Мне было бы жаль, если бы ты погиб глупо и бессмысленно. Еще при первой нашей встрече я счел тебя достойным лучшей жизни, нежели та, которую ты вынужден вести.
— Ты хочешь сказать, что отправился выслеживать меня из жалости ко мне? — медленно проговорил Конан.
Бритунец кивнул.
— Ты попал точно в цель, любезный варвар. Именно так. Из жалости к тебе. Не к тому тебе, каким ты являешься сейчас, — добавил он туманно, — но к тому, кем ты станешь — быть может — впоследствии. Неважно. В общем, я пошел за тобой. Я видел яму-ловушку, в которую ты попался. О, жители одной соседней деревушки были страшно разгневаны! Они собрались на краю ямы, они вопили, размахивали своими черными костлявыми руками и жутко ругались на десятках языков, из коих я два кое-как понимал. Они посылали тебе самые жгучие проклятия. Впрочем, они полагали, что ты — большая обезьяна.
— Что? — завопил Конан. Раны сразу отозвались болью в его теле, но киммериец не обратили на это внимания.
— Что-о?!! Эти чертовые мартышки сочли меня большой обезьяной?
— У них забавное отношение к обезьянам: них они едят, других считают за своих родственников и не трогают.
— Это ты тоже выяснил, путешествуя?
— Нет, — признался бритунец, — об этом я прочитал в манускрипте моего соотечественника, Бридуна Странника. Он много рассказывал любопытного, в том числе о джунглях Вендии.
— К демонам Бридуна Странника! — энергично высказался Конан. — Что было дальше?
— Словом, эти добрые охотники бранили на все лады крупную обезьяну, которая испортила им ловушку. Но я сразу смекнул, что в яме бывал человек. И притом — белый человек, то есть — ты.
— Ага, — сказал Конан. — Конечно.
— Видишь ли, в этой округе белых людей всего двое, ты да я, и поскольку я стоял на краю ямы живой, здоровый и невредимый, то, следовательно, в самой яме побывал второй белый…
— Довольно, — оборвал Конан. — Ты чудовище.
— Не больше, чем ты. Лежи смирно, процесс трансформации еще не закончился, — предупредил бритунец, поскольку Конан в ярости дернулся на своем ложе и обнаружил, что привязан.
— Как ты понял, что я попался? — смирившись на время со своей участью, спросил Конан.
— Местные знают, где у них ловушки. Кроме того, на мягкой глине остались отпечатки твоих сапог.
— Ага, — сказал Конан.
— Дальше началось самое трудное, — признал бритунец. — Я набрел на труп чудовища. Выглядел этот зверюга, скажу тебе прямо, неважно. Ты отрубил ему лапу, рассек его шкуру, вонзил меч ему в небо, словом, поработал над ним, как мясник.
— Весьма сожалею, — буркнул Конан. — Вероятно, гуманнее было бы позволить ему убить меня и слопать. Бедная зверюшка!
— Зверюшка? — Фридугис выглядел изумленным. — Ты называешь эту тварь зверюшкой? Да это же кенокефал, песьеголовый людоед! Лишь один человек, встречавшийся с ним, остался в живых и сумел воспроизвести его облик в рукописи
— Ну, это если ты вообще вернешься домой, — заметил Конан мрачно.
— Пока что обстоятельства складывались удачно, — указал ему бритунец.
Конан фыркнул.
— Удачнее некуда! Однако говори дальше.
— Я знал об одном свойстве кенокефала. Дело, в том, что убитый зверь разбрасывает вместе со своей кровью особые споры, так что убийца или тот, кто случайно оказался поблизости от раненого кенокефала, заражается ими и постепенно, также превращается в подобного же зверя. Некоторое время в превращенном еще теплятся воспоминания о прошлой жизни, но если надлежащие меры не будут приняты в течение полутора — двух дней, то последствия приобретают необратимый характер. Я понятно выражаюсь?
— Вполне, — буркнул Конан. — Не надо считать меня глупцом только потому, что у меня развитая грудная клетка и сильные руки и я могу порвать тебя на куски, не прилагая особенных усилий. Если ты не забыл, некогда я возглавлял философическую школу в Кхитае.
Бритунец выразительно поднял одну бровь и промолчал.
Он молчал ровно столько, сколько понадобилось, чтобы Конан осознал: его собеседник… как бы это выразиться?.. немного сомневается в правдивости утверждения касательно этой самой школы.
Привязанный к топчану, сделанному из куска гигантского ствола, Конан бессильно сказал:
— Я бы убил тебя, да ведь это не поможет.
— Не поможет, — согласился бритунец охотно. — Правда доказывается совершенно иными способами. Впрочем, мы говорили о странности твоих методов…
— Вот видишь! — торжествующе заявил Конан.
— Вернемся к делу, хорошо? Я хотел бы завершить мой рассказ о том, как я, благодаря моим знаниям и навыкам, отчасти почерпнутым из книг, отчасти приобретенным во время моего долгого путешествия, сумел спасти тебя и вернуть в человеческое обличье.
— О! — сказал Конан с неподражаемой интонацией.
Фридугис хмыкнул.
— Недурно, недурно. Ты очень неплохо держишься, если учесть, через какие испытания ты прошел. Итак, я разжился луком и стрелами. Их подарил мне дружественный туземец.
— Боги! Где ты отыскал в этих джунглях дружественного туземца?
— Ну, я поднес к его горлу кинжал, и он сразу сделался исключительно дружественным. Маленький, сморщенный мужчина в набедренной повязке. Охотился на белок.
— На белок?
— Этот зверек похож на белку. Точнее, очертаниями он немного напоминает белку, — добавил бритунец. — Размером он, правда, с кабана. На него-то и охотился маленький сморщенный мужчина в набедренной повязке. Он весьма охотно одолжил мне лук.
Фридугис поднял с пола короткий, сильно изогнутый лук, сделанный из гибкой ветки и укрепленный рогами оленя, и показал киммерийцу.
— Видишь? Стрелы я сделал сам. Просто остругал палочки. Главное — мне понадобился состав из листьев хура. К счастью, у меня есть свиток, где нарисованы эти листья, так что я отыскал их почти безошибочно.
— Почти? — оскалился Конан. Фридугис признал:
— Был небольшой риск ошибиться. Я все-таки не знаток растений. Но кое-что я знаю. Если бы я ошибся, ты бы всего-навсего остался бы кенокефалом навечно. Ничего особенного. К тому же, как я подозреваю, тебе нравилось быть крупным, хищным и кровожадным.
— Я и без того весьма кровожаден, — сказал Конан.
— Недостаточно, — отмахнулся Фридугис. — Кенокефал гораздо кровожаднее. Дальнейшее тебе известно, Конан. Я подстрелил тебя, сидя в кустах. Я подобрался к тебе, пока ты спал. Храпел ты на всю округу, нимало не заботясь о том, что тебя могут услышать. Сразу видно — царь зверей. Но человек все- таки хитрее любого зверя, даже царственного. Вот довод в пользу того, чтобы оставаться человеком, Конан.
— Ты выпустил в меня отравленные стрелы?
— Лекарственные, — поправил Фридугис. — Да. Теперь ты видишь, как я о тебе забочусь?
— Обо мне? — Конан скривил губы. — Полагаю, ты заботишься о своей побрякушке.
— Увы, — Фридугис развел руками, — эта побрякушка великолепнейшим образом заботится о себе сама. Без всякого, заметь, моего участия.
— Отвяжи меня, — попросил Конан. — Клянусь, я оставлю тебя в живых.
— Не могу, — сказал Фридугис.
