придавать любую форму, и направленным взрывам, убивающим только того, кого нужно.
– Достичь с помощью взрыва того, что требуется, проще всего, но так как за другие жертвы не платят, то и калечить их не надо. Например, жертва любит выпить кофе – чего же проще, тонкое фарфоровое блюдце взрывается у нее в руках, разнося череп и грудную клетку, а в радиусе пятидесяти сантиметров ни единого повреждения или осколка. Или есть еще библиофилы, любители полистать старинные фолианты, в которых также может гнездиться что-то пиротехническое. Правда, был случай, когда таким образом один известный мне человек уничтожил не только заказанного миллионера, но и книгу, которую тот держал в руках. Это была инкунабула, старофранцузские баллады, стоимостью в два миллиона долларов. Жена этого бедняги рвала на себе волосы, потому что ее наследство значительно сократилось, когда книжечка превратилась в горящие лохмотья.
Было еще много чего – своеобразный курс медицины, цель которого не столько помогать оживить человека, сколько способствовать его скорейшему переходу в мир иной, фармакология, токсикология…
– Травить жертву мне не нравится, потому что в этом случае твоя деятельность сводится к минимуму, главное – дать яд. Это как-то обезличенно и подло, если можно говорить о градации подлости в нашей профессии. Однако некоторые специализируются на этом. Правда, есть риск, что не тот, кто нужно, выпьет или съест отраву, или умрет не одна жертва, а половина гостей, приглашенных ею на банкет. Но это, что называется, издержки нашей деятельности…
Слежка за жертвой, учет психологической реакции, основы юриспруденции – все это постепенно приходилось постигать Инне. Она не представляла раньше, что для того, чтобы просто уничтожить кого-то, потребуется столько теоретических знаний.
– Я же, совершенно ничего не зная, смогла помочь миру лишиться нескольких неприятных личностей, – сказала она как-то Эрику после особенно утомительного дня.
– И что в итоге? Тебе просто чертовски везло, это тоже не последнее в нашем деле, но, например, в случае с твоей ревнивой любовницей ты оставила массу улик, и только мое появление спасло тебя…
Потребовалось около полутора лет упорных занятий и тренировок, чтобы однажды вечером, после того, как Эрик вернулся откуда-то издалека, он признал, что обучение подходит к концу.
– Ты выходишь на финишную прямую, – сказал он Инне. – Думаю, что года через два ты станешь одной из лучших…
– Нет, самой лучшей… – был ее безапелляционный вердикт.
– А для этого нужен еще один штрих. Тебе придется играть, изобретая, а поэтому требуются знания. Различные знания. Например, о том, чем симфонизм Моцарта отличается от симфонизма Бетховена, что такое счет инкассо или каковы особенности парламентаризма в Италии. Кстати, тебе известен закон Бэра?
После того, как Эрик выяснил, что сей закон незнаком Инне, ей пришлось корпеть еще полгода над различными книгами, слайдами, статьями, чтобы получить самые начальные знания о том, что иногда позволит ей выдать себя за светскую даму и поговорить о Шнитке, а в другой раз – за смачную бабищу, сфера интересов которой колготки, богатый хахаль и шейпинг.
– Главное – не останавливаться на достигнутом. В нашем деле расслабление и самовосхищение подобно регрессу, ты, думая, что поднимаешься вверх, постепенно скатываешься вниз. И наступает момент, когда жертва остается в живых, а этого не любят, и совсем скоро, несмотря на все предпринятые меры, зверем, которого травят, становишься ты. Причем здесь игра будет без всяких правил, тут в ход идет все: и взрыв дома, и автокатастрофа, и расстрел в кафе, когда вместе с тобой погибает три десятка обыкновенных посетителей.
Теперь Инна чувствовала, что практически готова к тому, чтобы стать обезличенной машиной для уничтожения людей. Все будет очень просто – она убивает, ей за это платят. Может быть, это не то, о чем она когда-то мечтала, но ведь главное, что она сумеет стать первой, той, которая возьмется за любое дело, вплоть до убийства президента…
…Было начало января. Эрик, зайдя в тир, где Инна без всякого усилия выбивала самые высокие очки, сказал ей:
– Тебе пора.
– Для меня есть дело? – Сердце Инны забилось немного быстрее, хотя она старалась контролировать свои эмоции. Она давно ждала этой фразы.
– Пока что нет, мы летим в маленькую и уютную Швейцарию… Последний штрих, и где-то в апреле ты приступишь к своим обязанностям…
Через несколько дней они были в Альпах, в небольшой частной клинике по пластической хирургии. Вопросов тут никто не задавал, а уровень мастерства был непревзойденным. Требовалось изменить внешность так, чтобы те, кто прекрасно знал Инну, никогда при встрече не узнали в ней женщину, которая официально считается погибшей в авиакатастрофе.
Когда сняли бинты, Инна, разглядывая себя в зеркале, просто не поверила глазам. На нее смотрела совершенно другая женщина. Ее возраст мог варьироваться от двадцати до сорока. Хирург изменил форму носа, сделав его более изящным, разрез глаз стал более острым, даже сама форма лица приняла другие очертания. Ее рыжеватые волнистые волосы изменили не только цвет, став темными, но и структуру, сделались прямыми. Цвет глаз… Теперь они благодаря линзам стали темно-карими, а улыбка из-за измененного абриса губ выглядела совершенно иначе. Прежняя Инна умерла не только на бумагах, ее не стало на самом деле.
Теперь была только Инна-Мария Станицек-Эриксен, двадцати шести лет, полячка по происхождению, супруга Эрика Эриксена, подданная Шведского королевства. Прошлое осталось где-то далеко.
– Великолепно, дорогая, – произнес Эрик, склоняясь к зеркалу, в котором Инна рассматривала свое новое лицо.
Заметив, что он впервые за все время назвал ее так, она улыбнулась.
– Я согласна, – произнесла она. Даже ее голос из-за каких-то манипуляций на голосовых связках стал более глубоким и волнующим. – Работа ювелирная.
– Ты самая способная моя ученица. Вместе мы завоюем мир, и он окажется у наших ног. Мы ведь распоряжаемся тем, что доступно только господу богу. Жизнью…
Помолчав, он сказал:
– Ты пробудешь в клинике еще две недели. Можешь отдыхать и набираться сил. А мне надо в одну социалистическую страну… И запомни, что для тебя это затишье перед бурей. Совсем скоро ты начнешь… Начнешь убивать…
После этих слов он впервые поцеловал ее, и Инна не знала, что так возбудило ее, разливаясь по телу огнем: то, что Эрик скоро станет принадлежать ей, или то, что она наконец сможет убивать…
А через два с половиной месяца, когда Инна уже привыкла к своему новому лицу, Эрик объявил, что время настало.
– Думаю, ты можешь начинать. Заказ поступил в мое распоряжение. Отныне ты сама сможешь получать их. Посмотрим… Те, кто ждал все это время и в какой-то мере спонсировал тебя, хотят отдачи.
– Те, кто стоит за всем этим, своего рода бюро распределения, которое распространяет заказы на убийство между своими наиболее надежными исполнителями? – поинтересовалась она.
– Что-то типа того. И, естественно, как и при любой бюрократической системе, они берут себе часть доходов…
– Наверное, большую часть, – протянула Инна. – Уверена, что это лысые старики, безвылазно живущие где-нибудь на Карибах. А почему мы сами не можем искать себе контракты? Зачем платить тем, кто принимает в деле минимальное участие?
– Детка, – рассмеялся Эрик, но за его улыбкой скрывались иные чувства. Опасение… – Не нужно лишних вопросов. Те, кто пытается уйти от фирмы, так мы называем нашу организацию, живут недолго. Советую и тебе даже не думать об этом, кто знает, может быть, они уже научились читать мысли. Они тебе помогут практически в любой ситуации, запомни. Но идти против них… Это безумие, которое неминуемо закончится смертью!
Первым человеком, которого Инне предстояло лишить жизни, оказался глава одной из итальянских мафиозных семей в Лос-Анджелесе. В большом белом конверте, судя по штемпелю, отправленном из Австрии, содержалась вся нужная информация – фотография грузного мужчины лет сорока
