спас «Дядю Теймура» от иноземных захватчиков. Более того, разбитые наголову пираты разнесут по всей Африке весть о том, что, во-первых, русские по-прежнему сильны, во-вторых, у них по-прежнему нечего брать, и, в-третьих, требовать у них за одну бабу коробку рыбы — это свинство, которое чревато жестоким мордобитием и потерей флота. Ну а в целом мы, конечно, против любых проявлений апартеида и расизма.
Капитан встал, кашлянул и посмотрел на меня. Я скромно опустил голову.
Суть выступления сводилось к следующему. Мало того, что пароход оказался в критической ситуации в связи с аварией главного двигателя. Мало того, что мы уже потеряли одного человека. Так еще этот совершенно безответственный Стрельцов бездумно рисковал не только своей жизнью и жизнью товарища, но и жизнями остальных членов экипажа. О возвращённых «дипломате» и видеокамере не было сказано ни слова, как и об исчезнувшем с горизонта воровском суденышке.
Аплодировать капитану стоя здесь было не принято. Вместо этого старший моторист Сергеич молча похлопал меня по плечу, а боцман громко пообещал удержать из моей и так небольшой зарплаты стоимость канистры с растворителем и рации.
Я отправился спать.
В шестнадцать меня подняли на вахту, и я снова наматывал круги на палубе, стараясь никому не попадаться на глаза. Но на смене вахт старпом вдруг вспомнил, что меня хотел видеть капитан. Мне показалось, что он меня уже сегодня видел, но я послушно спустился палубой ниже и постучал в капитанскую каюту.
— Разрешите?
— Заходите, Стрельцов.
Капитан пошарил под столом и подал мне литровую бутылку виски. От неожиданности я чуть не рубанул: «Служу Советскому Союзу!», тем более что по морским меркам эта награда запросто тянула на медаль «За отвагу» или даже на орден Дружбы народов.
— Вы — неплохой моряк, Стрельцов. Вот только опыта маловато. А действовали вы все-таки опрометчиво.
Конечно, будь у меня побольше опыта, я бы договорился с корефаном по-хорошему и, может быть, даже принял под командование его корыто, чтобы сеять ужас среди владельцев видеокамер.
— Да, вот ещё… — вспомнил капитан, — Чиф сказал, что вы у них пистолет отобрали. Принесите, пусть у меня в сейфе лежит… Кстати, все хотел у вас спросить, я в первый раз не очень понял… Вы на каких судах раньше работали?
— На парусниках, — проскрипел я в ответ и выскочил из каюты.
Этим вечером до меня неожиданно дошло, что с момента моего появления на «Дяде Теймуре» я незаметно для себя преследовал еще одну цель. И только сейчас, сидя на диване в боцманской каюте между молчаливым Валей и не очень разговорчивым Олежкой, я понял, что все время пытался влиться равноправным членом в эту не совсем понятную, снисходительно-насмешливую, а порой довольно ехидную семью. Кажется, сегодня это мне удалось.
Хотя к боцману я влился без особого желания и только вместе с виски. Он подкараулил меня, когда я спустился на нашу палубу от капитана, и радушно распахнул дверь.
— Вот молодец, Витька! А у меня как раз колбаска с завтрака осталась.
Я заколебался, но в коридоре щёлкнула ещё одна отворившаяся дверь, высунулся из каюты Хомут.
— Заходи, старичок, — махнул я ему. — И ребят позови.
Народу собралось немного. Поначалу сидели тихо, о Кольке и об аварии старательно не вспоминали, поэтому разговор в основном вился вокруг ночных событий. Потом Хомут принес еще одну, и под нее мы обсудили проблему международного пиратства. А когда вплотную подошли к столь деликатному вопросу, как стоимость женщин в различных африканских, латиноамериканских и азиатских портах, водка закончилась.
Боцман разочаровано потряс бутылку, посмотрел сквозь нее на свет и подозрительно спросил:
— Витька, он тебе только одну дал?
Я кивнул:
— Только одну.
— Точно?
— Точно!
— Так сходи ещё попроси. Я тут как раз один случай вспомнил…
— Как это — попроси? — удивился я.
— Как-как… Придумай что-нибудь… Скажи, что разбил, пока нес.
— Нет, я не пойду. Неудобно как-то. Да и ночь уже…
— А-а, — с досадой отмахнулся боцман, — наберут на флот… Хомут, у тебя ничего не осталось?
— У меня не осталось, — задумчиво протянул Хомут и сделал достаточно многозначительную паузу, чтобы все поняли: безвыходных положений не бывает.
— Ну не томи!
— У Кольки должно остаться, — сказал Хомут, не глядя ни на кого из нас. — Только его каюту дед еще вчера запер, а ключ старпому отдал.
Боцман выдвинул ящик стола, порылся в груде всяких полезных и бесполезных железок и достал ключ.
— На, вездеходом попробуй. Чего ж ей теперь пропадать, что ли? И Кольку помянем. Правильно, мужики?
Мы вроде как нехотя согласились.
Хомут отсутствовал недолго. Он вернулся без водки и поэтому выглядел очень подавленным.
— Ты что, открыть не смог? — возмутился боцман. — Ну, наберут на флот!
— Я-то смог, — тихо ответил Хомут. — И не только я. Там у него в каюте все перерыто.
Мы повскакивали со стульев и почти бегом направились к трапу.
Дверь оставалась открытой, и заходить внутрь не было никакой надобности. И так ясно, что каюта подверглась торопливому обыску. Вывернутые ящики, разбросанная одежда и взгорбившийся матрац.
— А водка на месте? — спросил боцман.
— Я не смотрел, — ответил Хомут.
— Так посмотри!
Хомут вошел в каюту, перешагнул через открытый чемодан и потянул дверцу рундука.
— Да вон в коробке три бутылки стоят.
— Деньги искали, — уверенно заявил Олежка и задумчиво добавил: — У нас в этом контракте такого еще не было.
— Нет, не деньги, — сказал я. — Искали что-то крупное. Если бы искали деньги, то все вещи в чемодане просмотрели бы. А так — только разворошили.
Я повернулся к Хомуту и наткнулся на его подозрительный взгляд.
— Да, воровства у нас еще не было, — произнес он значительно.
— Ладно, закрываем, — хмуро пробормотал боцман. — Завтра доложу капитану — пусть разбирается, чего как.
Он запер дверь.
— Все, мужики, банкет закончен.
Повар Андрей, которого все почему-то уважительно называли шефом, разочарованно вздохнул:
— А я отварного мяса нарезал… Ладно, пойду убирать.
Он посмотрел на нас с надеждой, ожидая возражений, но не дождался и пошел по коридору в сторону камбуза.
Я остановился у трапа, пропуская вниз боцмана, Олежку и Валентина, придержал Хомута за руку и тихо сказал:
— Хомут, будь осторожен.
— Ты сам будь осторожен! — зло крикнул он. — Мне-то чего?
