Продолжая рассказывать возбужденной аудитории обо всем, что он знал относительно готовности нации оказать сопротивление, о всеобщем восстании, о решимости умереть, барон, искоса посматривая сквозь красноватые отблески бивуачных огней в сторону Вердена, старался рассмотреть что-то на укреплениях около ворот святого Виктора. Казалось, он ждал какого-то сигнала, которого все не было и не было. По временам он доставал часы, с беспокойством смотрел на них, рассеянно слушая болтовню роялистов, и снова поглядывал все на тот же кусочек темного неба.
– Что же мешкает этот негодяй Леонард? – бормотал он про себя. – Неужели он изменил мне? Неужели в последнюю минуту у него не хватило храбрости? О, я жестоко отомщу ему. Я сошлю его на галеры, как сказал, если он обманул меня!
И, не притворяясь более внимательным к разговорам добровольцев, уступая непреодолимой сонливости, барон закрыл глаза и приготовился завернуться в плащ, чтобы улечься около красноватой золы бивуачных огней, но вскоре ему пришли сказать, что генерал Клерфэ готов принять его и ждет немедленно в своей палатке.
Барон с неудовольствием встал и последовал за вестовым, который должен был проводить его; при этом Левендаль не упустил случая в последний раз бросить беспокойный взгляд на дома Вердена, видневшиеся над укреплением в верхней части города. Погруженные в тень и покой, эти строения казались равнодушными к обстрелу, продолжавшемуся с другой стороны города, хотя теперь и значительно ослабевшему; пруссаки отвечали очень умеренно на орудийный огонь осажденных, а те, предвидя осаду, которая могла затянуться, берегли боевые припасы.
В палатке командующего войсками барон встретил флигель-адъютанта, бывшего в ратуше. Он внутренне скорчил гримасу, но вежливо поклонился графу Нейппергу. Последний холодно ответил ему тем же.
Переговоры были очень короткими. Австрийский генерал осведомился о боеспособности города, а когда барон заявил ему, что город снабжен всем необходимым и может продержаться очень долго, то генерал ответил немым жестом, полуоткрыв полотно палатки, словно показывая, как сверкают снаряды, разрываясь над вражескими укреплениями.
Барон машинально проследил за движением руки генерала и вдруг, как он ни владел собой, не мог сдержаться, чтобы не издать короткого возгласа, в котором слышались торжество и удовлетворение: он заметил в северной части города пылающее зарево. Пламенные вихри кружились среди облаков дыма в том квартале Вердена, который до сих пор казался пощаженным огнем осаждающих.
– Что с вами? – спросил командующий войсками, удивленный выражением необыкновенного волнения на лице барона.
– Ничего, генерал, абсолютно ничего… просто усталость, волнение да, кроме того, радость при мысли, что завтра ужасы обстрела и осады уже не будут грозить этому прекрасному городу. Вот чем объясняется мое восклицание при виде снарядов и раскаленных ядер, бороздящих небо! – ответил Левендаль, стараясь казаться спокойным.
– Значит, вы думаете, что завтра город откроет ворота? – спросил Клерфэ.
– Я уверен в этом, генерал… еще сегодня утром мне принесут подписанную капитуляцию.
– Почему же вы не принесли ее сами? Почему мой флигель-адъютант, граф Нейпперг, вот этот самый, уполномоченный мной и герцогом Брауншвейгским принять капитуляцию, был отослан вами обратно?
– Я не был уверен, что завтра город будет расположен сдаться.
– Вот как? В чем же было препятствие?
– Вчера в зал, где мы совещались, неожиданно вошел человек, совершенно неистовый, прямо атаман шайки разбойников, полковник Борепэр, который мог перевернуть вверх дном все наши проекты и разрушить все надежды.
– Этот полковник – храбрый солдат и достойный противник! – сказал граф Нейпперг генералу Клерфэ.
– Вы видели его? – с интересом спросил генерал.
– Я видел его, слышал, как он говорил, вы же можете видеть, как он действует, так как именно он так быстро привел Верден в оборонительное состояние. До тех пор пока Борепэр не сложит оружия, я не соглашусь с этим господином: Верден не капитулирует!
И Нейпперг с презрением поглядел на барона.
– Что вы скажете на это? – заметил Клерфэ барону. – Вы обещаете мне, что завтра утром ворота города будут открыты… а мой флигель-адъютант, который был там на месте и лично убедился в энергии защитников Вердена, говорит, что город не так-то легко сдастся. Ну, отвечайте!
– Простите, – сказал барон масляным голосом, – я и не собираюсь противоречить вашему флигель- адъютанту. Я уже указывал вам на препятствие. И я тоже разделял ваши опасения и недоверие, и я не был уверен, что Верден капитулирует.
– А теперь вы считаете капитуляцию возможной?
– Безусловно.
– Но… Борепэр…
– Борепер умер.
– Умер? Откуда вы знаете это? Кто сказал вам?
Барон поклонился и с еще более, чем всегда, заискивающей улыбкой ответил:
– Ваше превосходительство, разрешите мне подождать официального подтверждения новости, вестником которой я являюсь! Человек, который должен доставить капитуляцию, подписанную муниципалитетом, расскажет вам о кончине полковника Борепэра, хотя лично для меня в этом нет ни малейших сомнений.
– Хорошо, мы подождем! – холодно произнес Клерфэ, делая рукой знак, означавший, что аудиенция кончена.