Глава вторая
Днем они остановились в небольшой деревушке, отдохнули и поехали дальше. До Потали оставалось всего два дневных перехода, но путь шел через непроходимые джунгли, и лишь изредка попадались открытые места, где когда-то были деревни.
Конану не нравились духота и заросли вендийских джунглей. Воздух, казалось, был густым от испарений земли и дыхания растений. Не освежая, он с трудом проходил в горло. Конан то и дело прикладывался к фляге с вином, чтобы избавиться от ощущения вязкости лесного воздуха. Дхавана молча сидел сзади. Похоже, он не замечал ни жары, ни духоты.
Ближе к вечеру они набрели на небольшую поляну. Рядом с дорогой, заботливо обложенный камнями и очищенный от сухих веток, бил маленький родник — все, что осталось от деревни, покинутой много дет назад. Конан напоил коня, напился сам и набрал воды в опустевшую флягу. Дхавана омыл в воде руки и лицо, помолился и, как делали все путники до него, отбросил прочь от родника весь мусор.
Костер разожгли здесь же, и Конан предложил юноше свой плащ, чтобы тот уснул. Но Дхавана явно испытывал какое-то беспокойство и тревожно всматривался в переплетение веток и лиан, которые в сгущавшихся сумерках казались непроходимой стеной. Впервые за весь вечер он, наконец, заговорил:
— Здесь очень опасные места. Много путников погибает в когтях огромного тигра — хозяина здешних лесов. Сначала я даже думал, что этот тигр растерзал и моего брата. Но сестра сказала…— Он осекся на полуслове, с ужасом наблюдая за тем, что происходит за спиной Конана.
Киммериец понял все без слов, резко отскочил в сторону и выхватил меч. Привязанный к дереву конь захрипел и стал биться, стараясь оборвать повод.
Лес огласился протяжным ревом голодного тигра, и вот он уже стремительно выскочил на поляну, готовясь поживиться легкой добычей. Он привык брать дань с этой дороги и ночью, и даже днем. Другого пути в Потали с севера не было, поэтому путники обычно собирались в караваны, чтобы вместе миновать опасные места. Тех, кто путешествовал в одиночку, тигр считал своей законной добычей, и потому мало кому из них удавалось дойти до Потали.
Уже несколько дней дорога пустовала. Тигр был голоден и зол. И вот наконец путники и лошадь! Хищник стоял посреди поляны, оскалив ужасные клыки, бил хвостом и яростно рычал.
От ужаса конь взвился на дыбы.
Вдруг два вихря рванулись навстречу друг другу, воющий и ревущий клубок покатился по поляне. Разгоравшийся костер потух, и в сумерках трудно было разобрать, что происходит. Не помня себя от ужаса, Дхавана залез на дерево и, прижавшись к стволу, раздвинул плети лиан, пытаясь разглядеть, что творится внизу. Казалось, на поляне сражались два могучих тигра. Мелькали тела, раздавалось яростное рычание, звуки ударов и треск сучьев. Внезапно клубок ревущих тел распался, но через мгновение противники вновь сцепились в смертельной схватке. Однако вскоре все затихло, даже конь перестал ржать и биться. Были слышны лишь хриплое дыхание и предсмертные стоны — то ли зверя, то ли человека. Наконец Дхавана различил в темноте очертания человеческой фигуры с мечом в руке. Юноша быстро слез с дерева и подбежал к коню. Почувствовав прикосновение человеческих рук, конь успокоился и лишь изредка испуганно всхрапывал.
С головы до ног залитый кровью Конан вытирал меч огромными листьями лианы. Дхавана поджег сухую ветку и осмотрелся. Гроза одиноких путников, тигр, оскалив страшную пасть, лежал на спине с огромной раной в груди.
Дхавана быстро насобирал сучьев и разжег новый костер. Конан в изнеможении сел, прислонился спиной к стволу и закрыл глаза. С разодранного плеча свисал огромный лоскут кожи, вся грудь была исполосована когтями. Кровь лилась горячими ручьями, и вместе с ней силы покидали могучее тело киммерийца. Но вот он почувствовал, что кто-то прикасается к его ранам — это Дхавана промывал их холодной водой. Потом он принес охапку мягких круглых листьев и стал бережно прикладывать их к ранам. Как только он накладывал лист, боль потихоньку начинала утихать, а кровь сразу останавливалась.
Вскоре все раны были прикрыты листьями, боль почти ушла, и киммерийца потянуло в сон. Сквозь прикрытые веки он видел костер, оскаленную пасть тигра и его желтые глаза, казавшиеся совсем живыми в отблесках пламени. Засыпая, Конан успел подумать, что надо бы снять с него шкуру.
Проснувшись утром, киммериец сначала не понял, что с ним — одежда изорвана, в засохшей крови, а тело облеплено увядшими листьями. Он повернул голову и сразу все вспомнил: и тигра, и битву, и то, как Дхавана промывал его раны. Тигр прокусил Конану плечо и порвал грудь. Такие раны болят сильнее, чем от меча или копья, но сейчас боль почти не чувствовалась… К своему удивлению, поодаль киммериец увидел распяленную на сухих ветках умело обработанную шкуру. Рядом лежала прикрытая травой и листьями освежеванная туша.
Дхавана сидел возле Конана на корточках и никак не мог понять, чему удивляется киммериец, глядя на шкуру. Но, когда Конан объяснил, юноша засмеялся и сказал:
— Настоящему мужчине и сорока искусств мало — так говорил мой отец. Ты еще не так удивишься, когда снимешь эти листья! — И Дхавана осторожно отлепил лист от плеча киммерийца.
Конан скосил глаза, ожидая увидеть распухшую рану, но под листом был свежий рубец, словно он сражался с тигром не сегодня ночью, а, по крайней мере, дней десять назад. Он привык не замечать боли, привык, что раны у него быстро заживают, но с такими чудесами столкнулся впервые.
— Так ты, что же, еще и лекарь? Ткешь парчу, выделываешь шкуры, заживляешь раны… Сколько искусств, ты говоришь, должен освоить настоящий мужчина — сорок? Что же ты еще умеешь?
Дхавана, улыбаясь, отлепил остальные листья — раны уже затянулись, остались только яркие рубцы, которые вскоре побледнеют. Потом юноша подошел к лиане, свесившей свои гибкие побеги с нежно- сиреневыми цветами прямо над дорогой:
— Тебе очень повезло, чужеземец! Боги отблагодарили тебя за то, что ты избавил джунгли от этого проклятия. Если бы не листья вьяны — ты бы истек кровью. Это очень хороший знак. Боги любят тебя. Ведь только свежесорванные листья вьяны исцеляют. Когда они увянут или засохнут — чудесная сила исчезает. Поэтому их нельзя запасти впрок.
Конан разглядывал слегка колышащуюся над поляной лиану, вдыхал аромат цветов и думал, что Вендия — действительно чудесная страна. Прав был Витара…
Весь день они ехали по безлюдным местам. В джунглях изредка встречались небольшие поляны, заросшие высокой травой, а потом деревья вновь смыкали ветви над их головами. Вверху шумно возились пестрые птицы, перекликаясь резкими голосами, как торговцы на базаре. Некоторое время путников сопровождала стая любопытных обезьян. Они увидели наброшенную на плечи Конана шкуру тигра и подняли отчаянный визг. Потом их привлекло что-то другое, и они, все так же вереща, умчались вглубь зарослей.
Для последней ночевки Конан и Дхавана выбрали довольно большую поляну.
Конан разложил на траве полосатую шкуру и с удовольствием на ней растянулся. Дхавана разжег костер и сидел рядом, по-прежнему задумчиво глядя на огонь и почти не прикасаясь к еде. Потом он встрепенулся, как будто что-то вспомнив, и достал из-под рубахи пояс. Парчовый пояс, затканный золотыми нитями, сверкнул в свете костра, и Конан придвинулся ближе, чтобы получше его рассмотреть. Дхавана протянул ему пояс и сказал:
— Сундари, наша сестра, говорила мне, что Критава не погиб, растерзанный тигром, что он жив, но может скоро умереть, и мне, если я пойду его искать, тоже грозит беда… Но она выткала этот пояс и сказала, что в его узорах заключено древнее заклинание. Если мне будет трудно, я должен положить его перед собой и вспомнить сестру…— Дхавана взял из рук Конана пояс, положил на землю и стал легонько поглаживать его кончиками пальцев. Вдруг рядом с ними, на фоне черных ночных кустов, в воздухе появилась легкая сияющая дымка. Колеблясь, она постепенно принимала определенные очертания. И вот перед ними возникла стройная девушка с тяжелыми черными волосами, в яркой шелковой одежде. Дхавана глядел на нее не в силах оторваться. Конан тоже засмотрелся на это ночное видение. Девушка села рядом с Дхаваной, и отблеск костра позолотил ее щеки. Юноша наконец пришел в себя и спросил:
— Это ты, Сундари?! Как ты очутилась здесь, в джунглях, так далеко от дома? Как родители отпустили тебя?
