перед врачами мне спускать не хочется.
Кэтрин встала с кровати, подошла к мужу и отвесила ему оплеуху.
– Это тебе за то, что ты лгал мне. – Она снова ударила его. – Это за то, что ты причинил мне боль. – Еще одна пощечина. – Это за то, что вовлек в свою грязную историю нашу дочку. – Удар. – Это за то, что ты выставил меня на посмешище. – Звонкая оплеуха. – Это за то, что ты такая скотина, Том Форрест! – Серия ударов. – А это, наконец, за неповторимые физиологические особенности твоего пениса, муженек!
Президент не сопротивлялся, что и бесило Кэтрин больше всего. Он ведь раскаивается, причем искренне! Но с чего вдруг, собственно?
– Кэтти, я так рад, что ты сумела понять меня и простить, – начал Том, когда град пощечин прекратился. – Все закончилось, и все будет хорошо...
Кэтрин утробно расхохоталась:
– Понять? Ни за что! Простить? Никогда! Все закончилось? Все только начинается! И я совсем не уверена, что все будет хорошо. Все будет очень плохо! Ты думаешь, что пустишь слезу, посыплешь голову пеплом, изобразишь из себя мученика – и я раскрою для тебя объятия? Ты врал мне в лицо, Том, почти полгода! Никто не верил тебе, а я верила! Какая же я была дура...
– Кэтти, ты не дура, просто ты любишь меня, поэтому и не хотела верить, что... – Он попытался обнять жену, но Кэтрин оттолкнула мужа.
– Не смей! – закричала она. – Не смей приближаться ко мне, иначе, клянусь всем святым, я за себя не ручаюсь! И чего ты теперь хочешь, Том? Чтобы я сделала вид, будто ничего не произошло?
– Кэтти, ты понимаешь, теперь у конгресса будут улики того, что я... что Мелинда...
– Что она обслуживала тебя под столом в Овальном кабинете? – завершила мысль мужа Кэтрин. – Ты так хотел сказать?
Президент прошептал:
– Дело не в Мелинде Малиновски...
– Ах, неужели? Ты ведь только что пытался уверить меня – дело именно в ней!
– Дело не в ней, Кэтти, а в том, что я под присягой, причем целых два раза, заявил, что у меня не было с ней сексуальных отношений, – продолжил Том. – А это, ты сама понимаешь, федеральное преступление. Мои враги так и вцепятся в меня, и ходят слухи... Ходят слухи, что они будут добиваться моей отставки, а если я сам добровольно не покину Белый дом, то они инициируют процедуру импичмента...
– Так вот зачем я тебе понадобилась, – заметила спокойно первая леди. – Посмотрите-ка, старая кляча Кэтти еще на что-то способна! Я нужна тебе, чтобы помочь в борьбе с плохими сенаторами, которые – о ужас! – не могут понять и принять того факта, что президент США лгал под присягой и обманывал не только собственную жену, но и всю страну! Да что всю страну – весь мир! Право же, что за мерзкие людишки! Может, ты расскажешь им в подробностях, как хорошо тебе было с мисс Малиновски, и они тебя простят? Небось сенаторы тоже люди, тоже мужчины, и у некоторых из них имеются любовницы.
– Кэтти, прошу тебя, не будь такой, – сказал президент. – Ты мне очень нужна, особенно сейчас...
Кэтрин пнула ногой подушку, лежавшую на полу, и сказала:
– Том, ты сам заварил кашу, сам и будешь ее расхлебывать. Похоже, ты за долгие годы так ничему и не научился. А раз так, то рассчитывай только на себя!
И она скрылась в ванной. Запершись, пустив воду и усевшись на крышку унитаза, Кэтрин заплакала. Том обманул ее, но тут не было ничего нового. Что в действительности было обидно, так это то, что она поверила ему, поддалась иллюзии, что муж исправится. Да ведь он специально для того и организовал нынешнюю поездку, поэтому был так трогательно заботлив и мармеладно-мил. И, самое поразительное, она вновь поверила ему! Сама виновата!
Том долго стучал в дверь ванной, что-то бубнил, но Кэтрин, засунув в уши затычки, размышляла, как же ей поступить. По-хорошему она должна развестись. И еще сегодня объявить о своем желании прессе. Пусть Том сам выкручивается из сложившейся ситуации. Но самое ужасное – она, похоже, все еще любит его. Или уже нет? Как было бы хорошо, если бы Том вдруг умер! Все проблемы разрешились бы сами собой...
Она вышла из ванной только через пять с половиной часов. Собранная. С покрасневшими, но сухими глазами. Решительная.
– Я приняла решение, – объявила Кэтрин мужу. – Я останусь с тобой, по крайней мере, пока не закончится срок твоего президентства. И буду на твоей стороне.
– Как я рад! – Том полез к ней с поцелуями и объятиями, но Кэтрин осадила его:
– Но не думай, что я тебя простила, Том Форрест. Я еще пока не решила, что будет с нашим браком в дальнейшем, но сейчас тебе помогу. И не воображай, что я люблю тебя так сильно, что мне доставит огромные мучения наблюдать за тем, как тебя уничтожат. Просто я не хочу, чтобы и мое имя, и имя нашей дочки трепали на каждом перекрестке, хотя этого, увы, не избежать. И все из-за тебя!
Том согласно кивал, поддакивал, а на лице его сияла улыбка. «Он считает, что сумел в очередной раз обвести меня вокруг пальца, – подумала Кэтрин и ощутила небывалый гнев. – Воображает, что, как всегда, одержал победу и вышел сухим из воды. О Том, как же ты ошибаешься! Я никогда не забуду и вряд ли прощу! И настанет время, когда тебе придется расплатиться за все унижения – за двух шлюх с разноцветными ленточками на шее, за официанточку Матильду Шарни, за Марину Холл, за десятки других девиц и женщин, с которыми ты обманывал меня за двадцать пять лет нашей совместной жизни. Да, время настанет, но пока рано думать о мести...»
– Кэтти, я всегда знал, что ты самая потрясающая женщина на свете! – заявил президент. – Пока ты ревела в ванной, я собрал в Кемп-Дэвиде всех, кто нам нужен: министра юстиции, министра внутренних дел, директора ФБР и ЦРУ.
– Том, не смей оказывать ни на кого давление, – пригрозила Кэтрин, – это выйдет тебе боком. Вспомни о Никсоне и чем все закончилось. Еще до того, как от тебя потребуют предоставить пробу ДНК для сравнительного анализа, ты должен признаться во всем.
Том испуганно пробормотал:
– Но тогда все поймут, что я лжец...
– Ну и что? Ведь это соответствует действительности, – заметила Кэтрин. – Однако если ты приложишь все свои усилия, то сумеешь перетянуть на свою сторону простых американцев. И тогда лишить тебя полномочий станет гораздо сложнее – одно дело, если объявляют импичмент непопулярному президенту, и совсем другое, если президент пользуется поддержкой большинства населения.
– Покаяние... публичное покаяние! – воскликнул Том и поцеловал Кэтрин.
Первая леди машинально вытерла щеку – след от поцелуя горел, будто то был поцелуй Иуды. Но Том не заметил ее жеста, так как уже развивал мысль:
– Ты гениальна, как всегда, Кэтти! Ведь не меньше семидесяти пяти процентов мужей изменяют своим женам, значит, они поймут меня!
– А как насчет жен, которым изменяли? – заметила Кэтрин, но Том только отмахнулся:
– О, женщины тоже не лучше! Почти половина из них – а цифры скорее заниженные, чем завышенные, – неверны в браке. Да, я должен показать, что ничто человеческое мне не чуждо. На этом действительно можно очень хорошо сыграть и даже заработать аплодисменты. Но, чтобы все получилось, мне нужны ты и Марша! Вы должны быть на моей стороне, вы, самые важные женщины в моей жизни, должны показать, что простили меня! Раз простили вы, простит и народ!
В понедельник было организовано триумфальное возвращение президента в Вашингтон – Том в сопровождении жены и дочери (Маршу в срочном порядке доставили несколькими часами раньше в Кемп- Дэвид, где отец признался ей в том, что изменял Кэтрин с практиканткой) вышел из вертолета, который приземлился на лужайке около Восточного крыла, и направился на пресс-конференцию. Все ждали чего-то необычного, сенсационного и не ошиблись – президент в прямом эфире заявил, что сказал неправду относительно своих отношений с Мелиндой Малиновски.
– Я знаю, что виноват. Но я не пытаюсь ничего отрицать, – вещал он в камеру. Кэтрин стояла справа от него, Марша слева. – И сделаю это с одной-единственной целью – чтобы защитить свою семью. Ведь и вы поступили бы на моем месте точно так же, если бы речь шла о вашей семье!
То была самая блестящая, проникновенная и, как поняла Кэтрин, самая лживая речь из тех, что Том произнес за свою карьеру президента и, не исключено, за всю свою жизнь. Сама мягко улыбалась, смотря в камеру, а про себя думала: как же она ненавидит Тома. И, конечно же, больше его не любит. Ей это стало
