Лекарь, с важным видом подойдя с другой стороны ложа, ощупал морщинистой рукой лоб герцогини, подержал запястье худыми пальцами и медленно произнес:
— М-м-м… Жар в крови усмирит прохладное питье… Я вижу, девушка, ты уже принесла его? Очень хорошо… Я дам тебе целебный сбор, ты смешаешь его с подогретым вином и будешь давать госпоже, как только она проснется… Несколько дней в тепле и покое — и все пройдет, да, все пройдет! — Он покивал головой, отпустил руку герцогини и, поклонившись герцогу, поманил за собой служанку. Когда они вышли, Лавиния повернула голову и чуть слышно спросила:
— Ты назначил этого… Ферндина… своим Главным Советником?
— Тебя еще и это огорчает, я знаю… Ну почему ты так недоверчиво к нему относишься?! Ладно, об этом после, сейчас ты больна… Барон Ферндин на две-три луны отбыл в свое новое поместье, а потом, когда он вернется, я и назначу его на место старого Дисса. Его, и никого другого! Такова моя воля! — Он неожиданно рассердился, вскочил и стал ходить по спальне из угла в угол.
— Подойди сюда, Оргельд, мне трудно громко говорить! — Лавиния слабым жестом протянула к нему руку. Внутри ее все содрогалось от бешенства, но глаза смотрели кротко и беспомощно. — Вот так, сядь рядом и послушай! Он отбыл в Редборн, ведь именно это поместье ты ему пожаловал?
— Да, дорогая, но он скоро вернется.
— Наверное, ты прав, я по-женски чего-то в нем не понимаю… Если ты считаешь, что он достоин, — пусть будет твоим Советником… А сейчас я хочу спать… И завтра буду спать, и послезавтра… Пусть Йонда занавесит окна и никого ко мне не пускает. Если мне что-нибудь понадобится, я пришлю ее — она смышленая девушка.
Герцогиня устало прикрыла глаза и отвернулась. Герцог, занятый своими мыслями, рассеянно погладил ее горячую руку, лежавшую поверх одеяла, и быстро пошел к двери.
Днем Лавиния еще пару раз бесшумно заглядывала в потайную комнату, но киммериец крепко спал. Ближе к вечеру она взяла принесенные Йондой кушанья и, оставив девушку в спальне, спустилась к раненому. Он лежал на спине, подложив руки под голову, и сразу повернулся, услышав звук отпираемой двери.
Увидев герцогиню, Конан, пытаясь встать, приподнялся на ложе, но она, опустив поднос на стол, села рядом в низкое кресло. Запах жаркого с герцогской кухни защекотал ноздри киммерийца, и Лавиния, засмеявшись, сказала:
— Попробуй поесть! Думаю, рана не должна тебя больше беспокоить.
Она наполнила кубки вином и подвинула блюдо поближе к киммерийцу. Тот, не заставив себя долго упрашивать, принялся за еду, а она задумчиво смотрела на него, изредка поднося к губам кубок. Вскоре и блюдо, и кувшин опустели, а она все так же молча глядела на него темно-синими глазами.
Конан ощупал повязку на горле, покрутил головой и спросил:
— Давно я здесь? Похоже, проклятый Ферндин чуть не отправил меня на Серые Равнины! Надо найти его и свести счеты, иначе душа моя не будет знать покоя!
— Не торопись, киммериец, ты скоро найдешь его! — Герцогиня, как тогда, на турнире, не мигая смотрела ему в глаза. — Я, как и ты, больше всего на свете хочу его смерти, но что могу я — слабая женщина! Вчера, когда он тебя ранил, мое сердце чуть не разорвалось!..
— Вчера?! Да ведь он со всего маху всадил меч мне в горло! А сейчас я ем и пью! — Конан снова недоверчиво ощупал повязку.
Поставив кубок, Лавиния поднялась и осторожно развязала узел. Мягкая ткань, послушно размотавшись, упала на пол. Вглядевшись в шею варвара, на которой не было и следа от страшной раны, герцогиня не сдержала изумленного возгласа:
— Это просто чудо! Спасибо тебе, мудрая Вегда! Удивленно приподняв брови, Конан провел рукой по шее:
— Ого, по-моему, даже рубца не осталось! Что за Вегда? Наверняка какая-нибудь колдунья! Ненавижу колдовство, но только не тогда, когда оно возвращает жизнь!
— Да, она колдунья, и благодаря ей ты жив. Вот, смотри, тут немного еще осталось!
Лавиния достала золотую коробочку и открыла крышку. На дне еще было немного пахучей мази, но, когда она прикоснулась к ней пальцем, зелье голубым дымком вылетело из шкатулки и растеклось по комнате, наполнив ее пряным ароматом.
Лавиния с улыбкой протянула руку и легким движением провела по мускулистой шее, по тому месту, где вчера чернела смертельная рана. Конан бережно взял ее руки в свои и стал целовать ладони. Она пересела с кресла на край ложа, отняла пальцы от его лица и потянулась жадно приоткрытым ртом к его жестким губам. Конан мягко обнял женщину, и она покорно прильнула к могучей груди киммерийца…
Утром, когда в потайную комнату из сада донеслась надоедливая перекличка ворон, Лавиния, открыв глаза, тихо засмеялась. Даже ради одной такой ночи стоило бы воскресить этого варвара! Нежный и ненасытный, он сумел разбудить в ней такую страсть, о которой она и сама не подозревала. Или это внезапно вспыхнувшая любовь, перемешавшись с испепеляющей душу ненавистью, выплеснулась таким жарким неистовством?! Она лежала, обессилевшая от наслаждения, и смотрела на мигающий огонек готового погаснуть светильника. Еще немного — и комната погрузится в темноту. Стараясь не разбудить Конана, Лавиния осторожно встала и пододвинула легкое кресло к дальней стене. Под самым потолком, где проходила широкая панель из резного дуба, она слегка нажала планку, и часть обшивки бесшумно отошла в сторону. Утренний свежий воздух через узкое зарешеченное оконце ворвался в комнату, сразу же загасив ненужный светильник. Вороны хрипло перекликались где-то совсем рядом, и Лавиния, которой очень нравились эти птицы, представила, как они потешно приседают на ветках, прочищая горло. Она снова засмеялась и легко спрыгнула на пол.
Киммериец, полулежа на подушках, с восхищением смотрел на стройную обнаженную женщину с пышными каштановыми волосами, спускавшимися ниже пояса. Глаза их, встретившись, снова сказали все без слов, руки нетерпеливо переплелись, а тела жадно прильнули друг к другу…
Верная Йонда сказала посланным герцога, что госпожа плохо спала ночью, и это было истинной правдой. Поднявшись к себе в спальню, Лавиния опустилась на ложе, пустовавшее всю ночь, и мгновенно уснула. Открыв глаза, когда солнце уже клонилось к закату, она полежала еще немного, не раскрывая глаз и думая о киммерийце. Вот он сейчас там один, заперт в крошечной комнате, как большой свободный зверь, пойманный в клетку. Ей хотелось бы еще немного удержать его возле себя, но она знала, что киммериец сейчас думает не о ней. Странно, это вызывало в ее душе не досаду, а, скорее, торжествующую радость. Мщение мужчины и месть женщины — все же очень разные вещи. Но, когда к ненависти мужчины добавляется любовь и ненависть женщины, силы мужчины удесятеряются…
Герцогиня позвала Йонду и велела ей принести побольше еды и вина. Ловкая служанка, несколько раз сбегав туда и обратно, принесла столько всего, что Лавиния со смехом всплеснула руками:
— О Пресветлый Митра! Бедная больная герцогиня не может и смотреть на жареную дичь, не говоря уже о пироге с олениной! А где это видано, чтобы вино сюда приносили в таких кувшинах?! Где ты его взяла?!
— Наши конюхи как раз из таких и пьют… Но я подумала — лучше один большой, чем пять маленьких…
— Йонда, ты все понимаешь с полуслова! Помоги мне отнести это вниз и побудь до утра в спальне. Я крепко уснула после целебного питья, поняла?!
— Да, моя госпожа! — Она взяла тяжелый кувшин и пошла вслед за герцогиней по темной лестнице.
Едва войдя в потайную комнату, Лавиния сразу же оказалась в объятиях киммерийца. Обменявшись с ним быстрыми поцелуями, она приложила палец к губам и, протянув руку в приоткрытую дверь, взяла у Йонды кувшин. Девушка побежала наверх, чтобы принести остальное, а Лавиния дала киммерийцу сосуд с маслом для лампы. Наполнив маленькую бронзовую чашу, он заодно налил масла и в три других светильника, поправил фитили и высек огонь. Маленькое оконце под потолком еще тускло светилось отблесками заката, но Конан, легко дотянувшись до резной панели, поставил ее на место.
И сразу словно оборвалась незримая нить, связывавшая их с миром. Они почувствовали, как волны горячей страсти снова с шумом накатились на сознание, а тела трепещут от неукротимого желания слиться в единое целое…
