улыбки.
«Вот ведь чертовка, — подумал он, — считает себя неотразимой. Тьфу! Обыкновенная ядовитая гадина… Интересно, умеет ли она читать чужие мысли? Дай-ка попробую… Дура! Нет, не реагирует. Надо подумать что-нибудь такое, на что среагирует любая женщина, даже самая умная. Ведь баба — она и есть баба, что ей всего дороже, будь она хоть царица, хоть богиня, хоть шлюха из придорожной харчевни? На свою драгоценную рожицу. У Мут — отвратная рожа. Вся раскрашенная. А вот если краску-то поскрести — что под ней? Небось, дряблая кожа. И глаза припухшие. И бородавки… И прыщи… И старческие пятна… Нет, не реагирует. Ага, мысли читать не умеет. Очень хорошо».
Чрезвычайно довольный собой и результатами проведенного исследования, Конан послушно пошел за Мутэмэнет дальше, углубляясь в недра ее заколдованного дворца.
Тем временем Гирадо уже проснулся и занимался своим делом. Он не стал в свое время посвящать Конана в то, насколько глубоко он проник в тайны магии, когда изучал некоторые ее дисциплины. Незачем варвару, который совершенно искренне считает, что «хороший маг — мертвый маг», знать некоторые вещи.
Например, то, что Гирадо умеет гораздо больше, чем может представить себе воин. Большинство его порошков, снадобий и чар — тьфу, ерунда, чтобы морочить голову легковерным крестьянам и путникам. Кое-что может отпугнуть разбойников, если те окажутся достаточно суеверными (а жизненный опыт научил Гирадо тому, что наиболее свирепые и жестокие грабители обычно больше всех подвержены самым грубым и примитивным суевериям и зачастую боятся обыкновенных призраков).
Но имелись в его арсенале и настоящие чары. И среди них — чары прозрачности стен.
Подобравшись поближе к особняку Мут, Гирадо осторожно насыпал вдоль улицы тонкой струйкой песок. Песок был самый обычный — дело в том, какие слова при этом произносились. Каждое слово давалось молодому стигийцу с невероятным трудом. Оно словно оказывалось больше его рта, и выталкивать его наружу приходилось с усилием. К концу чтения заклятия губы Гирадо треснули, из угла рта текла струйка крови. Он посерел, покрылся каплями пота, но не мог даже поднять руки, чтобы вытереть его, и соленые струйки попадали ему в глаза.
Зато теперь он мог видеть. Пространство расступилось перед открывшимся внутренним взором Гирадо. Находясь на улице, он не мог попасть в само искаженное пространство дома Мутэмэнет, поэтому внутренний вид помещений открылся ему стиснутым, как бы сплюснутым, и все фигуры и предметы, находящиеся внутри, были искажены почти до неузнаваемости. Гирадо нашел Конана и хозяйку дома — тонких, как спицы, и сильно вытянутых вверх, словно в искажающем зеркале.
Мут что-то говорила варвару, а он кивал безмолвно, точно болванчик. «Или Конан действительно умеет ловко притворяться, — подумал Гирадо, — или она его заколдовала, и тогда дело плохо». Он лихорадочно обшаривал взглядом покой за покоем в поисках крупного рубина. Однако обнаружить камень среди такого множества вещей, да еще сильно измененных магией, оказалось делом очень непростым.
«Прекрасная и грозная Бэлит! — взмолился про себя стигиец. — Помоги мне! Пусть Мутэмэнет сделает что-нибудь такое, что откроет мне ее тайну!»
Но Бэлит, если и слышала эту горячую мольбу, не спешила прийти на помощь Гирадо, так что в конце концов молодому стигийцу пришлось полагаться только на свою смекалку и магические умения.
Тем временем Мут усадила Конана на мягкое ложе и принялась угощать разными напитками и фруктами. Он послушно ел и пил, а сам все оглядывался по сторонам, размышляя, как бы ему ловчее одолеть колдунью. Пока что ничто не подсказывало ему ответа. Кругом висели драпировки, такие тонкие, что поначалу они показались Конану просто паутиной. Многие имели прорехи, и Конан так и не понял, что это было — настоящие дыры, следы времени, или же какая-то особенная мода, установленная чародейкой для самой себя. Судя по всему, Мутэмэнет любила тлен и разложение. Ей нравилась пыль, скопившаяся на тонких тканях, повсюду свисавших с потолка в комнате, которую она избрала для наслаждений. Широкое ложе было застлано шкурами диких животных. Мутэмэнет сохранила морды убитых зверей, и все они скалились в предсмертной агонии. Клыки их блестели в свете масляных ламп, сделанных в виде скорпионов, терзающих собственную плоть высоко задранными ядовитыми хвостами.
Конан лениво растянулся на шкурах. Он и сам казался диким зверем, пойманным в ловушку и все же смертельно опасным. Мутэмэнет улеглась рядом с ним, поигрывая длинной черной прядью спутанных волос варвара. Внутренне Конан ухмылялся. Кем она себя воображает, эта заколдованная старуха? Неотразимой чаровницей? Ни на мгновение Конан не поддался чарам ее красоты… Ну, разве что на одно мгновение — когда она взглянула на него поверх покрывала там, на улице. А потом киммерийца так запросто не проведешь. Он ведь знает, кто она такая.
Мут потянулась, выгибая тело. Конан не мог не отметить, какой красивой формы была ее полная белая грудь. Покрывало в виде звездного неба, скомканное, валялось в ногах женщины. Мут как будто попирает небосвод, подумалось Конану. В этом вся ее сущность. Завладеть и растоптать. Завладеть…
Он протянул загорелую крепкую руку и погладил прохладное тело Мутэмэнет. На ощупь оно было шелковистым и податливым. Бедра так и льнули к мужской ладони. Мут откинула назад голову, открывая белое нежное горло, и затрепетала. Давно уже Конан не видел рядом с собой в постели женщину, которая так трепетала бы в его объятиях.
Зарычав, точно дикий зверь, он стиснул Мут и прижал ее к себе.
— Что ты делаешь? — безмолвно кричал Гирадо, беснуясь по другую сторону прозрачной стены. — Конан! Опомнись! Конан! Приди в себя! Ты поддался ее чарам! О, боги! О, Бэлит! Образумьте этого варвара! Пошлите хотя бы немного здравого ума в его тупую голову! Конан! Ты погубишь себя и всех нас!
Конан, естественно, его не слышал. Он ласкал Мут и наслаждался запахом ее волос. Это был сладковатый запах, немного похожий на дурман, и точно так же он опьянял, погружая в волшебные сны.
В рубиновой темнице бесстрастно наблюдала за любовниками душа пленного Уррутиа. В нем пробуждались смутные воспоминания. Воспоминания о том, как некогда он сам — в те далекие времена, когда еще обладал плотью, крепким мужским телом, пахнущим потом и лошадьми, — ласкал эту красивую женщину. Как она извивалась в его объятиях, как… танцевала — другого слова он не мог подобрать, — когда они занимались любовью.
Она была восхитительна. Она была лучше всех других. Ни одна женщина не могла сравниться с Мут на ложе утех. Наверное, стоило отдать свое тело на растерзание крокодилам, а душу — на вечное пленение в рубиновой темнице. Цена немалая, но купленное этой ценой стоило затрат.
Любовь Мутэмэнет. Любовь? Разве мага знает, что такое любовь? Нет, страсть, плотская, низменная, но такая пылкая, такая… волшебная. Да, волшебная.
Душа Уррутиа шелохнулась внутри рубина, и вокруг нее опять заколыхалась красноватая тьма, пронизанная золотыми искорками.
Интересно, какая судьба ждет нового возлюбленного Мут, неистового варвара? «Интересно», — подумал Уррутиа. Но на самом деле ему было совершенно неинтересно. Он дремал внутри своей вечной тюрьмы. Он старался забыть о боли — и он забыл о ней. И теперь, когда боль грозила вот-вот пробудиться и вновь начать терзать свою жертву, он пытался подавить ее.
Сделанное — сделано. Прошлого не вернуть. Цена заплачена. Дело стоило того. Дремать. Спать. Небытие. Рубиновая мгла…
Пронзительный вопль Мутэмэнет разнесся по покоям. Вопль торжества, боли, ликования, счастья. Вслед за тем раздалось победоносное рычание варвара. Они разомкнули объятия и, тяжело дыша, раскинулись на звериных шкурах, лоснящихся от пота. Мут хватала воздух ртом.
— Негодяй, — нежным голосом произнесла она, — ты едва меня не раздавил!
Ответом ей было невнятное урчание, похожее на те звуки, — которые издает насытившийся леопард.
— Я же заколдовала тебя, глупенький! — тихонько засмеялась Мут. — Ах я, дурочка! И забыла об этом. Ты не можешь мне ничего сказать. Ну, бедняжка, бедняжка. Ничего, я тебя приласкаю…
Конан фыркнул, как конь, и замотал длинными черными волосами.
— Ах ты мой хороший! — продолжала сюсюкать Мут. — Ну ладно, ладно…
Она задумчиво водила ладонью по его крепкому телу, но глядела теперь в другую сторону. Казалось, удалец-варвар совершенно покинул ее мысли, блуждавшие теперь совсем далеко. На самом деле Мут
