– Да что за болезнь, если у нее глаза красными стали, а потом снова нормальными? Как будто она умеет их цвет регулировать. Но это еще полбеды! Зачем, скажи на милость, она ходит ночью на заброшенное кладбище?
– Откуда ты знаешь, что на кладбище? Может, просто в лес отправилась.
– В три часа ночи? В полнолуние? С ребенком на руках? Я, конечно, Льву Романовичу об этом сказала, но он мне не поверил.
Кумушки удалились, и Марина распахнула глаза. Ее сердце билось быстро-быстро. Нашли кому жаловаться на нянечку – ее сообщнику Лоскутину! Решение созрело за пару мгновений. Марина теперь знала, что должна делать.
На следующую ночь она выскользнула из квартиры и отправилась в парк роддома. Все ждала, что появится нянечка с ребенком на руках, но та так и не возникла. На следующую ночь Марина снова дежурила в парке, однако знакомой няни опять не было.
И тут она поняла – женщины вели речь о полнолунии, а оно всего несколько дней как миновало. Значит, надо ждать.
Первое полнолуние пришлось на ненастную и дождливую августовскую ночь. Как назло, в тот день маленькая Света долго не могла заснуть, пришлось носить ее на руках и укачивать. Марине хотелось поскорее отделаться от капризной девчонки и отправиться в парк роддома. А тут еще и муж все не ложился, а свекровь лезла с указаниями, как лучше укачивать ребенка. Наконец Полина Геннадьевна забрала малышку и стала напевать ей колыбельную. Девочка практически сразу замолчала.
Полина Геннадьевна души во внучке не чаяла. Хотя какая она ей внучка! Так, подкидыш, дочка неизвестных родителей. И это был один из вопросов, занимавших Марину: если ее сына врачи похитили, а ей подсунули другого ребенка, то, соответственно, они должны были его где-то взять! В городе вроде ни один младенец не исчезал, иначе возникли бы слухи. Значит, привезли откуда-то из другого места?
В конце концов Полину Геннадьевну тоже сморил сон, и, сидя в кресле-качалке, она, прижав к себе мирно почивавшую Светочку, стала посапывать и причмокивать. По опыту Марина знала: на руках у свекрови малышка не плакала и не капризничала, тихо спала до самого утра.
Муж тоже угомонился. Вначале пытался приставать, но Марина отвергла его сексуальные притязания (после ее возвращения из больницы супруг спал на кушетке в гостиной, а она – в спальне).
И вот, натянув плащ и повязав голову платком, Марина выскользнула из квартиры. Хоть стояло полнолуние, ночного светила на небе видно не было: его заволокли тучи. Хлестал дождь, гудел ветер, чувствовалось приближение осени.
Марина пришла в парк роддома – и вовремя! Потому что увидела фигурку, отделившуюся от здания и перемещавшуюся в сторону леса. Это, вне всяких сомнений, была нянечка. К груди она прижимала белый сверток. Марина окаменела – наверняка женщина несла младенца!
Молодая мать спряталась за старинным дубом, и через несколько секунд нянечка пробежала мимо нее. До слуха донеслись всхлипы малыша. Марина бросилась вслед за нянечкой – та была на редкость проворной.
Парк вскоре закончился, они углубились в лес. А потом показалась покосившаяся ограда заброшенного кладбища. На небе сверкнула молния, и ее призрачный свет озарил надгробия и могилы.
Нянечка нырнула в дыру в ограде, Марина за ней. Внезапно нянечка обернулась – преследовательница еле успела спрятаться за постамент мраморной статуи. Не уверенная, заметила ее нянечка или нет, Марина для верности выждала несколько секунд. А когда осторожно выглянула из-за постамента, женщины и след простыл. Однако далеко уйти эта особа не могла. Марина дала себе слово, что спасет ребенка, которого та украла у родителей, а также вытрясет из мерзавки душу, а вместе с ней и признание относительно того, где находится ее сыночек.
Некоторое время Марина безрезультатно блуждала по кладбищу – и вдруг заметила слабый свет, пробивавшийся из-под железной двери одного из полуразрушенных склепов. Осторожно подошла ближе, и до ее слуха донеслось странное гудение, шедшее как будто из-под земли. Да нет же, никакое это не гудение, а песнопения! И шли они в самом деле из-под земли!
Марина осторожно приоткрыла дверь склепа, и та пронзительно взвизгнула. Прислушалась – нет, песнопения не прекратились. Она прошмыгнула в склеп.
Внутри пахло гнилыми листьями и мхом. Женщина осторожно осмотрелась, увидела каменные ступени, уводившие куда-то вниз, под землю, оттуда и пробивался неяркий свет. Подошла к лестнице и заметила на первой ступеньке что-то крошечное, белое. Подняла, поднесла к глазам и поняла: у нее в руках крошечный вязаный чувячок. Наверняка свалился с ножки младенца, которого нянечка принесла в лес из роддома!
Песнопения усилились. Они немного походили на церковные, однако так показалось только в первое мгновение. Что-то тревожащее, страшное было в голосах, доносившихся из подземелья склепа.
Марина сделала шаг и замерла. Ей почудилось, будто кто-то смотрит ей в спину. Чувство было точно такое же, как и раньше, в детстве, когда она играла здесь, на кладбище. Женщина обернулась, однако никого в склепе не обнаружила.
Тут из-под земли донесся пронзительный крик – это был крик младенца! Марина быстро спустилась по лестнице, стараясь, однако, ступать как можно тише. И ее глазам предстала удивительная картина: внизу, в достаточно большом помещении, горели свечи и факелы. Виднелись фигуры, облаченные в черные плащи с капюшонами. Они стояли к Марине спиной.
У противоположной стены склепа находилось некое подобие алтаря, на котором лежал несчастный младенец – абсолютно голый! Ребенок заходился в крике, но никого из собравшихся это не заботило. Около алтаря стоял человек в белом одеянии, который держал в руке золотую чашу.
– Настало время принести жертву! – раздался его возглас. – Ибо пришла пора кормежки!
Что он имел в виду, Марина не поняла и понимать не хотела – происходящее вызывало у нее небывалое отвращение. Было ясно, что ребенка намеревались принести в жертву.
Два человека в черном принесли стальной ящик, который поставили на алтарь, рядом с ребенком. Прислужники смиренно отошли в сторону, а их предводитель откинул крышку и извлек из ящика старинный фолиант.
Стоило этому произойти, как люди в черных плащах буквально взвыли – то ли от радости, то ли от испуга, то ли от того и другого вместе. Прислужники быстро убрали короб, а еще один тип водрузил на алтарь некое подобие подставки, позолоченной или даже, может быть, золотой. На нее предводитель и положил книгу.
Ничего особенного в той книге не было – кожаный переплет, в обложку вмонтированы тусклые, неправильной формы то ли камни, то ли кусочки кости.
Собравшиеся затянули новую заунывную песнь, а предводитель раскрыл книгу посередине. К удивлению Марины, никаких изображений или текста на желтых пергаментных страницах книги не оказалось.
Предводитель поднес к книге золотую чашу и плеснул ее содержимое на страницы книги. В отблесках факелов Марина заметила, что это была, по всей видимости, кровь. Кровь залила страницы книги, но, вместо того чтобы под действием силы земного притяжения устремиться вниз, на алтарь, вдруг застыла, а потом начала исчезать. Создавалось впечатление, что книга попросту впитывала ее в себя!
Через пару секунд от кровавых разводов не осталось и следа. Но внезапно желтые страницы принялись темнеть. Собравшиеся повалились на колени и воздели руки к потолку. Даже предводитель отступил в сторону и склонил голову.
Марина поняла: она должна воспользоваться представившейся ситуацией. Женщина сорвалась с места, пробежала мимо коленопреклоненных сектантов, погрузившихся в некое подобие транса, поднеслась к алтарю и протянула руки к младенцу.
Но тут предводитель поднял голову – и Марина в ужасе узнала… товарища Сергеева, второго секретаря горкома, чьи фотографии регулярно появлялись в газетах. Шептались, что городом заправляет именно Сергеев, а не его начальник, первый секретарь Ткаченко. Не колеблясь, Марина схватила младенца.
И вдруг произошло невероятное: со страниц книги, точнее – из ее черных глубин вырвалось что-то мерзкое, скользкое, длинное. Это было щупальце с присосками! Оно шлепнулось именно туда, где секунду назад лежал ребенок.
Марина отшатнулась, повернулась, чтобы бежать прочь, но тут раздался голос второго секретаря горкома:
