. – Но с каждым столетием всё хуже. Очень может быть, что самые плохие из вас узнают тайну, опасную, как то заклятие. Скоро, очень скоро, раньше, чем вы состаритесь, в великих странах вашего мира будут править тираны, которым так же безразличны радость, милость и правда, как злой королеве. От вас и от подобных вам зависит, долго ли они пробудут и много ли натворят. Это – предупреждение. А теперь – повеление: как можно скорее отнимите у дяди кольца и закопайте поглубже, чтобы никто их больше не трогал.
Дети глядели на Льва, и вдруг лицо его стало сверкающим золотым диском, или золотым морем, в которое они погрузились, ощутив при этом такое блаженство и такую силу, что им показалось, будто они ещё не знали счастья и мудрости, никогда не были хорошими и даже вообще не жили. Память об этом мгновении осталась с ними навек, и, пока они были вместе, одна мысль о дивном блаженстве смывала страх, раздражение и горечь; мало того – им казалось, что блаженство это – рядом, за дверью или за углом, и вот-вот вернётся. А сейчас, почти сразу, все трое оказались в шумном и душном Лондоне. Дядя, естественно, проснулся.
Стояли они перед домом Кеттерли, и всё было точно так же, только исчезли кебмен, лошадь и колдунья. У фонарного столба не хватало железки; на мостовой лежал разбитый кеб; толпа ещё не разошлась. Все занимались главным образом оглушённым полисменом, и то и дело слышалось: «Вроде очнулся!..», или: «Ну как, получше?», или: «Сейчас придёт «Скорая помощь».
«Вот это да! – подумал Дигори. – Здесь не прошло и секунды».
Многие удивлялись, где же великанша и лошадь. Детей не заметил никто – ни тогда, ни теперь. Дядю Эндрью никто бы и не мог узнать в таких лохмотьях и в меду. К счастью, дверь была открыта, служанка стояла на пороге (вот уж день так день!), и дети быстро втащили дядю в дом, никто ничего и не спросил.
Дядя кинулся вверх по лестнице, и они испугались, не хочет ли он спрятать оставшиеся кольца, но беспокоиться было не о чем: он спешил подкрепиться. Из своей спальни он вышел в халате и затрусил в ванную.
– Ты добудешь все кольца, Полли? – спросил Дигори. – Я хочу сразу пойти к маме.
– Добуду, – отвечала Полли. – Скоро увидимся. – И побежала на чердак.
Дигори перевёл дух и тихо вошёл в мамину спальню. Среди подушек, как и много раз прежде, белело её исхудавшее лицо, от одного взгляда на которое вы бы заплакали. Дигори вынул из кармана яблоко жизни.
Как и колдунья, здесь, в нашем мире, оно выглядело иначе, чем в том, своём. Вокруг было много красок – цветы на обоях, занавески, голубая мамина кофточка, – но сейчас всё это казалось бесцветным. Даже солнечный свет казался тусклым. Яблоко отбрасывало зайчики на потолок. Ни на что другое и смотреть не хотелось. О запахе я говорить не буду – словно открыли окно в небо.
– Какое чудо! – сказала мама.
– Съешь его, очень тебя прошу! – сказал Дигори.
– Не знаю, разрешит ли доктор, – ответила она. – Нет, конечно, оно не повредит мне…
Дигори нарезал его на кусочки и дал их маме один за другим. Когда она всё доела, она улыбнулась, и голова её снова упала на подушки. Она впервые заснула без этих гнусных таблеток, а Дигори знал, что ни о чём она не мечтала так сильно. Лицо у неё стало немножко другое. Он тихо её поцеловал и тихо вышел; сердцевину яблока он взял с собой. До самого вечера, глядя на обычные, будничные вещи, он то и дело терял надежду, но вспоминал Аслана – и обретал её.
Вечером он зарыл в саду сердцевину яблока.
Наутро пришёл доктор и довольно скоро вышел с тётей Летти в гостиную.
– Мисс Кеттерли, – сказал он, – это самый поразительный случай в моей практике. Это… это чудо какое-то! Мальчику я бы ещё не говорил, не надо возбуждать надежду слишком рано… Однако, на мой взгляд… – И Дигори перестал его слышать.
Попозже он вышел в сад и просвистел условный сигнал (вечером Полли прийти не смогла).
– Ну что? – спросила Полли, выглядывая из-за стены. – Как мама?
– Кажется… кажется, хорошо, – сказал Дигори. – Ты прости, я ещё не хочу об этом говорить. А как кольца?
– Вот они, – сказала Полли. – Не бойся, я в перчатках. Давай их закопаем.
– Давай. Я отметил место, где закопал сердцевину яблока.
Полли перелезла через стену, и они пошли туда, но, оказывается, отмечать было не нужно – что-то уже росло из земли, не так быстро, как в Нарнии, но росло. Рядом, поближе, Полли и Дигори закопали все кольца, в том числе – свои.
Через неделю уже не было сомнений, что миссис Кёрк выздоравливает. Ещё через две она вышла в сад. А через месяц всё в доме изменилось: занавеси раздвинули, окна открыли настежь, тётя Летти стряпала для сестры всё, что та хотела, повсюду стояли цветы, рояль настроили, мама снова пела и так забавлялась с Дигори и Полли, что тётя сказала: «Знаешь, Мейбл, ты у нас младше всех!»
Беда не приходит одна, не приходит одна и радость. Месяца через полтора они получили письмо от папы из Индии. Умер его двоюродный дед, старый лорд Кёрк, а папа был его наследником. Теперь ему не надо было служить, он мог навсегда вернуться в Англию. Большое поместье, о котором Дигори слышал с детства, стало теперь их домом со всеми конюшнями, теплицами, парком, виноградниками, лесами и даже горами (правда, уже за оградой). Казалось бы, чего ещё; но всё-таки я сообщу вам несколько необходимых сведений.
Полли проводила в поместье все праздники и каникулы и научилась доить, ездить верхом, плавать и лазать по горам. В Нарнии же звери жили радостно и мирно, и никто не тревожил их много сотен лет. Радостно жили и король Франциск с королевой Еленой и их дети, причём младший сын стал королем Орландии. Сыновья их женились на нимфах и дриадах, дочери выходили замуж за лесных и речных божков. Фонарь светил день и ночь; и когда много лет спустя другая девочка в снежную ночь пришла из нашего мира в Нарнию, она почти сразу увидела его. А случилось это вот почему.
Дерево, которое посадил в саду Дигори, хорошо разрослось, но здесь, на нашей земле, далеко от Аслана и от животворящего воздуха Нарнии, яблоки на нём уже не смогли бы исцелять умирающих. Они были совсем обычные, хотя и самые красивые в Англии. Однако дерево не забыло, откуда оно взялось. Иногда оно трепетало без ветра, потому что ветер дул в Нарнии; английское дерево вторило нарнийскому. А может быть, в нём все ещё осталась волшебная сила. Когда Дигори вырос и стал знаменитым ученым, путешественником, профессором и лондонский дом принадлежал ему, дерево сломала буря. Сжечь его как дрова он не мог и заказал из него шкаф, который перевёз в поместье. Сам он не знал, что шкаф волшебный, но другие это открыли, и так начались те путешествия в Нарнию, о которых вы можете прочитать в других книжках.
