– Надя, помилосердствуй, – изумилась я. – Миллионы семей мечтают именно о том, что ты так ненавидишь. Разве это не замечательно – жить без ссор и конфликтов?
– Это настоящая пытка! – взвилась Надежда. Мои слова задели ее за живое. – Это ведь ненормально, если супруги не ссорятся! Они должны бить посуду, швырять в стену радиоприемник или стулья, обвинять друг друга бог знает в чем. У нас с Гремиславом такого никогда не было! Ни одного раза за почти пятнадцать лет нашей семейной жизни! Знаешь, как я называла его раньше, когда мы жили в Дрездене? Морозильником!
Невероятная метафора рассмешила меня. Кто бы мог подумать, что жена именует мужа не «котиком» или «медвежонком», а морозильником!
– А он как-то заявил, что ему при жизни надо поставить памятник, так как он единственный человек, который выдержал меня дольше двух недель!
Гремислав, как обычно, проявил свое специфическое чувство юмора. Я заметила, что Бунич – тонкий наблюдатель, склонный к искрометным импровизациям и сарказму, однако это свойство он показывает только в кругу близких знакомых и друзей.
Я попыталась понять Надю – они с Гремиславом были разными. Удивительно, что они вообще решили заключить брачный союз. И в то же время я не сомневалась, что их брак был счастливым и удачным.
– Гремислав любит тебя, – сказала я, и Надя посмотрела на меня – ее глаза лучились скрытой радостью.
– Ты так думаешь? – спросила она, и я ответила ей, что уверена в этом.
– Гремислав любит тебя и детей, и ты тоже его любишь, иначе бы подобные мелочи не занимали тебя, – успокоила я Надежду.
...Посещение монастыря превратилось в бесконечную исповедь Надежды, но я не могла бросить подругу на произвол судьбы и старалась убедить ее в том, что она и Гремислав – идеальная пара.
По дороге в Экарест Надежде вдруг пришло в голову посетить детский приют. Она загорелась идеей помочь нуждающимся, и мы оказались в небольшом обшарпанном здании, где воспитывались сироты. Заведение это произвело на меня тягостное впечатление, Надя оживленно говорила о милосердии и необходимости оказывать помощь страждущим. Она пожертвовала большую сумму и решила, что на следующий день пришлет в приют старую одежду Сергия и Ольги.
Я до сих пор помню глаза детей, которые являлись воспитанниками этого приюта. Он существовал при поддержке герцословацкой православной церкви – ребята попадали туда из неблагополучных семей. Я поразилась тому, сколько в Герцословакии нуждающихся, и причем большая их часть – дети.
Впрочем, Надин порыв к активной помощи бездомным детям прошел очень быстро. На следующий день она уже не вспоминала о приюте, а когда я напомнила ей об этом, она заверила меня, что непременно соберет несколько ящиков с одеждой. Насколько мне известно, этого так и не произошло.
…Незадолго до завершения нашего пребывания в Герцословакии Надя огорченно сказала:
– Мне придется идти на этот прием!
В ее словах было столько горечи, и я поинтересовалась, что она имеет в виду. Надежда чрезвычайно неохотно принимала участие в светской жизни, она не сумела освоиться в столичном обществе, и Экарест оставался для нее чужим городом.
Надя пояснила:
– Прием устраивает Аристарх Богданович!
Она буквально выплюнула это имя и фамилию. О Богдановиче я, разумеется, слышала – это был наиболее знаменитый герцословацкий олигарх. Западные газеты открыто писали, что он выступает в роли спонсора семейства Благояра Никлотовича, именно при его финансовой и информационной поддержке президент был переизбран на второй срок. Надя не испытывала к этому человеку ни малейшей симпатии, да и Гремислав, как я поняла, не желал причислять его к числу своих знакомых. Это было удивительно – все те, кто хотел сделать карьеру и удержаться в своем кресле, заискивали перед Богдановичем.
– Он дает бал, – пояснила Надя. Я подумала, что ослышалась или что моя герцословацкая подруга подобрала неверное слово. Когда я поправила ее и сказала, что Богданович, видимо, устраивает прием или вечеринку, Надя упрямо повторила: – Он дает бал!
Меня поразило это словосочетание – кто в наше время в состоянии «дать бал»? Разве что английская королева или Великий князь Бертранский! От всего этого повеяло средневековой пышностью и аристократическим снобизмом.
– День рождения его очередной жены, – с сарказмом заметила Надя. – Она – Лев, поэтому такая тяга ко всему помпезному и сверкающему. Мы просто не можем проигнорировать сие событие! Оно гораздо выше по статусу, чем новогодний прием у президента!
Именно это и злило Надю – ей не хотелось оказаться в числе гостей Аристарха Богдановича, но другого выхода у нее и Гремислава не было.
– И как только его терпят! – в сердцах выпалила Надежда. – Таня же разумный и трезвомыслящий человек, к тому же – Козерог!
Я сначала не поняла, кого Надежда имеет в виду. Потом меня осенило – она вела речь о дочери президента Благояра Никлотовича. Утверждалось, что именно она убедила своего могущественного отца наделить Аристарха Богдановича властью и назначить его на пост заместителя главы Совета безопасности Герцословакии. Не знаю, сколько в этих досужих домыслах правды, но меня поражало то, что в герцословацкой политике наиболее важным фактором являлся вовсе не талант, компетентность или опыт, а связи, близость к влиятельным временщикам наподобие Богдановича и безусловная лояльность к президенту.
– А ты ее знаешь? – осторожно поинтересовалась я.
Надя внимательно посмотрела на меня, колеблясь с ответом. Она так и не ответила на мой вопрос, но я поняла – судя по тону, с которым Бунич говорила о дочери президента и о нем самом, Надежда хорошо знала это семейство. Мы больше никогда не возвращались к этой теме, я уверилась, что Надя многого недоговаривает.
Аристарх Богданович «давал бал», появиться на котором было делом чести каждого из экарестских чиновников. Приглашенные были обязаны прийти в нарядах двадцатых или тридцатых годов. Надя внезапно сказала:
– Ты поедешь со мной! Гремислав, слава богу, уезжает с командировкой на Дальний Восток, он очень рад тому, что у него нашелся предлог, дабы избежать приема у Богдановича!
Надя нещадно критиковала олигарха, припоминая ему все – влияние на президента и его дочь, колоссальное богатство и даже еврейское происхождение. И тем не менее она рьяно принялась за поиски подходящего одеяния для бала.
– Но если тебе настолько претит этот бал, почему ты просто не откажешься идти на него? – спросила я. Мой вопрос был слишком наивным, он смутил Надю. Она долго думала, а затем выпалила:
– Потому что так надо! Ты этого не поймешь, Марилена, но по-другому нельзя!
Я в самом деле не понимала и хотела отказаться от сомнительной чести участвовать в костюмированном шоу у герцословацкого олигарха, но Надя так меня упрашивала, что пришлось согласиться. Мы отправились в утомительный поход по бутикам, чтобы обзавестись нарядами.
…Никогда не забуду этого необычайного бала! Особняк Богдановича походил на версальский дворец. Подобное великолепие я видела только однажды, когда вместе с Петером оказалась во дворце одного из саудовских шейхов. Загородная резиденция Богдановича блистала мрамором и позолотой, а в саду бил каскад фонтанов, не уступающих по своему великолепию петергофским.
Многие из гостей прибыли на ретро-автомобилях, дамы были в вечерних туалетах давно минувшей эпохи, мужчины облачились в смокинги и фраки.
Гигантский зал для приемов был полон гостей, представлявших самый цвет герцословацкой политики и культуры. Хозяева приема – невысокий, полноватый, холеричный субъект Аристарх Богданович и его молодая супруга, привлекавшая внимание раритетными жемчугами вокруг тонкой алебастровой шейки, – фланировали по залу, принимая бесконечные комплименты.
Надя чрезвычайно тепло поздравила именинницу, причем никто бы не мог догадаться, что еще десять минут назад, в лимузине, она жаловалась на судьбу и уверяла меня, что ей не хочется присутствовать на
