того, она говорила, что Леночка – ее лучшая подруга.
– Ага, тогда я – Коко Шанель, – возражала на это Тамара Павловна Воеводина, еще одна сотрудница рекламного отдела. Тамара Павловна, носившая короткие стрижки, клетчатые пиджаки и вечно дымившая дешевыми сигаретами, и взяла под свою опеку Лену. Воеводина открыто конфликтовала с Региной.
– Эта чистоплюйка ставит себя выше всех, – говорила безапелляционно Тамара Павловна. – И твердит, что папа у нее контр-адмирал, а мама – поэтесса, член Союза писателей и получила когда-то похвальные отзывы от Анны Ахматовой. Так я этому и поверила! Ты читала стихи мамаши Регины? Типичная советская конъюнктурщина, бездарное воспевание очередей за колбасой, нудных субботников и отпуска дикарем в Сочи. Наверняка ее мамаша такая же, как дочка. А легенду об Ахматовой сами придумали!
Тамара Павловна, самый заслуженный сотрудник отдела, не скрывала своего возраста и относилась к Лене с материнской нежностью.
– Цени, что такая бабка, как я, дружу с тобой, – говорила она не раз в «курилке». – А Региночке мы зададим жару, она еще получит по своему курносому носику сковородкой!
Курносый нос, который, как считала Регина, портил ее идеальную нордическую внешность, был незаживающей раной дочери поэтессы. Поэтому, когда однажды после отпуска Регина появилась на работе, презентовав коллегам свой новый носик, совершенно прямой и ничуть не вздернутый, Тамара Павловна ахнула, а затем громогласно поинтересовалась, у какого Буратины Регина стырила «этот шнобель». Регина, которая летала на пластическую операцию в Швейцарию, вспыхнула и с того момента возненавидела Воеводину.
– Я старалась разработать наилучший план, – продолжала Регина, уже не скрывая торжества. – И, судя по вашим словам, Дмитрий Львович, это мне удалось. Сожалею, что коллеги были не так удачливы…
Дмитрий Львович, зашуршав бумагами, кашлянул и сказал:
– Однако не торопитесь, Регина Владимировна. Я повторяю, ваш план блестящ и превосходен, однако… Однако он совершенно не годится для внутреннего рынка. Вы, наверное, забыли, что мы разрабатываем рекламную концепцию новой продукции не для Западной Европы и тем более не для Соединенных Штатов, а для России. То, что вы предложили, будет иметь колоссальный успех и несомненный резонанс в Париже, Мюнхене или Сан-Франциско, но у нас… Хочу вам напомнить, что жизнь в нашей стране несколько отличается от условий жизни за рубежом. И это данность, которую нужно обязательно учитывать при проведении рекламной кампании.
Тамара Павловна, облаченная, как всегда, в брюки и клетчатый, ядовито-горчичного цвета пиджак, крякнула и пробасила:
– Регинушка, что же ты так оплошала? Или перепутала страны? Такое бывает, если постоянно мечтать о месте в чикагской штаб-квартире.
Регина даже не удостоила Воеводину и кивком головы. Она окаменела, улыбка приросла к ее холеному лицу. Больше всего Станкевич ненавидела критику, в особенности публичную, когда свидетелями ее краха становились коллеги. Суровые родители воспитывали Регину в твердом убеждении, что критика в свой адрес – синоним собственной слабости и несостоятельности и поэтому совершенно недопустима.
Другие сотрудники отдела, красавец Михаил, одиночка Сергей и конформист Виктор, начали вносить свои предложения. Активизировалась и Тамара Павловна, которая на правах старшего товарища тыкала всем, даже шефу, перебивала каждого и отпускала едкие замечания.
– Ну, Витенька, это же курам на смех, с такими предложениями тебе дальше собачьей конуры соваться не надо…
– Миша, ты что, обалдел? У нас же главными потребителями продукции являются женщины, а ты зачем-то впариваешь сюда Шварценеггера. И вообще, он ведь к бабам приставал, плохо себя вел…
– А это уже лучше, Сережа, но придется еще немного посидеть и подумать. Годика этак четыре, не больше…
Лена улыбнулась. Тамара Павловна была в своем обычном репертуаре. На ее зачастую бестактные замечания никто не обижался (за исключением Регины), все привыкли, что она говорит правду или то, что считает таковой.
– Прекрасно, дамы и господа, – прервал дебаты Дмитрий Львович. Он поправил тонкую стальную оправу очков и, посмотрев на Лену, сказал:
– Елена Николаевна, почему же вы молчите? Я получил от вас весьма занимательный проект рекламной кампании. Может, изложите его всем присутствующим?
Лена, которая пришла в отдел позже всех и работала в нем всего лишь год, так и не смогла избавиться за прошедшие двенадцать месяцев от ощущения, что она здесь новичок и другие имеют гораздо больше прав что-то утверждать и предлагать.
– Конечно, – сказала она, чувствуя, как сердце в груди начинает бешено стучать. Самое важное – сохранять полное спокойствие. Она же уверена, что ее концепция наиболее оптимальная. И даже если коллеги раскритикуют ее в пух и прах, то для того она и работает в отделе, чтобы на основе критических замечаний выбрать наилучший вариант. Именно этого требует от них руководство «Хаммерштейна». Лена вспомнила о том, что через несколько дней на фабрику ожидается визит высоких гостей: к ним пожалует супруга самого господина Магнуса Хаммерштейна Грегуара в сопровождении сына и наследника Эдуарда. Сам Хаммерштейн почти никогда не удостаивал свои предприятия чести принимать себя лично. Говорят, он много времени проводит на личном острове в океане, где занимается подводным плаванием и разработкой новых запахов.
Лена прошествовала к доске, на которой закрепила первый плакат со схематичным изображением центральных фаз рекламной кампании. Через три месяца на российский рынок предстояло выбросить ряд новых продуктов – духи, дезодоранты, помады, крем. И чтобы иметь успех и потеснить конкурентов, требовалось детально разработать каждый шаг презентации новинок.
Она начала излагать план. Тамара Павловна, наклонив голову с неизменной короткой прической, слушала ее очень внимательно. Воеводина только играла, изображая громогласную особу, которая не стесняется в выражениях, на самом деле она была одним из лучших специалистов в своей области в стране. Иначе бы она и не работала в «Хаммерштейне».
Михаил, с которым в последнее время у Лены сложились романтические отношения, что-то быстро писал в блокноте, то и дело бросая взгляд то на Лену, то на доску с плакатом. Меланхоличный Сергей Фишер, который за день мог не проронить ни слова, хмурил лоб, Виктор Медведев, всегда становящийся на сторону победителя, выжидал. Глава отдела, Дмитрий Львович, внимательно следил за объяснениями Лены Монастырской, и по его лицу она не могла понять, какое именно впечатление производит на него ее доклад.
Зато Регина! Лена, взглянув на Станкевич, сразу поняла, что победила. Регина, которая и так была всегда бледна, в основном при помощи большого количества тонального крема и пудры производства концерна «Хаммерштейн», теперь сравнялась по цвету с белыми стенами. Улыбка давно исчезла, а тонкие пальцы с покрытыми серебристым лаком длинными ногтями нервно рвали на клочки лист бумаги. На столе перед Региной уже громоздилась приличная кучка обрывков.
– Вот и все, – просто закончила Лена и смахнула длинную каштановую прядь, которая упала ей на лоб.
– Ваше мнение. – Дмитрий Львович повернулся к сотрудникам. Он никогда первым не выносил вердикт, предоставляя своим подчиненным решать судьбу проекта. И только потом говорил то, что думает по тому или иному вопросу.
– Великолепно, я чуть не описалась от радости, когда услышала, – резюмировала Тамара Павловна. – Пара корректур, и это попрет, как танк в пустыне.
– Почти идеально, – сказал Михаил и сверкнул белозубой улыбкой. Лена почувствовала, что любит его. Сергей Фишер промямлил нечто невразумительное, однако это означало его полное одобрение. Виктор Медведев, увидев, куда дует ветер, мгновенно примкнул к мнению большинства и начал сыпать цветистыми комплиментами.
– Регина? – Дмитрий Львович ждал мнения Станкевич. Та, разорвав последнюю полоску бумаги, сказала поразительно ровным и лишенным эмоций голосом:
– Мне кажется, что Лена проделала удивительную работу. Ее предложения – самые подходящие.
– Я тоже такого же мнения, – завершил Дмитрий Львович. – Регина Владимировна, ваши идеи, без
