донеслись горестные протяжные вздохи, как будто девушка была не единственной, кто оплакивает кончину хозяев овального зала. Как по команде, все четверо обернулись, но никого не увидели. Стонавшее существо явно старалось не выходить из темноты, чтобы не попасть в световой круг. Неизвестный словно почувствовал, что на него обратили внимание: стоны сменились характерным натужным кряхтением со всеми сопутствующими звуками, заставившими Олвину покраснеть.
И вновь, будто таинственный незнакомец почувствовал ее смятение, кряхтение сменил идиотский, довольный смех.
— Я сейчас прибью эту тварь! — Сопровождаемая насмешливым взглядом Конана и сдержанной улыбкой Калима, девушка закусила губу и шагнула в темноту.— Кто там животом мается?!
Олвина медленно двигалась вперед, и ее факел выхватывал все новые участки коридора, отвоевывая его у темноты. Наконец она остановилась, растерянно озираясь.
— Конан! — позвала девушка.— Да ведь это та белесая плесень, что повсюду растет на стенах!
— Точно,— согласился остановившийся рядом киммериец,— только похожа она уже не на пленку, а на слоеный пирог.
— Хуже другое,— спокойно заметил Калим,— когда мы шли сюда, этой дряни на стене не было.
— И мне совсем не хочется идти мимо нее,— поддержал его Бергон.
Олвина подняла факел повыше и осторожно пошла вперед. Почти сразу верхний слой «пирога» сморщился, собравшись в странного вида наросты, которые начали быстро вытягиваться, превращаясь в гибкие щупальца, а те потянулись к девушке, явно стремясь обнять ее. На плесени появились два огромных водянистых глаза, с интересом уставившихся на незнакомку.
— Похоже, ты пришлась ему по душе,— не к месту пошутил Конан.
Олвина испуганно отпрянула:
— Тьфу, дрянь!
Щупальца мгновенно втянулись обратно, «пирог» надулся, грозя в любой момент лопнуть, и издал неприличный звук.
— Ну-ка отойди,— сказал Конан, оттягивая девушку за руку.
— Ф-фу!— сморщилась Олвина.— Как от него дурно пахнет!
— Н-да, не розы,— согласился киммериец, стараясь пореже вдыхать.— Надо уходить отсюда.
— Я боюсь его!
— Ничего,— обнадежил девушку Конан,— зажжем побольше факелов. Не думаю, что он рискнет напасть.
Однако, словно, угадав их намерения, слизняк сполз на пол и перегородил собой весь проход. Бергон почесал в затылке:
— Что будем делать?
— Сперва прижмем вонючку к полу, чтоб не надувался больше,— проворчал Конан,— а потом выжжем.
Увесистый камень с чавканьем погрузился в желеобразную массу, заставив водянистые мутные глаза плотоядного слизня вылезти из орбит.
— Как тебе мой подарок?— поинтересовался Конан, выламывая из стены следующий блок, который через мгновение с таким же звуком погрузился в студенистое тело.
После второго неаппетитного куска тварь вдруг быстро надула непридавленный край. Олвина поторопилась зажать нос, но слизняк неожиданно принялся издавать похожие на рев трубные звуки.
— Не нравится мне это,— проворчал, пятясь, Бергон.
— Что? Опять предчувствие?— спросил Конан, хотя и сам почувствовал неладное.
— Ага,— подтвердил замориец.
— Хоть бы когда-нибудь для разнообразия предсказал что-то хорошее,— укоризненно заметила Олвина.
— Когда случится, почувствую,— заверил девушку Бергон,— а сейчас мне кажется, что эта мерзость зовет кого-то.
— Не иначе как рассерженную мамочку,— проворчал Конан, отступая и увлекая за собой девушку.— Пойдем-ка назад. Там хотя бы просторнее — есть где развернуться.
Не успел он сказать это, как из темноты коридора показалось нечто бесформенное, размером превосходящее крупного медведя.
— Быстро уходим! — взревел киммериец, и все четверо бросились назад, к овальному залу.
— Скорее разжигайте факелы! — крикнул Конан.— Похоже, выродок и, в самом деле, позвал мамашу или уж не знаю какого родственничка!
Тварь оказалась гораздо менее быстрой, чем люди, и к тому времени, когда ее туша появилась в проходе, Конан успел выломать из потрепанной временем кладки пару увесистых блоков. Едва он покончил с этим занятием, в зал вбежал запыхавшийся Бергон.
— Она наползла на своего отпрыска, постояла над ним и двинулась на меня, но на освобожденном месте уже ничего не было! Похоже, она поглотила своего сынка!
В руках друзей уже горело шесть факелов. Из коридора послышалось хлюпанье. Конан отдал свои факелы Бергону и взвалил на плечо огромный блок, который ему еле удалось поднять. Как только тварь вползла в зал, глаза ее словно затянулись туманной пеленой, защищавшей от излишнего света. Не дожидаясь, пока она приспособится к новому освещению, Конан бросил свой камень, и тот погрузился в желеобразное тело.
До сих пор безмолвствовавшее чудище дико заверещало, разинув огромную зубастую пасть, какой и в помине не было у сынка. Конан тотчас бросил второй камень, попав прямо в глотку. Челюсти твари с клацаньем сомкнулись, и послышался отвратительный звук, одновременно напоминающий и бульканье, и мычание.
Вооруженные мечами и факелами люди бросились вперед и принялись кромсать и прижигать студенистое тело, пользуясь тем, что придавленное камнями существо не могло передвигаться. Тем не менее, тварь уже выпустила щупальца и умудрилась сбить с ног Калима и Бергона, в то время как Конан вновь бросил в нее только что выдранный из кладки блок. Мечи обрубали щупальца, впивались в омерзительную плоть гигантского слизня, отхватывая от него куски.
Однако и для людей сражение проходило не без потерь. Как ни изворотливы и ловки они были, но одно из бесчисленных щупалец урода прихватило за ногу Олвину, и хотя мгновение спустя девушка отсекла его мечом, лодыжка мгновенно распухла, а в ноге запульсировала острая боль.
— Вон отсюда! — гаркнул Конан и резко оттолкнул девушку в сторону.
Студенистые отростки уже устилали весь пол вокруг придавленного камнями сухопутного спрута, но еще немало их оставалось у него в запасе. При каждом удобном случае Конан продолжал кидать камни, когда заметил вдруг, что щупальца, извиваясь, ползут к студню, а сам он пытается обволочь сооруженную киммерийцем пирамиду и освободиться, как бы обползти, пропустив ее сквозь себя.
— Хватит!— крикнул северянин, отступая.— Похоже, здесь действуют только яд и огонь!
С помощью своих спутников он забросал придавленного монстра горящими факелами, наблюдая, как обугливается заваленный камнем студень. Тварь отчаянно пыталась издать знакомый уже трубный зов о помощи, но так и не смогла этого сделать. Как только Конан убедился, что с монстром покончено, он сразу потерял к нему интерес. Смотреть, как тварь подыхает в страшных мучениях, киммерийцу вовсе не хотелось.
Он подошел к Олвине и, не обращая внимания на протесты и заверения девушки, что с ней все в порядке, принялся внимательно осматривать ее ногу. Лодыжка распухла и покрылась волдырями. Это было очень плохо. Конан задумался. Он не знал, как долго будет действовать яд твари, но было ясно, что друзьям его, не только Олвине, хотя в особенности ей, нужен отдых. И не имело никакого значения то, что сам он привык выносить и не такое.
Конечно, овальный зал был не лучшим местом для привала: случись что, они окажутся загнанными в тупик. С другой стороны, прочие обитатели подземелий вряд ли скоро узнают, что вместо хищных лиан здесь расположились люди. Значит, какое-то время для отдыха у них есть, и этим нужно воспользоваться. Несмотря на непрекращавшиеся протесты девушки, Конан уложил ее на своем плаще. Сам он остался дежурить первым, за ним следовала очередь Калима, на которого он мог положиться. Третьим предстояло
