вышла замуж за обеспеченного фабриканта Рихарда Ульриха. До этого она была обыкновенной учительницей, преподававшей в женской гимназии. Ульрих, потомок немецких переселенцев, был выгодной партией. Он был в два с половиной раза старше жены. Из бедной учительницы она сразу же превратилась в одну из важных дам в Староникольске.
А когда ее супруг скончался и оставил ей весомое наследство, она стала очаровательной молодой вдовой. Рихард Ульрих умер как-то подозрительно и скоропостижно, за завтраком. Ходили слухи, что, отхлебнув кофе, заботливо приготовленный женой, он пожаловался на першение в горле, и меньше чем через полчаса он был мертв. Официальная причина смерти – удар. Однако кое-кто намекал, что Екатерина Ставровна избавилась от надоевшего супруга, который к тому же составил в ее пользу завещание, при помощи яда. Говорили, что она замыслила смерть Ульриха вместе со своим любовником, но следствия так и не было.
И вот – жертвой преступления стала она сама. Я знала госпожу Ульрих поверхностно, всего несколько раз встречалась с ней на светских раутах. Она упорно отказывалась жертвовать на музей, а один раз, когда я с подписным листом в пользу обустройства в Староникольске детской больницы показалась на пороге ее особняка, просто велела выставить меня вон. Екатерина Ставровна предавалась веселой жизни, отдыхала на юге Франции, тратила деньги покойного супруга и – опять же по неподтвержденным слухам – заводила одного любовника за другим.
Итак, я поднялась на второй этаж. Около будуара, сидя в кресле, рыдала служанка, которая, видимо, и обнаружила тело хозяйки. Екатерина Ставровна имела приходящую прислугу, оставалась на ночь в особняке одна. Она говорила, что ничего не боится, однако это добровольное затворничество, как опять же шептались, на самом деле было нужно ей для оргий, которые она устраивала ночью.
Будуар госпожи Ульрих был обставлен в нежно-персиковых тонах. Ее тело, облаченное в лавандовый пеньюар, лежало на пушистом персидском ковре, застилавшем пол, рядом с большим трюмо, на котором стояли бесчисленные тюбики и баночки со средствами для придания и поддержания красоты.
На груди жертвы, немного увядший, со сверкающими капельками воды, лежал эдельвейс. Шею жертвы обвивал черный шарф, чрезвычайно похожий на тот, каким была задушена Евгения, с одной только разницей – этот шарф украшало изображение эдельвейса.
– Ну и что вы думаете об этом? – с вызовом произнес городничий. – Это же безумие! Если смерть Евгении Шаховской можно было объяснить как ограбление, все-таки исчез чрезвычайно дорогой бриллиант, то в особняке Екатерины Ставровны ничего не пропало.
– Действует безумец, – сказал худой чиновник.
– И это хуже всего, – городничий потер седую голову. – Что же нам делать, Елена Карловна?
Вопрос был явно риторическим, так как каждый занимался тем, что ему предписывал закон. Я поинтересовалась:
– Было ли найдено письмо?
– Какое письмо? – спросил городничий. – А, вы имеете в виду послание, подобное тому, что получила Евгения Ирупова за день до смерти? Мы еще не проверили бумаги покойной.
Письмо было обнаружено через несколько минут в ящике туалетного столика Екатерины Ставровны. Написанное, как и предыдущее, на дешевой бумаге странным почерком, оно гласило:
– Что за бред! Поганенькие примитивные стишки неудачливого писаки! – воскликнул чиновник. – Убийца действует по странной схеме – накануне своего бесчеловечного акта он посылает будущей жертве послание.
– Госпожа Ульрих явно не приняла его всерьез, – сказал городничий. – Ну-ка, послушаем, что скажет нам горничная.
Вызвали горничную, которая немного успокоилась. Девушка, всхлипывая, рассказала нам, что сегодня утром, как обычно, она пришла в особняк. Ничего подозрительного не заметила, дверь была заперта.
– Екатерина Ставровна обычно спит до полудня, и ровно в двенадцать дня я подаю ей кофе и булочки, – говорила, чуть запинаясь, горничная. – Так было и в этот раз. Я прошла в будуар, открыла дверь… И увидела бедную хозяйку бездыханной на ковре.
– Благодарю, милочка, – сказал городничий, а чиновник спросил:
– Знаете ли вы что-нибудь о письме с угрозами, которое ваша хозяйка получила вчера?
– О да, – закивала головой служанка. – Вчера с вечерней почтой Екатерина Ставровна получила письмо, в котором кто-то сообщал ей, что завтра она умрет. Она не придала этому значения, посмеялась и сказала, что не намеревается в ближайшие пятьдесят лет отправляться в царство теней вслед за Рихардом Генриховичем, ее супругом…
– Так-так, – произнес чиновник. – Можете быть свободны, дорогая. – Затем, обернувшись ко мне, сказал: – Мы имеем дело с чрезвычайно изворотливым и хитрым противником. Он ведет опасную игру, которая, несомненно, доставляет ему удовольствие. Он предупреждает жертвы – и наносит удар. Что за дьявол!
Обыск особняка установил, как же убийца проник в дом. Он, скорее всего, сделал ключи от ворот, а в особняк прошел через стеклянную дверь террасы.
Я в задумчивости вернулась обратно к Карлуше. Вторая жертва мертва, а сколько еще наметил себе этот монстр? Мне почему-то казалось, что Екатерина Ставровна Ульрих не будет последней…
Убийца именовал себя Садовником – видимо, отсюда и эта цветочная символика. Но кто скрывается за этой личиной? Я не знала, что всего через несколько дней я лицом к лицу столкнусь с этим исчадием ада и едва не стану его новой жертвой. Но я не хочу забегать вперед, поэтому обо всем по порядку…»
13 августа
Юлия в задумчивости закрыла последнюю страницу дневника Елены Карловны и откинулась на подушки. Она провела за чтением почти всю ночь. Уже светало, наступало утро следующего дня. Она так увлеклась чтением, что не заметила, как бежит время. Елена Карловна писала чрезвычайно живо и образно, события давно минувшей эпохи захватили Юлию. Она не могла поверить, что Елене Карловне довелось лично быть знакомой с ее прабабкой, Анной Радзивилл. А ведь так на самом деле и было.
Юлия взглянула на часы. Уже почти половина шестого. Она была благодарна Виктории Карловне, что та позволила ей ознакомиться с записями Елены Карловны. Но как же развивались события дальше? Записи захватили Юлию, как закрученный детективный роман. Итак, Елена Карловна принялась за расследование…
На Юлию вдруг навалилась усталость, глаза стали слипаться, она зевнула и, повернувшись на бок, моментально заснула. Себе она пообещала, что поспит всего немного – полчаса, не больше.
Когда она открыла глаза, пели птицы и ярко светило солнце. Часы показывали три четверти второго. Юлия подскочила. Неужели она проспала почти до двух часов дня? Но этого не может быть! С ней такого никогда не бывало!
Виктория Карловна, улыбаясь, заглянула в спальню. Заметив, что ее постоялица проснулась, директриса произнесла, подходя к кровати:
– Доброе утро, соня! Я вижу, что вы провели за чтением дневника большую часть ночи, не так ли? Я и сама проглотила его за один раз, не отрываясь…
– Вы правы, Виктория Карловна, – ответила Юлия, потягиваясь. Она ощущала, что сон придал ей силы. В животе заурчало. Крестинина почувствовала сильный голод.
– Вы хорошо себя чувствуете, деточка? – заботливо спросила Виктория Карловна. – Завтрак, который, впрочем, можно назвать обедом, давно ждет вас. Я не решилась вас будить. Поднимайтесь – или вы еще хотите отдохнуть?
– О нет! – воскликнула Юлия.
Она ощущала себя выспавшейся. Она прошла вслед за Викторией Карловной в небольшую гостиную, обставленную чрезвычайно уютно. Олянич приготовила ароматный чай и вкусный вишневый пирог. Юлия набросилась на него.
– Вижу, вы и в самом деле проголодались, – сказала, вздохнув, Виктория Карловна. – Ну, что можете сказать по поводу записей моей бабки?
– Очень и очень интересно, – ответила Крестинина. – У вашей бабки был несомненный литературный
