только можно, о Виланде Бейкере, профессоре университета города Нюрнберга, и его американской жене. Затем, положив трубку, посмотрела на Николетту.
– Мне удалось найти того человека, которому принадлежит запонка, – сказала Эльке. Кордеро вопросительно посмотрела на нее. Шрепп продолжила: – Это уважаемый дон Пруденсио Ногера, дядя Фелиппе и по совместительству – глава Санта-Клариты.
Она поведала Нико о своем открытии. Та, в свою очередь, рассказала о путешествии в монастырь, о распрях между монахинями, каталоге церковных ценностей, найденном в келье сестры Фернанды, и своих мыслях о ее убийстве.
– Значит, ты думаешь, что к убийствам причастен кто-то из монастыря? – произнесла Эльке Шрепп. – Но зачем одной из монахинь совершать такие жуткие преступления? Что это даст им?
– Пока не знаю, – проговорила медленно Николетта. – Но мне кажется, что виной всему наша неинформированность. В городе что-то происходит, в Санта-Кларите имеются свои собственные тайны, которые так просто не раскрываются чужакам... – Николетта понизила голос и кивнула в сторону смежного помещения, где находился комиссар Гарсиа: – Ты думаешь, Фелиппе можно доверять? Он зависит от своего дядьки и, возможно, намеренно скрывает причастность Пруденсио к убийствам.
Эльке тоже придерживалась подобного мнения. Фелиппе ей нравился, однако... Однако он был племянником Пруденсио, и именно мэр поставил его на место главного полицейского в Санта-Кларите.
Фелиппе снова появился в кабинете и спросил с любопытством:
– Ну что, какие-то успехи есть? Наверняка вы много разузнали?
– Я познакомилась с вашим дядей и его супругой, – произнесла Эльке. Фелиппе улыбнулся, однако улыбка вышла несколько натянутой. У комиссарши создалось непреодолимое впечатление, что Гарсиа чего- то боится.
– Занимательный человек, – пробормотал он. – Дядю все уважают, он замечательный политик и так много сделал для нашего городка. Я ему тоже многим обязан, он и тетя Камилла позаботились обо мне после смерти моих родителей.
Эльке почувствовала сонливость. Еще бы, она не спала всю предыдущую ночь, а теперь, в самый разгар зноя, сидела в душном кабинете и пыталась сообразить, лжет Фелиппе или нет. Когда тот снова вышел, она рассказала Николетте и о приглашении Пруденсио.
– Нам надо воспользоваться гостеприимством дона Ногеры, – сказала та со смешком. – Он, как я понимаю, весьма галантный мужчина, при этом ему есть что скрывать от правосудия. Так что мы навестим его сегодня вечером!
Знойный день неожиданно подошел к завершению. Только что светило раскаленное солнце, которое испепеляло сухую почву и заставляло жителей Санта-Клариты прятаться в прохладных помещениях, и вдруг наступили роскошные тропические сумерки. Перезвонил Йохан Пилярски. Информация от него была многообещающей.
– Начать надо с того, что профессор Виланд Бейкер вовсе не профессор и совсем не Бейкер, – услышала Эльке далекий голос своего напарника. – Он на самом деле когда-то историю преподавал в Нюрнбергском университете, однако не имеет отношения к этому вузу уже как минимум лет пятнадцать. Его уволили из-за некоего покрытого тайной скандала. Вроде бы он пытался подделать результаты исследования и совершил кражу из архива. В общем, в научном мире он – пария.
Так, так, впитывала сведения Эльке. Вот каков он, этот профессор Бейкер. И почему он оказался в Санта-Кларите?
– У него есть американская жена Саманта Бейкер. До того как они соединились узами брака, профессор звался Виланд Зюльц. Вот так! Он взял фамилию жены, чтобы, по всей видимости, положить конец истории об его увольнении из университета и лишении профессорского звания.
Ага, он, значит, заметал следы и вполне легальным способом изменил себе фамилию. Герр Виланд Зюльц!
– Его жена из богатой и влиятельной семьи, старшие братья Саманты занимаются нефтяным бизнесом, а ее личное состояние исчисляется многими миллионами. Так что заботиться о хлебе насущном Саманте не приходится. Поэтому она посвятила себя науке, преуспела в этом. Работает в университете Сан-Диего. Ее специализация – страны Южной Америки в восемнадцатом и девятнадцатом столетиях. О ней я мало что могу сообщить. Вроде бы никаких преступлений за Самантой не числится.
Эльке поблагодарила Йохана и повесила трубку. Преступлений за Самантой не числится, но неужто она вышла замуж за разжалованного немецкого профессора по большой любви? Или их объединяет что-то иное?
Вечером они отправились на прием в особняк к дону Пруденсио. Тот встретил комиссарш, как всегда, с очаровательной улыбкой и манерами ловеласа. Эльке отметила, что он опять пытается приставать к ней.
В гостиной, выходящей в сад, собралось местное изысканное общество. Супруги Бейкер, отец Теренсио, Фелиппе Гарсиа, еще несколько человек, видимо, кто-то из власть имущих и богатых.
Среди гостей выделялась одна дама лет пятидесяти, несколько вульгарная, но красивая и дорого одетая. Она заразительно смеялась, при этом на ее груди колыхались массивные золотые украшения.
– Синьора Сивилла ди Альбронзо, – представил ее дон Пруденсио. – Она, можно так сказать, важный инвестор из столицы.
Синьора Сивилла, показав безукоризненные зубы, ответила глубоким прокуренным голосом:
– Пруденсио, ну зачем так шутить! Я – бедная вдова бедного банкира, которая на старости лет решила покинуть бурный мегаполис и перебраться в тихую провинцию.
– Донна Сивилла хочет построить у нас свою резиденцию, – продолжал мэр. – Поэтому она купила несколько участков около города...
– Ах да, – произнесла томно Сивилла. Она сделала театральный жест рукой, унизанной перстнями. – Мой дорогой и горячо любимый муж оставил мне состояние, которое я предпочитаю тратить. Санта-Кларита – такой прелестный городок, я купила здесь несколько участков земли, благо, они стоят не так дорого. Вскоре начнется строительство...
Ее монолог прервали далекие крики, нечеловеческие и какие-то леденящие. Крики эти перешли в завывания, которые сменились всхлипами и плачем. Эльке похолодела. В джунглях множество животных, которые ночью пробуждаются к жизни. Возможно, так кричит обезьяна, которую поглощает питон, или мелкая птица, попавшая в силки.
Никто из гостей, казалось, не придал особого значения этим крикам, однако Эльке заметила, что на секунду воцарилось молчание. Первым прервал его дон Пруденсио.
– Плачущая Долорес, – сказал он с улыбкой. – Наше городское привидение. В последнее время оно что- то разошлось. И чего она так кричит?
– Плачущая Долорес? – переспросила Николетта, явно сбитая с толку. – Ваше городское привидение? Но о чем вы ведете речь, дон Пруденсио?
Мэр усмехнулся и пояснил:
– О, для вас это звучит, возможно, дико, но у нас все верят в то, что это кричит призрак монахини, повесившейся от несчастной любви лет двести пятьдесят назад. Ее многие видели на монастырском кладбище, а также на улочках Санта-Клариты. Облаченная во все белое, она светится и летит над землей, завывая от тоски по возлюбленному, с которым ее разлучили. Вроде бы она из богатой семьи, влюбилась в простолюдина, и родители сослали ее за это в монастырь, где она и покончила с собой. И теперь она никак не может найти успокоения, ищет свою любовь и, не находя ее, плачет и завывает. При этом верят, что она активизируется накануне чего-то нехорошего, чьей-то смерти или природной катастрофы.
– Неужели убьют еще одну монахиню? – с металлом в голосе спросил Виланд Бейкер. Он говорил по- испански практически без акцента. Эльке отметила, что у бывшего профессора большие сильные руки. Он вполне мог бы задушить сестру Фернанду и утопить в фонтане сестру Пилар, а также снести полчерепа дону Хорхе Фабидо.
Крик повторился, на сей раз с вариациями. Шрепп подумала: неужели обитатели городка верят в подобную чушь? Хотя как знать, для них это вовсе не сказки или легенды, а реальность. В Санта-Кларите действовали собственные законы.
Общение возобновилось, вскоре подали ужин. Хозяин сидел подле Эльке, и та вдруг ощутила, что его
