виконту пожалованные ему королем знаки Ордена Святого Людовика. Оркестр заиграл туш, гости стали поздравлять Фредерика и его родителей. Многие юные аристократки в душе завидовали Ирене: ее предстоящая помолвка с виконтом не была тайной.
Анатоль де Монферран остался на месте и не подошел с поздравлениями к Тализаку… На этот бал он приехал лишь по просьбе отца. Образ Лизетты не выходил у него из головы.
К нему подошел виконт.
— Когда же ты поздравишь меня, Анатоль?
— Когда на вашей щеке изгладятся следы пощечин,— вполголоса ответил Монферран.
Тализак изменился в лице. В эту минуту в смежной с залой гостиной послышался какой-то смутный говор, а затем громкий спор.
Дверь распахнулась, и в залу ворвался человек, несший на руках девушку.
— Фанфаро, это вы? — вскричал Монферран.
Фанфаро — это был он — осторожно опустил на пол свою ношу и потрясенным голосом вскричал:
— Господа, вот труп девушки, убитой виконтом де Тализаком!
В толпе гостей раздались крики ужаса, и взоры мужчин с угрозой остановились на виконте.
Тализак зашатался, тщетно стараясь овладеть собой. Маркиз де Фужерез, бледный как полотно, вскричал:
— Вытолкайте вон этого наглеца!
— Погодите, маркиз,— прервал его Фанфаро,— речь идет об уголовном преступлении, виновник которого — ваш родной сын! О, стыд и позор! Неужели только потому, что он аристократ, ему все позволено? Эта молодая девушка жила честно и скромно своим трудом… В отчаянии, покинутая всеми, она, бедная, бежала и бросилась в воду! Как назовете вы поступок вашего сына, маркиз?
С высоко поднятой головой, с сознанием своей правоты гордо стоял Фанфаро, с презрением глядя на окружавших его гостей.
К нему подошел Монферран и взял его за руку.
— Неужели она умерла? — спросил он.
— Кажется, да,— тихо ответил гимнаст,— но, может быть, я и ошибаюсь.— Сударыни,— обратился он к дамам,— неужели между вами не найдется ни одной, которая попыталась бы привести несчастную в чувство, если это еще возможно? И неужели под этими дивными кружевами ни у кого не бьется сердце, нет ни капли сочувствия к ближнему?
Ирена приблизилась к Лизетте и наклонилась над ней.
— Я помогу,— прошептала она.
— Комедия становится забавной,— с судорожном смехом сказал маркиз де Фужерез.
— Вы ошибаетесь, маркиз,— возразил Фанфаро,— это не комедия, а страшная и потрясающая драма! Спросите вашего сына, на котором лица нет, правду я сказал или ложь?
— Да, это ложь! — крикнул Тализак.
— Нет, это правда,— сказал Анатоль де Монферран,— вы стали очень забывчивы, виконт! Но на вашем лице еще не исчезли следы данных вам вчера пощечин, и ваше запирательство не приведет ни к чему! Господа, я был свидетелем происшедшего скандала, хотел остановить виконта — дал ему пощечину, тогда он бросился на меня с кинжалом!
— Он лжет! Он сошел с ума! — вскричал де Тализак.
Все с презрением отвернулись от него, и он в изнеможении опустился в кресло.
Между тем Ирена хлопотала над Лизеттой.
— Мама,— вскричала она,— она жива, она дышит, ее можно спасти! Отвезем ее к нам домой, скорее!
Графиня с гордостью обняла свою дочь.
— Эта бедняжка — моя сестра,— шепнул Ирене Фанфаро.
В ответ на это Ирена склонилась над Лизеттой и поцеловала ее бледный лоб.
Тализак, наконец, очнулся, бросился к двери и крикнул:
— Самому мне что ли вытолкать этого наглеца? Эй вы, лентяи, возьмите его!
— Не советую никому прикасаться ко мне! — холодно произнес Фанфаро.
В этот момент чья-то рука легла на его плечо и послышался голос:
— Именем короля, вы арестованы!
Фанфаро обернулся — перед ним стоял полицейский комиссар. Все входы в залу были заняты солдатами, и Фанфаро понял, что он погиб.
— Извините меня, маркиз,— обратился к Фужерезу комиссар,— за то, что я, повинуясь своему долгу, нарушил ваше веселье… Час тому назад человек, вооруженный кинжалом, пробрался в собственные покои короля и при задержании сознался в намерении убить его.
В толпе гостей раздался крик ужаса.
— На допросе преступник объявил, что он был орудием тайного общества, во главе которого стоит акробат Фанфаро.
— Это гнусная ложь! — вне себя крикнул Фанфаро.
В глазах Ирены де Сальв блеснула молния.
— Он не может быть убийцей,— проговорила она.
— Не бойтесь,— шепнул ей Анатоль,— я не покину его.
— Спасите мою сестру, Ирена,— тихо и печально сказал Фанфаро и, обращаясь к комиссару, продолжал твердым голосом:
— Господин комиссар, я самым решительным образом протестую против моего обвинения в покушении на убийство: открыто и честно я вел борьбу с правительством, но никогда не был убийцей! Исполняйте свой долг — я покорно последую за вами и спокойно предстану перед судом.
Высоко подняв голову, Фанфаро направился к выходу, солдаты окружили его и увели.
Монферран подошел к Тализаку и шепнул ему на ухо:
— Хотя с подлецами не дерутся, но для того чтобы избавить общество от негодяя, я вызываю вас на дуэль!
— И я убью вас,— прошипел виконт.
Полчаса спустя дом маркиза де Фужерез опустел, и мертвая тишина сменила веселье.
22. В Лейгуте
Деревня Лейгут, сожженная неприятелем, мало-помалу возрождалась из пепла.
Однажды в деревню приехал никому неизвестный старик и объявил, что намерен построить на прежнем месте гостиницу и школу взамен сгоревших. Не торгуясь, приобрел он участок земли, и на другой же день рабочие приступили к строительству. Когда дом был готов, то над крыльцом прибили полуобгоревшую вывеску «Для счастья Франции», и старожили уверяли, что эта вывеска некогда украшала гостиницу Жюля Фужера.
Новый владелец дома не поселился в нем, он уступил его беднейшему в деревне семейству, выговорив себе лишь право жить в нем несколько месяцев в году. На место учителя старик за свой Счет пригласил одного отставного сержанта. Жители Лейгута относились с большой признательностью к Пьеру Лабарру — так звали доброго старика — и сердечно радовались его ежегодному появлению в деревне.
И в эту весну Лабарр приехал в Лейгут. Задумчивый и сосредоточенный, по обыкновению сидел он у окна гостиницы. Вдруг на дороге появились две особы, обратившие на себя его внимание.
Одна из них была молодая девушка, а вот другая — сгорбленная старушка, опиравшаяся на руку своей спутницы…
Следуя непонятному влечению, Пьер вышел из дома и присел на крылечке. Женщины подошли к гостинице, и старуха подняла голову.
