Настоящее заседание считается закрытым!
Удар деревянного молоточка оповестил нас о том, что заседание закончено. Я едва сдержалась, чтобы не показать язык прокурорше, и стала принимать поздравления от своего адвоката.
Мы покинули здание суда через центральный вход, и это была уловка моего защитника, ибо на ступенях нас ждали репортеры. Я приняла эффектную позу, откинула назад волосы и, позируя с очаровательной улыбкой, позволила щелкать себя в различных ракурсах. Адвокат застрекотал, плавно переходя с французского на английский (здание суда окружили не только местные, но и зарубежные папарацци), сыпал юридическими терминами, ссылками на законы, постановления, прецеденты. Я же нежилась под майским солнышком и позволяла увековечивать себя на ступеньках здания суда.
Так толком и не ответив ни на один из вопросов журналистов, мы спустились к ожидавшему нас черному «Майбаху» с тонированными стеклами: мой менеджер позаботился о средстве передвижения. Журналисты прилипли к окнам автомобиля, продолжая щелкать фотоаппаратами и стрекотать камерами. Я почувствовала себя исследователем морских глубин, на батискафе спускающимся в Марианский желоб, – металлический «гроб» окружают диковинные и враждебно настроенные твари, готовые разорвать тебя в клочья.
Машина на предельно низкой скорости двинулась вперед. Мой адвокат нажал на кнопку, и с легким жужжанием поднялась перегородка, отгородившая нас от шофера.
– Ну что же, все прошло просто отлично, – за-явил мой защитник и раскрыл бар. – Хотите немного коньяку?
Я отказалась и, наблюдая за тем, как адвокат наслаждается спиртным, спросила:
– И что будет дальше?
– Дальше будет суд, Арина, – ответил небрежно законник. – О, я превращу его в настоящее шоу! Не беспокойтесь, вас оправдают. Стопроцентную гарантию дать, конечно, не могу, но все же, все же...
Гм, а кто мне тогда даст стопроцентную гарантию? Адвокату-то хорошо: признают меня виновной или нет, он все равно пришлет счет с пятью нулями. Бертран – либеральная страна, но против меня сейчас здесь многие ополчились. Еще бы, я, по общему мнению, убила олигарха, желавшего подарить крошечной стране, площадь которой недотягивает до десяти квадратных километров, футбольное чудо! А бертранцы, как известно, сходят с ума по футболу, хотя сами в него играть толком не умеют. Судить меня будут присяжные, набираемые из местных жителей. А значит, непредвзятости ожидать не следует. Одна надежда на моего велеречивого защитника.
Я вырвала у адвоката бокал с коньяком и заявила:
– Давайте обсудим стратегию защиты! Что вы намерены делать?
– О, имеется несколько возможностей, – уклончиво ответил адвокат. – Проще всего была бы, разумеется, явка с повинной. В таком случае можно было бы напирать на временную недееспособность или, к примеру, предать огласке извращенные сексуальные пристрастия убитого или его склонность к рукоприкладству...
Я онемело уставилась на моего защитника. Да, хорош гусь! Прямо хоть в духовке с яблоками запекай! Вместо того чтобы доказывать мою невиновность, он подбивает меня на публичное покаяние.
– Я не убивала Виктора! – сквозь зубы процедила я. – И разве вам, адвокатам, не все равно, виновен ваш клиент или нет? По-моему, главное – любыми способами убедить в его невиновности присяжных!
Адвокат, к тому времени уже завладевший другим бокалом, и снова с коньяком, произнес:
– Арина, буду откровенен: я могу, следуя вашему желанию, попытаться строить защиту на том, что вы не убивали месье Максюту...
– Я не убивала его! – выкрикнула я.
Больше всего мне хотелось сейчас влепить законнику пощечину. Но ежели я уступлю своим желаниям, кто будет меня тогда защищать? Он ведь наверняка оскорбится и сложит с себя полномочия.
– Я вам верю, – тоном воспитательницы, беседующей с ребенком-дебилом, заговорил адвокат, – но для нас важнее всего, чтобы поверили присяжные. А с учетом ситуации это будет сложно сделать. Давайте перечислим факты. Вы в течение последних пяти месяцев были любовницей убитого олигарха. Вы тайно встречались с ним, в том числе и на яхте «Полярная звезда». В ночь убийства вы отправились с ним на яхту, где предались оргии...
– Да, все так, черт побери! – не удержалась я от восклицания. – И что с того?
«Майбах» тем временем достиг отеля «Фонтен-бло», который находится на искусственной косе, вдающейся в море. Там я проживала до своего ареста. Прошло всего два дня, а кажется, что миновала вечность!
Адвокат монотонно продолжил:
– Вас обнаружила прислуга убитого, прибывшая ранним утром на яхту, дабы навести порядок. Точнее, не только вас, а в первую очередь мертвого хозяина. Кто-то перерезал ему горло – от уха до уха. Причем сделано это было при помощи ножа, который вы сжимали в руке. Яхтой управлял сам Максюта, больше никого на борту не было, как вы сами подтвердили...
– Я же не осматривала всю яхту, может быть, там кто-то притаился! – снова прервала его я. – На яхте масса помещений!
Адвокат вздохнул.
– Конечно, мы можем исходить из того, что туда проник таинственный убийца. Но… такая версия выглядит, пардон, притянутой за уши. Я могу себе представить, что у Виктора Максюты были враги, причем даже желавшие его смерти. Однако им было бы намного проще и безопаснее устранить противника при помощи столь распространенного в России заказного убийства. И насколько я в курсе, киллеры практически всегда используют огнестрельное оружие, гораздо реже – бомбы или яды. Но не кинжалы!
– Враги хотели создать видимость преступления на почве страсти, – заявила я, – поэтому они и подставили меня! И... и... и...
Более мне в голову ничего не лезло. Да, моя версия звучала нелепо, странно и глупо. Неужели я и правда до такой степени напилась, что прирезала Витю и ничего не помню о произошедшем? Этот вопрос за последние два дня я задавала себе миллион раз, не меньше. И каждый раз ответ был один и тот же: «Нет, невозможно. Я же не страдаю раздвоением создания или расщеплением личности. Да и не пила я много, потому что вообще много не пью. От силы два бокала шампанского. И все, больше в памяти нет ничего. Мы с Витей еще не успели перейти к тому, что адвокат именует оргией, как все закончилось. А потом я пробудилась от того, что кто-то грубо тряс меня за плечо. И тем самым кем-то был полицейский».
– И ваша, и моя задача – выиграть процесс, – назидательно произнес адвокат. – Если вы говорите, что невиновны, я обязан верить вам. Собственно, правда меня не интересует, потому что главное – склонить присяжных к принятию нужного нам решения. Но в данном конкретном случае убедить их будет очень нелегко. Так что необходимо хорошенько подумать о том, на какой версии остановиться. При неблагополучном для нас исходе, то есть в случае вынесения обвинительного приговора, вам грозит пожизненное заключение. – И адвокат указал на возвышавшуюся в бухте на черной одинокой скале тюрьму «Святая Берта». – А вот если упирать на то, что Максюта унижал, бил, истязал вас и даже склонял против вашей воли к сексу, то можно отделаться несколькими годами заключения. Есть другой вариант: нанять команду психиатров, которые подтвердят вашу невменяемость. В таком случае тюрьма вам вообще не грозит.
– И вместо этого я отправлюсь в психушку? – вырвалось у меня. – Нет уж, покорнейше благодарю! Я не убивала Виктора. И не хочу признаваться в том преступлении, которое не совершала.
Но все же меня грызла мысль – а что, если адвокат прав и своей несговорчивостью я подпишу себе если не смертный приговор (гильотинировать, по французскому обычаю, в Бертране перестали после Второй мировой), то обреку себя на жалкое существование до конца жизни в тюремной камере? Впрочем, по истечении пятнадцати лет можно подать прошение о помиловании, которое, не исключено, будет удовлетворено, и я в возрасте сорока пяти лет покину застенки. Небольшое утешение!
Сейчас мне всего (уже?) тридцать. Если останусь на свободе, то смогу наслаждаться жизнью и до сорока лет еще вышагивать по подиуму, работать лицом того или иного косметического концерна или Дома моды. Но кому я буду нужна после пятнадцати лет в тюряге? К тому же с клеймом осужденной убийцы...
– У вас, Арина, имеется время, чтобы поразмыслить обо всем, взвесить «за» и «против», принять оптимальное решение, – заметил напоследок адвокат и вылез из автомобиля, дверцу которого распахнул
