И все же: эта история не про здесь и сейчас. Я, Сержант и Летучая Дева. Элен Гувер Бойль. Это история о нас; как мы все встретились. И что нас сюда привело.
Глава вторая
Тебе задают только один вопрос. Перед тем как ты получаешь диплом журналиста, тебе предлагают такое задание: представь, что ты репортер. Работаешь в ежедневной газете в каком-нибудь большом городе, и вот, в канун Рождества, редактор тебе говорит, что нужно сделать заметку. Несчастный случай со смертельным исходом.
Ты приезжаешь на место. Полицейские и врачи уже там. Соседи в домашних халатах и тапках толпятся у двери в квартиру, в мрачном многоквартирном доме трущобного типа. В квартире, под новогодней елкой, рыдают молодые родители. Их малыш подавился елочной игрушкой, задохнулся и умер. Ты записываешь все детали, имя ребенка, возраст и все такое и мчишься обратно в редакцию — время близится к полуночи, — чтобы успеть написать экстренную заметку в утренний выпуск.
Ты приносишь заметку редактору, и он говорит, что статья не пойдет, потому что ты не указал, какого цвета была игрушка. Красная или зеленая? Посмотреть было нельзя, а спросить ты как-то не подумал.
Статья прямо просится на первую полосу, и у тебя есть выбор.
Позвонить родителям и спросить.
Или же не звонить и потерять работу.
Это пресса. “Четвертая власть”. Когда я учился на журналиста, на выпускном экзамене по этике нам задавали только этот вопрос. Вопрос или — или. Я ответил, что позвоню в полицию. Такие вещи должны быть записаны в протоколе. Игрушку должны запечатать в полиэтиленовый пакет и сфотографировать как вещественное доказательство. Ни в коем случае я не стал бы звонить родителям после полуночи в канун Рождества.
По этике я получил D
Вместо этики я научился говорить людям только то, что им хочется услышать. Я научился письменно излагать факты. И еще я усвоил, что редакторы могут быть настоящими сволочами.
Я до сих пор не могу понять, для чего было это задание. Теперь я репортер, в ежедневной газете в большом городе, и мне не нужно ничего представлять.
Мой первый реальный ребенок был в сентябре, в понедельник утром. Не было никаких елочных украшений. Никто из соседей не толпился вокруг жилого трейлера в пригородной зоне. Один полицейский врач сидел с родителями на кухне и задавал им стандартные вопросы. Второй полицейский врач отвел меня в детскую и показал кроватку и все, что обычно в кроватке бывает.
Стандартная процедура включает следующие вопросы: “Кто обнаружил ребенка мертвым?”, “Когда его обнаружили мертвым?”, “Перемещали ли тело после того, как его обнаружили мертвым?”, “Когда ребенка в последний раз видели живым?”, “Ребенок был на грудном или на искусственном вскармливании?” Вопросы кажутся беспорядочными, но врачам ничего другого не остается, как только копить данные для статистики и надеяться, что когда-нибудь они сложатся в систему.
Детская была выдержана в желто-синих тонах. Занавески в цветочек на окнах, белый плетеный комод с выдвижными ящиками — рядом с кроваткой. Белое кресло-качалка. Над кроваткой висела игрушка- мобил из желтых пластмассовых бабочек. На плетеном комоде лежала книжка, открытая на странице 27. Синий ковер на полу. Вышивка в рамочке на стене;
Может быть, я не усвоил этику, но зато я научился замечать детали. Несущественных деталей не бывает. Любая деталь достойна внимания.
Книжка, лежавшая на комоде, называлась
Мой редактор планировал серию из пяти репортажей СВСМ, синдром внезапной смерти младенцев. Каждый год семь тысяч детишек грудного возраста умирают безо всякой видимой причины. Двое из каждой тысячи грудничков просто засыпают и больше не просыпаются. Мой редактор Дункан называет этот синдром “Смерть в колыбельке”.
Подробности о Дункане: он весь в прыщах и угрях, и раз в две недели кожа у него на черепушке приобретает насыщенный коричневый цвет вдоль линии роста волос, когда он закрашивает седину на корнях. Пароль у него на компьютере — “пароль”.
Все, что мы знаем про синдром внезапной смерти младенцев, — что в этом явлении нет никакой системы. Большинство малышей умирают у себя в кроватках между полуночью и ранним утром, но ребенок может умереть и когда спит в постели с родителями. Или в машине, или в коляске. Ребенок может умереть у матери на руках.
Во многих семьях есть дети, сказал мой редактор. Эта такая тема, о которой родители-бабушки- дедушки очень боятся читать и не читать тоже боятся. На самом деле ничего нового мы не напишем. Идея в том, чтобы дать краткий очерк пяти семей, потерявших ребенка. Показать, как люди справляются со своим горем. Как они продолжают жить дальше. Ничего нового мы не напишем, что касается фактической стороны смерти в колыбельке; но мы можем вдавить по эмоциям. Показать, сколько участия и душевных сил открыли в себе эти люди. Под таким вот углом. Подобные репортажи, без привязки к каким-то громким событиям, мы называем “тихими новостями”. Они пойдут центральной темой в раздел “Стиль жизни”.
В качестве иллюстрации можно дать фотографии улыбающихся здоровых детишек, которые теперь мертвы.
Мы покажем, что это может случиться с каждым.
Вот такая была у него задумка. Обычно подобного рода исследования делаются “по заказу редакции”. Был конец лета, с новостями было туговато. Это был тот период, на который приходится ежегодный пик рождаемости.
Идея редактора заключалась в том, чтобы я скооперировался с врачами, которые производят медицинскую экспертизу в случае беспричинной смерти грудных детишек.
Рождественская история, рыдающие родители, елочная игрушка — я уже столько лет работаю репортером, что давно позабыл эту байду.
Гипотетическая ситуация на выпускном по этике. Этот вопрос задают в конце курса по журналистике именно потому, что тогда уже поздно его задавать. Ты уже заплатил за обучение. Только годы спустя я понял, что нас спрашивали о другом: Ты
Глава третья
Приглушенный гул диалога проходит даже сквозь стены, потом — взрыв смеха. Потом — опять диалог. Большинство треков со смехом на телевидении было записано в начале пятидесятых. То есть почти
