говорит:
— Джентльмены.
Она берет со стола пачку бумажных салфеток, отдает их парню с разбитым в кровь носом и говорит:
— Мы сейчас все уладим.
Парень с кровавыми усами шмыгает носом, втягивает в себя кровь, и тянется за очередной горстью картофельных чипсов. Его разбитые губы, распухшие от соли, сочатся кровью.
Девушка перебирает листы у себя на планшете. Парень под номером 137 подходит ко мне, встает рядом.
Парень, который с телевидения. Со своим псом для автографов. Он говорит:
— Кого-то явно не кормили грудью… Девушка с секундомером зачеркивает номер на руке парня, который ест чипсы. Пишет ему новый номер.
Парень с татуировкой, опускает руку. Он наблюдает за ними. Растирает костяшки пальцев о ладонь другой руки.
Я говорю:
— Этот, который с татуировкой, он из Сурекьос, уличной банды из Сиэтла.
Я говорю номеру 137:
— Он кого-то убил, двенадцать лет отсидел в тюрьме. Вышел в прошлом году.
Парень под номером 137 прижимает к груди своего пса для автографов и говорит:
— Ты его знаешь? Я говорю ему:
— Взгляните на его руку.
На одной руке парня с татуировкой, в ямке между большим и указательным пальцем, еще одна татуировка: две короткие параллельные черточки с тремя точками вдоль одной линии — ацтекский знак для числа тринадцать. Ацтекская нумерология и язык науатль имеют широкое распространение среди Суреньос, гангстерских группировок Южной Калифорнии. Внизу на спине этого парня, прямо над резинкой трусов, набито число «187»: статья за убийство в Уголовном кодексе Калифорнии. Рядом с пупком выколот надгробный камень с двумя датами, между которыми — двенадцать лет разницы. Срок, который отбыл этот парень.
Номер 137 говорит:
— Ты что, гангстер?
Нет, не гангстер. Я просто знаю. Мне объяснил мой приемный отец.
Другие парни, собравшиеся в этой комнате — я показываю на их татуировки. Вон тот азиат с черными полосами вокруг бицепса, он из якудзы, японской мафии. Каждая черная полоса обозначает какое-нибудь преступление, которое он совершил. Еще один азиат с татуировкой «NCA» на спине, он тоже из мафии, из клана ниндзя-ассасинов. Парни ходят по комнате, топчутся на одном месте, ждут своей очереди — парни с маленькими крестами, набитыми на руках, на складке кожи между большим и указательным пальцем. Три дополнительные черточки сверху, расходящиеся лучами, превращают обычный крест в «крест пачуко», знак латиноамериканских банд. У других парней на том же месте наколоты три точки, образующие треугольник. Если они мексиканцы, эти три точки означают
Номер 137 говорит:
— Твой отец был мафиози?
Мой приемный отец был бухгалтером в одной корпорации, входящей в список 500 крупнейших компаний мира. Мы втроем — он, я и моя приемная мать — жили в пригороде, в доме, построенном в стиле эпохи Тюдоров, с огромным подвалом, где мой приемный отец возился со своими моделями железных дорог. Отцы соседских детей были юристами или химикамиисследователями, но они все увлекались моделями железных дорог. Каждые выходные, когда выдавалась возможность, они садились в машину и колесили по городу — проводили исследования. Фотографировали членов уличных банд. Граффити различных группировок. Проституток на панели. Мусор, грязь, бездомных наркоманов, плотно подсевших на героин. Все это они изучали, обсуждали между собой, спорили до хрипоты и старались перещеголять друг друга в создании наиболее реалистичных, наиболее подробных и жизненных сцен городского упадка, выполненных в масштабе, принятом для моделей железных дорог — у себя дома, в подвале.
Мой приемный отец брал единственный волосок от кисточки из меха норки и выводил номер «312» на спине крошечной фигурки гангстера. Превращал его в члена чикагских Vice Lords. Именно так гангстеры заявляют о своей территориальной принадлежности — делают татуировки с телефонными кодами городов. Обычно — на верхней части спины. Иногда — на груди или на животе. Парень, который ударил любителя чипсов, — у него на спине выбит код Сиэтла, территории банды Нортеньос. Так что, в общем, и неудивительно, что он такой напряженный.
Бладзы из банды «Блад» всегда перечеркивают букву «К» на своих татуировках. Так они отрицают всякую связь со своими извечными врагами из банды «Крип». Если у кого-то на татуировке перечеркнуты буквы «Б», это значит, что он из крипсов.
— Это тебе объяснил твой отец? — говорит номер 137.
Мой приемный отец. Корпящий над своей моделью железной дороги. Он никогда не обманывал мою приемную мать, но мог целыми днями мотаться по городу, фотографируя уличных проституток, а после сидеть у себя в подвале и раскрашивать крошечные фигурки, изображавшие этих самых проституток. Он никогда не употреблял запрещенные наркотики, но его миниатюрные джанки и нарки, сидящие на метедрине, — каждый был настоящим шедевром. Тонкой, не толще иголки, кисточкой мой приемный отец рисовал надписи на стенах миниатюрных заводов, заброшенных многоквартирных домов и дешевых ночлежек.
Я говорю номеру 137, что мне очень жаль, что его сериал сняли с эфира в прошлом сезоне.
Номер 137 пожимает плечами. Он говорит:
— Так ты приемный ребенок? Я говорю ему:
— С самого рождения.
В ожидании своей очереди на Касси Райт, обрюзгший блондинистый парень с длинной бородой стоит, скрестив руки на груди. Его желтоватая борода — жесткая, словно окостеневшая — торчит во все стороны, не опускаясь под действием силы тяжести. Может, она просто грязная, я не знаю. Его бледные предплечья покрыты расплывчатыми черными буквами «А» и «Б», свастиками и трилистниками. Тюремные татуировки, набитые куском гитарной струны — чернилами из смешанной с шампунем сажи от сожженных пластиковых ложек и вилок. Арийское братство. Его большие веснушчатые локти затянуты вытатуированной паутиной.
Рядом с этим арийцем — мистер Бакарди. Держится согнутым пальцем за золотую цепочку у себя на шее. На цепочке висит золотое сердечко. Медальон, который когда-то носила Касси Райт и снялась с ним в бессчетном количестве сцен. Зажав медальон двумя пальцами, Бакарди водит его по цепочке туда- сюда.
Я говорю:
— Моя настоящая мама, она известная кинозвезда. Но я не могу сказать кто.
Я говорю, что отправил ей тонны писем, на адреса кинокомпании и дистрибьюторов, даже на адрес ее агента, но она не ответила мне ни разу.
Номер 137 смотрит на цветы у меня в руках.
Я говорю:
— Я ничего от нее не хочу. Ни денег, ни чтобы она меня полюбила. Я просто хочу с ней встретиться. Как я понимаю, мне сейчас столько же лет, сколько было ей самой, когда ей пришлось отдать меня на усыновление.
Я не знаю, может быть, ее агент — или кто там у них занимается почтой — перехватывал мои письма и отправлял их в мусорную корзину. Но у меня есть тайный план, как мне встретиться с ней. С моей настоящей мамой.
Номер 137 говорит:
— А ты знаешь своего настоящего отца? И я пожимаю плечами.
На другом конце комнаты — чернокожий бритоголовый парень. У него на затылке красуется
