все. Читая роман дальше, мы следим за тем, как Джоанна Эберхарт и две ее подруги постепенно отказываются от своих амбиций и все больше погрязают в быте, уборке и готовке.
Самое ужасное в книге то, что стэпфордские мужья убивают своих жен. Выступая сообща, мужчины заменяют женщин симпатичными, высокоэффективными роботами, которые выполняют любое их желание.
Однако еще ужаснее то, что вы написали это за десять лет до того, как остальная часть американского общества заметила, что мужчины противятся освобождению женщин. Лишь появление удостоенного Пулитцеровской премии романа Сьюзен Фалуди «Негативная реакция» стало свидетельством, что не только вам понятна опасность того, как мужчины могут быть солидарны в борьбе за то, чтобы удержать женщин в рамках стандартной роли покорной домохозяйки.
Хотя «Негативная реакция» — превосходная книга и она делает свое дело, описывая, как женщин одевают модельеры-мужчины или как противники легализации абортов низводят женщин до роли живого контейнера для вынашивания плода, только вот основная ее тема какая-то… резкая. Она не завораживает читателя. Мисс Фалуди указывает на проблему и приводит груды свидетельств, однако когда ее книга подходит к концу, она не оставляет ощущения решимости. Никакой свободы. Никакой трансформации личности.
Более того — как и во многих произведениях «греховной прозы», где автор пускается в напыщенные разглагольствования по поводу поднимаемых им проблем, возникает уже упомянутая наркотизация. Главная тема становится такой вульгарной и безжалостной, что люди перестают ее слышать.
А вот в «Стэпфордских женах» мы смеемся вместе с Бобби и Джоанной. Смеемся много, всю первую половину книги. Однако вскоре исчезает Шармейн. Затем бедняжка Бобби. После нее — Джоанна. Цикл ужаса завершен. Мы увидели, что происходит, когда изображаешь из себя дурочку и отказываешься поверить в реальность, а когда наконец веришь, то, увы, уже слишком поздно. Все эти милые домохозяйки раскатывают тесто для пирогов в чистеньких, залитых солнцем кухоньках, но мы видим, как ими манипулируют, как формируют их взгляды. Они такие же, как и стэпфордские жены.
Ваша нелепая, безумная метафора роботизированной жизни… она такая… такая запредельная. Так и хочется сказать: мол, это вы хватили через край. Но каким бы безумием все это ни казалось, описываемое вами вытесняет надоевшую напыщенную болтовню, что-де домашняя работа закабаляет, отупляет и т. д., и т. п. Ваша метафора диснеевской женщины-робота-секс-рабыни-хаусфрау даже лучше вашей же метафоры дьявола-с-огромным-членом-насилующего-героиню. Вы предлагаете нам совершенно понятную мысль: домашняя работа смерти подобна. Простая, хорошо запоминающаяся, современная притча. Никому не позволяйте превратить вас в одну из стэпфордских жен. Оставайтесь женой, но не отказывайтесь от карьеры.
В каждой своей книге вы создаете метафору, которая позволяет нам повернуться лицом к Большой Проблеме, избегая, однако, такого столкновения с ней, которое заставляет отказаться от надежд на лучшее и капитулировать. Сначала вы очаровываете нас своим юмором, затем пугаете какой-нибудь страшилкой. Вы показываете нам человека, который, попадая в ловушку, тем не менее отказывается признавать опасность и всеми силами пытается ее избегать — до тех пор, пока не становится слишком поздно.
Вы можете не согласиться со мной, но даже в «Щепке», опубликованной в 1991 году, главной героине удается прозреть лишь с большим опозданием.
За десять лет до того, как весь мир увлекся всевозможными реалити-шоу и привык к тому, что веб- камеры расставлены во всех без исключения соляриях, раздевалках и общественных туалетах, вы предсказали посягательство на личное уединение в мире, полном новых теле- и видеотехнологий. Героиня «Щепки», Кей Норрис, поселяется в прекрасной квартире на двадцатом этаже похожего на огромную щепку небоскреба на Манхэттене. Она влюбляется в молодого мужчину, который живет в этом же доме, не зная, что он — владелец здания. Он напичкал каждую квартиру видеокамерами, чтобы развлечения ради тайно следить за повседневной жизнью жильцов.
Самый жуткий секрет этого «многоэтажного кошмара» заключается в том, что, когда люди узнают, что за ними незримо шпионят и прослушивают их телефоны, молодой домовладелец убивает их. Он записывает убийства на пленку и хранит эти видеозаписи.
Подобно Розмари Вудхаус и Джоанне Эберхарт, Кей считает, что новая квартира станет добрым началом ее новой жизни. Несмотря на то что рядом с ней таинственно умирают соседи, она не хочет верить в худшее и тешит себя любовным романом. Являя собой интересную эволюцию от Розмари (у которой не было никакой профессии) к Джоанне (которая только-только начинала карьеру фотографа), Кей Норрис всецело поглощена своей работой — она редактор книжного издательства. Она не была замужем. И ее не уничтожает реальность, которую она не смогла признать.
Но только потому, что ее спасет собственная кошка, а это вряд ли ее личная заслуга.
Десять лет назад многие страны поняли, что у них нет законов, запрещающих носить в портфеле видеокамеру, чтобы, оказавшись в гуще уличной толпы, снимать на пленку то, что у женщин под юбкой. Десять лет назад вы попытались предостеречь нас, что такая проблема грядет. Технологии давно опередили законы, и этому суждено было случиться. Затем вы создали притчу, чтобы привлечь наше внимание и сделать нам прививку от страха, создав метафору — героиню, на примере которой демонстрируете нам, как нельзя себя вести.
Не Платон ли строил свои доводы, рассказывая историю с очевидным изъяном и давая слушателю возможность уловить допущенную ошибку? Кто бы это ни был, такая методика дарит читателю миг озарения, возможность прозреть с криком «а-а-ах!». Специалисты в области преподавания утверждают, что до тех пор, пока мы не испытаем мгновение хаоса, за которым следует эмоциональная разрядка радости познания, вряд ли что отложится в человеческой памяти. Вы, мистер Айра Левин, заставляете нас запомнить ошибки, допущенные вашими героинями.
Но как же, мистер Левин, вам это удается? Вы показываете нам будущее. Тогда помогите же нам справиться с этим страшным новым миром. Побыстрее проведите нас по созданному вами сценарию наихудших событий и позвольте нам пережить их.
В терапии существует понятие «наводнения», когда психолог заставляет пациента пережить преувеличенный сценарий самых сильных своих страхов. Перегрузиться эмоциями. Человека, боящегося пауков, запирают в комнате, полной пауков. Человека, испытывающего страх перед змеями, заставляют трогать всевозможных ползучих гадов. Смысл этой методики состоит в том, чтобы контакт к привыкание притупили страх, который пациент испытывает к чему-то такому, что он до сих пор боялся исследовать. Жизненный опыт, реальность того, какова на ощупь змея и как она может повести себя, уничтожает страх вопреки ожиданиям пациента.
Это верно, мистер Левин? Вы это имели в виду?
Или же то, что вы делаете, — всего лишь утешение? Вы нарочно пугаете нас страшилками, чтобы по сравнению с описываемыми вами ужасами наша жизнь выглядела вполне сносной? Пусть наш доктор принимает за нас решения, зато мы по крайней мере не рожаем ребенка от дьявола.
Какой бы скучной ни была жизнь в заштатном городишке, зато мы живы и не заменены роботами.
Ваш коллега Стивен Кинг как-то сказал, что романы жанра «хоррор» дают нам возможность отрепетировать смерть. Писатель, работающий в этом жанре, подобен валлийскому «пожирателю грехов», который впитывает недостатки общества и растворяет их в себе, ослабляя страх читателя перед неизбежностью смерти. Да, мистер Левин, вы являетесь почти полной противоположностью этому. Вы неподражаемо, комично, пугающе признаете наши недостатки Проблемы, которые мы слишком боимся признать.
Создавая книги, вы ослабляете наш страх перед жизнью.
Это очень, ОЧЕНЬ страшно, мистер Левин. Но не страшно плохо. Это страшно
Личное
