Я толкнула входную дверь – и увидела перед собой ухмыляющуюся физиономию Винокура. А затем произошло то, чего со мной никогда не происходило: я впала в ступор. Всего на несколько мгновений, но их маньяку хватило, чтобы броситься на меня. Его пальцы сомкнулись на моем горле.
Наконец я пришла в себя, но убийца уже взял инициативу в свои руки и, повалив на пол, душил меня. Я видела его искаженное злобное лицо, слышала, как он приговаривал:
– А вот нечего, дорогая Ника, нечего совать нос в мои дела! Мне же сообщили из Нерьяновска, что какая-то корреспондентка наводит обо мне справки в мединституте. И я сразу понял, что это ты! Думаешь, твой номер мобильного нельзя узнать? Можно! И засечь твое месторасположение – тоже!
Так вот как он вышел на меня… Вел все это время и теперь напал. Я сопротивлялась, понимая, что проиграла. Винокур почти совладал со мной, и я приготовилась к неизбежному. К тому, что ждет нас всех. К смерти.
– Олеженька! – раздался мелодичный голос, и я подумала, что уже слышу голос ангела. – Олеженька, оставь ее в покое!
Маньяк дернулся, сел на пол, испуганно обернулся – и я нанесла ему сильнейший удар ногой в челюсть. Винокур пошатнулся, а я снова ударила его ногой, на этот раз в живот. Убийца, хрюкнув, повалился на грязный пол.
Нет, это был не ангел, а всего лишь монашка. Она стояла в дверях квартиры. Я, схватив Винокура за шкирку, оттащила его в зал и бросила на кровать. У профессора был с собой рюкзак, в котором я нашла тонкую, но чрезвычайно прочную бечевку, а также набор ножей.
Маньяк постепенно очухивался, поэтому я нанесла ему еще один удар, который отправил его в нирвану. А затем прикрутила бечевкой к кровати – к той самой, на которой в моем ночном кошмаре лежала жертва без головы.
Наверняка на этой кровати Винокур убил множество человек. А теперь вот сам корчился на том же ложе. Убедившись, что маньяк привязан крепко и освободиться не сможет, я вернулась в коридор.
Монашка все еще стояла в дверях. Тяжело дыша, я сказала ей:
– Сестра, вам нечего бояться! Этот человек – серийный убийца. И вы помогли поймать его.
– Я вас обеих отправлю на фарш! – раздался из комнаты вопль Винокура. – Думаете, что справились со мной? Две бабы?
О, я забыла заткнуть ему рот! Ну, или выбить зубы, это уж как к делу подойти. Я вернулась в комнату и приблизилась к кровати, которая тряслась, но с места не сдвигалась, потому что была приделана при помощи чрезвычайно крепких болтов к полу.
– Что, сами себя загнали в ловушку? – спросила я, обращаясь к маньяку.
Винокур, тужась, прохрипел:
– Ты думаешь, тварь, что победила? Как бы не так! Тогда, в моем подмосковном доме, ты тоже думала, что победила, а в итоге верх одержал я. И живым остался, и девчонку убил. Так будет и теперь!
– Олеженька, не будет, – раздался мелодичный голос, и теперь я поняла, что принадлежит он не ангелу, а монашке.
Та прошла в комнату. И только тут до меня дошло – откуда эта особа знает, как зовут Винокура в действительности? Что он не Коля Винокур, а Олег Кузнецов?
Маньяк вдруг побледнел и уставился на монахиню.
– Ты давно умерла! – заорал он, содрогнувшись. – И нечего устраивать тут представление!
Монашка, подойдя к кровати, склонилась над ней и сбросила черный капюшон, прикрывавший ее лицо. Раздался нечеловеческий вопль, и мне подумалось, что невеста Христова стала вдруг пытать маньяка раскаленным железом. Ничего против я не имела.
Но тут монахиня повернулась ко мне – и я, сделав два шага назад, споткнулась об игрушечного щенка и полетела на пол.
Половина ее лица представляла собой гротескную, ужасную маску. Похоже, женщина когда-то едва не сгорела заживо.
Но другая половина… Это лицо было мне отлично известно. Впервые я увидела его на фотографии, украденной из детского дома. Снимок запечатлел мою мать.
Я смотрела на женщину, не в состоянии поверить, что такое возможно. Не знаю, сколько длился мой второй за короткое время ступор, но в чувство я пришла из-за воплей Винокура:
– Ты жива! Жива! Но этого не может быть!
Женщина повернулась к кровати и спокойно возразила:
– Олеженька, ну почему же не может быть? Ты ведь тоже инсценировал свою смерть. Причем даже несколько раз. Так отчего бы и мне не повторить этот трюк?
– Ты обманула меня! – плевался маньяк. – А уверяла, что любила меня!
– А ты попытался убить меня! И нашу дочь! – отрезала монахиня, голос которой окреп. – Но я не дала тебе это сделать. Я тогда спаслась, но приложила все усилия, чтобы ты подумал, будто я умерла. И наша Оксаночка тоже. Но я едва не умерла. И не могла позаботиться об Оксаночке. Да и к тому же…
Женщина замолкла и вздохнула. Затем с горечью добавила:
– К тому же такая мать, как я, могла принести ей только горе. Поэтому я сделала все, чтобы спасти Оксаночку. От тебя. От себя. От того, что живет в нас.
Монахиня опять замолчала. Посмотрела на меня. И продолжила:
– И я подменила ребенка. На место дочки наших соседей, которых ты, Олеженька, войдя в раж, убил, посадила нашу. Здесь, в этой квартире, около обезглавленного тобой тела твоей любовницы. Но положила в карман платьица нашей дочурки свою фотографию. Потому что не могла допустить, чтобы она забыла меня! Я же и вызвала милицию.
Монашка говорила что-то еще, но я уже не слышала, что именно. В голове у меня билась только одна мысль. Те люди, которых убил Винокур, не были моими родителями. Моя мать подменила меня. И меня приняли за ребенка убитых. Отправили в детский дом. Так фотография моей матери попала в мое личное дело, хотя официально моими родителями считались иные люди.
В действительности же я была…
– Да, Олеженька, наша Оксаночка выжила! – вновь донесся до меня голос моей матери.
– Где моя дочь? – выл маньяк. – Ты украла у меня дочь! Что с ней стало?
Женщина, кивнув в мою сторону, сказала:
– Оксана сегодня тоже здесь. Вот мы все и снова вместе. Семья в полном составе. Отец, мать и дочь.
Винокур так резко повернул голову, что раздался хруст шейных позвонков. Уставился на меня и стал, как сумасшедший, хохотать:
– Она, что ли, моя дочь? Да ты с ума сошла! Это не моя дочь…
Вдруг он осекся и уставился на меня. Я же взглянула на серийного убийцу. И воспоминания хлынули мне в душу, в мою голову, как будто кто-то открыл ворота шлюза. Я и мама… Да, монахиня действительно была моей мамой, теперь я узнала ее. И вспомнила голос! Я и отец… Да, профессор Винокур был моим отцом. Вот почему его ужасный смех, когда я услышала его в замке Синей Бороды впервые, показался мне смутно знакомым! Я и моя любимая игрушка, щенок на колесиках… Все так!
– Оксаночка… – прошептал Винокур. – Дочка, это ты?
Я же посмотрела на монахиню. Та печально заметила:
– Оксаночка, я была уверена, что рано или поздно мы встретимся. И что гены – или лучше сказать, судьба – дадут о себе знать. Ты ведь тоже убиваешь людей?
Вопрос был задан будничным тоном. И произнесла его монахиня, моя мать. Я только судорожно кивнула.
– Я так и знала, – вздохнула моя мама. – Зло передается по наследству. О том, что я вышла замуж за серийного убийцу, я узнала случайно. Как, собственно, и его настоящее имя. Но меня это не ужаснуло. Потому что…
Женщина замялась. А Винокур подал голос с кровати:
– Ну давай, колись! А то нацепила клобук и думает, что святее ваших продажных иерархов!
– Потому что я сама была серийной убийцей, – призналась моя мать. – Да, да, была! Конечно, тягаться с Олежкой я не могла – к тому времени у него на совести уже было два десятка человек. Я же убила только
