Господа нашего Иисуса, тоже был плотником!
Возобновилась размеренная, сонная жизнь. Георгий проводил большую часть времени в мастерской, оборудованной в сарае, ему помогали или Адриан, или Михаил. Королева Мария сидела в своей комнате и писала мемуары. Феликс и Кароль держались особняком – они вроде бы планировали побег и даже получали через доверенных людей шифровки от монархистов из соседнего губернского города: те обещали их вот-вот освободить. Василиса же много читала, работала в саду, обучала Якова игре на фортепиано – и вдруг поняла, что влюбилась в лопоухого неловкого юношу.
Наверное, влюбилась она в него уже давно, но только сейчас, когда с приближением осени деревья начали желтеть, а ночи стали холодными, она призналась в этом себе. Похоже, и Яков был к ней неравнодушен, потому что, когда их руки случайно соприкасались во время игры, он краснел, сопел и отводил взор. А как-то утром Василиса обнаружила у себя на подушке трогательный букетик полевых цветов, кем-то старательно собранных и перевязанных выцветшей шелковой ленточкой. Ей не требовалось ломать голову над тем, чтобы угадать имя тайного поклонника. Яков ничего не говорил, но и так все было ясно. Букетик принцесса засушила в Библии, и он был для нее дороже любых роскошных корзин с орхидеями и магнолиями, которые некогда украшали королевскую резиденцию в столице.
Но что ожидало Якова и ее? Она с семьей скоро отправится в заграничное изгнание, а он, юный революционер, останется в Герцословакии. Василиса предпочитала не думать о будущем, а наслаждаться каждым мгновением настоящего. Она знала: если Яков рядом, то ничего плохого с ней не случится. Молодой человек был таким трогательным, таким милым…
Месяцы, которые семья бывшего короля провела в провинции, были, наверное, лучшим временем в жизни Любомировичей. Даже Георгий как-то признался, что благодарен судьбе за то, что ему пришлось отречься: иначе бы он никогда не понял, какое удовольствие приносит работа плотника.
Мария чувствовала себя на удивление хорошо. Нервные припадки исчезли, воспоминания о старце Никодиме приходили все реже и реже. Она много времени проводила на свежем воздухе или за чтением книг из библиотеки хозяев особняка.
Зато старшие братья, Феликс и Кароль, были полны решимости. Молодые люди на полном серьезе полагали, что все еще можно изменить, а Феликс строил планы относительно того, что он предпримет, когда взойдет на престол. Однажды, услышав очередной его разговор с Каролем и Адрианом, Василиса не выдержала и сказала:
– Но ведь мы больше никогда не вернемся в Экарест, Феликс! Тебе не суждено стать королем!
Старший брат ужасно разозлился, накричал на принцессу, наверное, первый раз в жизни. А потом принялся издеваться над чувствами Якова к Василисе.
– Ты не хочешь обратно во дворец, потому что тебе хорошо здесь в компании твоего лопоухого поклонника-красноармейца? И когда вы намерены обвенчаться с ним, сестренка? Или венчания не будет и вы просто распишетесь – или как это называется теперь? Запомни: ты Василиса Любомирович, в тебе течет королевская кровь, так что коммунистическое быдло тебе не пара! Если он еще раз посмеет взглянуть на тебя, а сверну этому гадкому утенку шею!
Осень вступала в свои права, и в течение всего нескольких дней сделалось вдруг очень холодно. Новости поступали в провинцию крайне скудно. Вначале семейству бывшего короля ежедневно доставляли газеты, в том числе и столичные, однако потом сообщение с Экарестом было нарушено. Василисе хотелось, чтобы их пребывание в горной деревушке никогда не прекращалось. Куда они отправятся, кому нужны отрекшийся от престола король и его семейство? Коронованные родственники, разбросанные по всему свету, не торопились предоставить им убежище. После окончания войны у каждого были свои проблемы – политические, экономические, социальные, – и мало кто желал ломать голову над судьбой Георгия Любомировича, его жены и отпрысков.
В начале ноября, во время обеда (рацион становился все скуднее и скуднее, однако королевский повар, который по собственному желанию последовал с королем в изгнание, творил подлинные чудеса), двери столовой распахнулись и показалась процессия из нескольких типов, облаченных в скрипящую черную кожу, с револьверами на поясе. Среди них была и молодая женщина, вернее, почти еще подросток, которая тем не менее старалась держаться как взрослая. Глядя на нее, Василиса подумала, что и ее собственная судьба могла бы повернуться совершенно иначе: родись она в простой семье, то, не исключено, находилась бы сейчас на стороне революционеров.
– Граждане Любомировичи! – начал, откашлявшись, сутулый мужчина с козлиной бородкой и в пенсне. – Два дня назад в Экаресте победила Великая социалистическая революция. Узурпаторский режим Временного правительства, состоявшего из буржуев, дворян и прочих холопов да негодяев, низвергнут. Вся власть перешла к коммунистическому правительству под руководством товарища Хомучека, в Герцословакии провозглашена диктатура пролетариата.
Король и королева непонимающе переглянулись, а принц Феликс насмешливо скривился:
– Значит, нашей бедной страной теперь будут управлять лапотники и тупицы из числа рабочих и крестьян? Да уж, великолепный жребий, нечего сказать!
Девица в куртке подскочила к Феликсу и залепила ему пощечину, одновременно выкрикнув:
– Молчать! Наступило светлое будущее, которого мы так долго ждали! Темная эпоха монархии наконец- то окончательно завершена!
– И что это значит для нас, господа? – поинтересовался Георгий, вытирая губы салфеткой. – Нас наконец-то отпустят за границу? Ведь бывший король, как я полагаю, диктатуре пролетариата не требуется…
Члены делегации коротко посовещались, и один из них заявил:
– Вы набиваете свое брюхо, в то время как простой люд голодает! Отныне вы будете получать по два блюда три раза в день. Никаких излишеств, никаких деликатесов, все, как у обычных людей. Убираться в особняке будете сами, потому что вас никто не станет обслуживать. Понятно вам, граждане заключенные?
– Мы уже стали заключенными… – проронила королева Мария после того, как представители новой власти удалились. – Старец так и предсказывал…
Георгий кашлянул – ему было неприятно напоминание о покойном Никодиме и о том, что супруга изменяла ему с ним. Король сумел простить жене, и между ним и Марией возникло чувство былой близости.
Верные слуги, которым было предложено покинуть семейство короля, присоединиться к революционерам и даже вернуться обратно в столицу, приняли решение остаться при Любомировичах. Георгий, узнав об этом, прослезился, троекратно расцеловал каждого из смельчаков со словами:
– Я никогда этого не забуду, мои дорогие, никогда! Каким же слепым я был раньше… Если бы я с самого начала доверял тем, кто мне предан и верен, а не всяческим проходимцам... Вот она, кара за мои грехи! За то, что ночь, когда был убит мой брат, я провел в… в непотребном месте…
Георгий вспомнил давнюю историю, и Василисе сделалось не по себе.
Пора очарования миновала, наступали новые времена. Вместе с холодами пришли и жесткие порядки. Через несколько дней после того, как сообщение со столицей было наконец-то восстановлено, в провинцию прибыл отряд, состоявший из идеологически проверенных товарищей, преданных бойцов революции. В их задачу входило охранять короля и его близких.
Новые охранники сильно отличались от старых – они хамили, грубили, хлопали дверями, тыкали королю и королеве, издевались над принцами и приставали к Василисе. Из прежних остались только пожилой Иван да молодой Яков, а другие исчезли. Потом горничная, вся в слезах, доложила его величеству, что бывших охранников, назначенных еще Временным правительством, просто-напросто расстреляли. А среди них был молодой боец, приглянувшийся несчастной…
Георгий собрал свое семейство в музыкальном салоне. Трещали дрова в буржуйке, но в комнате все равно было холодно – прибывшие охранники специально побили окна, и в особняке гуляли ужасные сквозняки.
– Я опасаюсь того, что новая власть будет гораздо более радикальной, чем старая, – сказал, прохаживаясь по салону, король. – И я постоянно думаю о Екатеринбурге, о судьбе Романовых…
Королева, заломив руки, воскликнула:
– Они не посмеют этого сделать, Джордж, потому что тогда были совсем иные времена! И я не могу
