Афанасьевна.
– Я уже принял решение, – жестко ответил Ватутин. – Нина, даже если бы Светлана не приехала в Усть-Кремчужный и не докопалась бы до всего, я бы рано или поздно предал истину огласке. Извини, Нина, но другого выхода нет…
– Ты всегда, да, всегда был эгоистом, Гриша! Никогда не соглашался со мной, хотя понимал, что я права, – заплакала Нина Афанасьевна. Слезы градом покатились по ее лицу, покрытому косметической маской. Ватутина, поднявшись из кресла, вышла из комнаты. На пороге, остановившись, она сказала: – Светлана, я думаю, что вам лучше покинуть наш дом…
– Что ты такое говоришь! – возмутился Григорий Иванович. – Она имеет полное право оставаться в нашей квартире, сколько ей надо…
Заголосив, Нина Афанасьевна ушла, хлопнув дверью. Григорий Иванович с мольбой посмотрел на Светлану:
– Вы уж простите меня и жену за эту сцену, но по-другому и быть не могло. Она переживает, очень переживает и боится. В особенности того, что я попаду в тюрьму. Не думаю, что это случится. Кому я нужен, старый и больной… Мне осталось недолго, вы же знаете, Светлана. К тому времени, когда разгорится скандал, меня не будет в живых. И Нина останется одна. Она сильная, все выдержит…
– Нина Афанасьевна права, истина никому не нужна, – Ухтомина с участием взглянула на Ватутина. – Я бы не стала предавать огласке все то, что узнала в Усть-Кремчужном, но у меня нет другого выхода, не я одна владею этой тайной. Так что вам придется смириться, Григорий Иванович.
– Я уже давно смирился, – медленно произнес Ватутин. – Я продал душу за квартиру и сытую жизнь, но потерял покой. И это хуже всего. Сначала я боялся, что правда раскроется, но Безбородько-старший, который был местным Нероном и Сталиным в одном лице, приложил максимум усилий, чтобы его единственный сын-балбес не понес заслуженного наказания. Я постепенно успокоился, но затем страх вернулся. Я не мог нормально спать, меня начали мучить кошмары. Так что я жду с нетерпением того момента, когда это все прекратится. Да и Нина в глубине души знает, что так не может более продолжаться. Она заботиться о детях и внуках, но те не имеют к этому никакого отношения.
Ватутин приложил руку к груди и сказал:
– Не слушайте Нину, она глупая женщина, действует под влиянием эмоций. Я поговорю с ней, вы останетесь у нас, сколько вам нужно, Света. Я рад, что вы приехали, действительно рад…
– Я не буду злоупотреблять вашим гостеприимством, Григорий Иванович, – сказала Ухтомина. – И не стану злить вашу супругу. Завтра планирую уехать. Я выяснила все, что мне требовалось. Более того, узнала и то, на что не рассчитывала. Мое дело, как вы уже заметили, предать факты огласке. А их слишком много…
– Неужели никто не будет возражать, чтобы вы написали правду о Стаховском? Как я понимаю, вы работаете в его еженедельнике. Точнее, в еженедельнике, который принадлежал ему, а кто теперь получил его в собственность, жена Стаховского? Как она отнесется к вашему решению, Светлана?
Ухтомина представила себе возможную реакцию Кристины. Вряд ли та согласится разрушить святой образ ее супруга. Но Кристина сама просила ее заняться расследованием. И Светлана не намерена идти на поводу у Стаховской. Если та пригрозит ей, например, увольнением, то она не даст себя шантажировать и просто покинет еженедельник. Тогда у Ухтоминой будут развязаны руки, и она сможет печатать все, что угодно.
– Ну что ж, желаю вам спокойной ночи, Света, – произнес Ватутин. – Вряд ли мне самому доведется заснуть, в последние месяцы я сплю совсем мало, в основном ранним утром. И спасибо вам за все, в первую очередь – за понимание.
Шаркая ногами, он покинул комнату Ухтоминой. Итак, Светлана добилась того, к чему стремилась. Правда, возможно, не вся, но какая-то ее часть, стала ей известна. Но принесло ли ей это удовлетворение? Возможно, иногда лучше не знать истину и окунуться с головой в реку забвения.
Светлана выключила свет, легла на прохладные простыни и попыталась заснуть, но сон, несмотря на усталость, никак не шел. Мысли, как назойливые насекомые, роились в голове. Она же так верила Стаховскому, более того, боготворила его, считала образцом для подражания. А он оказался убийцей и насильником. Да, не он был инициатором, но он принимал участие в зверском преступлении.
Светлана представляла, какой общественный резонанс вызовут ее публикации. Учитывая, что после смерти Стаховского возвели в ранг полубожества от журналистики, нелицеприятная правда окатит всех с головы до ног, как ледяной душ. Придется сначала переговорить с Кристиной. Она имеет право принять решение. Во всяком случае, Стаховская не виновата в том, что ее муж оказался таким подлым и двуличным человеком.
Светлана попыталась систематизировать факты. Ей показалось, что она упустила что-то важное. Но что именно она проглядела? Вроде бы дело об убийстве Винокуровой раскрыто. Но это не приблизило ее к разгадке гибели самого Владимира Сергеевича Стаховского.
Она сама не заметила, как заснула. Когда Светлана открыла глаза, сквозь плотные занавеси на окнах пробились яркие лучи зимнего солнца. Первым делом она посмотрела в записную книжку. Увы, на сегодняшний поезд она опоздала, ближайший – завтра.
Она вышла из комнаты, на кухне ее встретил Ватутин. Ухтомина заметила, что он выглядит еще более уставшим и больным, чем вчера. Видимо, так повлиял на него разговор. Григорий Иванович, отложив газету, сказал:
– Доброе утро, Света. Моей жены нет, она временно переехала к подруге. Вы уж не обижайтесь на нее, она никак не может смириться с тем, что правда станет всем известна. Но это и к лучшему. Нина не будет путаться под ногами и донимать нас своими разговорами и жалобами. Давайте присаживайтесь, я приготовил чудесный кофе.
Светлана, немного поговорив с Ватутиным на нейтральные темы, приняла душ, затем вышла на улицу прогуляться. Погода стояла морозная и солнечная.
Она побывала на вокзале, где приобрела один билет до Москвы в СВ-вагоне. Ну вот и все. Она выполнила свою миссию.
День пролетел незаметно, скоро на снег снова легли длинные тени, начало смеркаться. Она вернулась в квартиру Ватутиных. Григорий Иванович куда-то исчез, оставив ей записку, чтобы она не волновалась. Светлана решила начать работу над новой статьей, посвященной тайной жизни Владимира Стаховского. Кроме того, за ней оставалась вторая статья – о махинациях в концерне Деканозова.
Светлана так увлеклась работой, что звонок телефона, пронзительный и похожий на рассерженный вопль младенца, испугал ее. Она остановилась на полуслове. Статья про Стаховского была практически готова, в черновом варианте, разумеется. Она еще не подобрала подходящее название.
Ватутины не говорили, может ли она отвечать на звонки. В конце концов, почему бы и нет. Это ведь не преступление! Светлана приблизилась к старому дисковому аппарату цвета слоновой кости, который стоял в прихожей на трюмо, но едва ее рука легла на трубку, как звонки прекратились.
Она вернулась к письменному столу, написала несколько предложений, и тут звонок вновь прорезал тишину в квартире. На этот раз Светлана оказалась проворнее и сняла трубку еще до того, как звонки смолкли.
Настырным звонившим оказался Павел Резниченко. Заслышав голос Светланы, он сказал:
– Слава богу, что именно вы сняли трубку. А то я думал, что мне придется объяснять причину звонка хозяевам.
– Их нет дома, – сказала Светлана. – А в чем дело, Паша?
– Я только что говорил с Куликовым, я ведь оставил ему номер моего телефона в гостинице. Он готов рассказать нам что-то потрясающее о Стаховском. Деньги я добыл, пришлось распотрошить собственную кубышку, так что не хотите ли ко мне присоединиться?
Светлана поразилась тому, что Резниченко снова пригласил ее навестить Бориса Куликова. Павел мог пойти к свободному художнику один и стать единственным владельцем якобы ценной информации. Но что такое хочет сообщить им Куликов – что-то на самом деле важное или пустяк, за который требует пять тысяч долларов?
– Буду рада, – правдиво ответила Светлана. – И когда вы собираетесь к нему?
– Через полчаса я буду ждать вас около дома Ватутиных, – сказал Павел, – и мы совершим небольшую
