настолько ошарашило его, что он потерял дар речи:
— Это мне? За что?
— Да бери, говорю, — настаивал я.
— Но я же ничего не сделал, это я вам должен заплатить! — сопротивлялся мальчишка.
— Бери и не спорь.
Я смотрел, как он скоро идет по переулку, исполненный восторга и удивления. Я завел машину и подкатил к нему, и он, увидев меня, будто испугался того, что я передумал и сейчас заберу у него свои деньги. Я открыл окно и жестом подозвал его к себе.
— Тебя зовут-то как?
— Меня — Илья, — ответил он, находясь еще в недоумении от полученных денег и в ожидании того, чего же я еще от него хочу.
— А меня Владимиром, — представился я.
— Дядя Вова, — подтвердил он.
— Ты вот что, Илья, я живу в Горном. Там на горе есть два больших тополя, как раз около них мой дом.
Он стоял и силился представить, где же это.
— Ну, знаешь, где раньше часовни были, такие деревянные на горе? Их еще с трассы было видно.
— Которые спалили? — оживился мальчик.
— Да, которые сожгли, — сказал я.
— Так это вы их построили?
Я утвердительно качнул головой.
— Я слышал о вас, у вас фамилия, кажется, знаменитая такая. И он назвал.
— Верно. В общем, познакомились, теперь заходите ко мне в гости, будет время. Или когда помощь нужна будет. Не стесняйся.
Мальчик смотрел мне вслед, и, мне кажется, он был еще больше удивлен, только вот чем, не знаю. А мне все так же было скверно на душе от того, что вот таких детей по России неведомо сколько и никому они не нужны: ни родителям, ни государству, никому. Растут сами по себе. А мы еще пророчествуем о возрождении России, о ее расцвете. Чудес не бывает, вернее чудеса — это результат труда человека, его любви, доброты его сердца, излитые и проявленные в мир и прежде всего на детей.
Илюша стал ко мне изредка приезжать, мы познакомились ближе. Он рассказал, что живет с не родными родителями, а где его настоящие, он не знает. Откуда он, как попал в эти края, тоже не может объяснить. Причем мои расспросы о его прошлом настолько смущали Илью, что я перестал говорить об этом, чтобы лишний раз не расстраивать мальчика. Его подобрала одна бездетная семья, в которой пили и жена, и муж. Порой у них были запои, когда они беспробудно пили, ругались и спали. Тогда Илюша приходил ко мне жить. Но через неделю возвращался домой, говоря, что все-таки беспокоится о родителях, хотя они и не родные.
— Они же погореть могут! — восклицал он. — Напьются, сигарету не затушат, и вот беда может случиться.
— Тебе учиться нужно, Илюша.
Да ничего, я и так обойдусь, — храбрился он.
— Так обойдусь, — передразнил я. — Нужно свое место в жизни искать, иначе туго будет, и потом будешь жалеть, что не учился.
А я буду в лесу жить, свое хозяйство разведу, пасеку, огород. Я работать люблю и природу люблю, и лес.
— Природа природой, а образование необходимо, без образования сейчас ничего не добьешься. Я вот в город съезжу и попробую тебя в школу устроить. У тебя документы какие-нибудь есть?
— Нет ничего, дядя Вова. И потому вы зря только свои силы тратить будете. Меня без свидетельства о рождении нигде не примут.
— Так давай тебе как-нибудь оформим свидетельство. Документ тебе все равно нужен, как же без документов?
— Не надо документов, — сказал он утвердительно. — Вон птицы и звери в лесу живут без документов и ничего тут. Я с ними и буду жить. Вот только подрасту.
— Так то звери, — возмутился я. — Ты же — человек, а не зверь!
— Так звери, дядя Вова, лучше, чем некоторые люди.
По лицу мальчишки заходили волны обид, которых в его совсем еще крохотной жизни уже, видимо, было немало.
Я не знал, как возразить на такой вывод, который он извлек из своего уже не ребячьего опыта.
— Вы вот начнете меня оформлять, а меня возьмут да и упрячут в дом-интернат для бездомных, а я туда не хочу, — дом-то у меня имеется.
— Почему ты решил, что упрячут?
— А как же иначе? Я знаю, слышал, для того чтобы оформить что-нибудь, столько разных бумаг нужно, что не соберешь. А пока вы будете меня оформлять, так и заберут меня. Будут держать взаперти, а я не хочу.
Я молчал, а он тоже сидел с недовольным видом.
— Я все равно оттуда убегу! Буду жить один в лесу. В лесу не страшно. А еще лучше в море, с дельфинами, — мечтательно произнес Илья и по его лицу было видно, что предела фантазии у мальчика нет.
Тогда я еще не знал, что вскоре, когда все-таки вопреки желанию Ильи я попытаюсь его куда-нибудь пристроить, подтвердится народная мудрость: устами младенца глаголет истина. Я обошел множество кабинетов, разговаривал с чиновниками, и во мне нарастало ощущение того, что вся эта система бытия похожа на жирную свинью, которая лежит в своей грязи и обжирается тем, что приносят ей маленькие, затравленные, бесправные, нищие люди, и которая вот-вот лопнет от жира, удовольствия и упоения своей властью. Возвращаясь из города разочарованный и утомленный, я вдруг вспомнил напутствие старца Арсения о детях, которых он называл колокольчиками Святой Руси. Старец вещал, что тому, кто будет печься о детях-сиротах — ВСЕ грехи прощены будут! И что сейчас на земле нет более значительного и благодатного деяния для спасения души человеческой, нежели забота о сиротах. А я в своих размышлениях пошел еще дальше, подумав о том, что же ожидает того, кто пройдет мимо, не протянет руки помощи, не проявит милосердия к сиротам? И тут мне вспомнились слова Христа о том, что как мы относимся к детям, так мы относимся к Нему. И потому я сделал вывод, что худшего греха на свете, нежели обидеть сироту — нет.
Я ничего не сказал Илье о своих бесплодных хлопотах, а просто присматривался к мальчику, в котором были некоторые странности, говорящие в пользу той жизни, какую он бы хотел для себя избрать. Во- первых, он мгновенно сдружился с Ассоль, та его сразу признала за своего, хотя на нее это не похоже. Во— вторых, Илюша как-то чудно ладил и дружил с каждым зверьком, с каким он встречался. Да они и сами к нему липли и слушались его. У него из кармана как правило кто-нибудь выглядывал, то белку он где-то нашел, и она сидела покорно у него в кармане, постоянно показывая шуструю мордочку, пока Илюша не отпустил ее в лес. В сумке у него порой сидел ежик, которого он брал на ночь в дом, и тот всю ночь топал по полу, мешая спать. Потом у него появился уж, которого он кормил молоком и говорил, что он может с ним разговаривать. По вечерам на поляну, где прежде стояли часовня и колоколица, он носил остатки пищи, чтобы кормить зайца, который регулярно приходил из леса и ел с рук мальчика. Птицы также клевали хлебные крошки с ладони Илюши. Я, честно говоря, смотрел на такое общение с удивлением и вопрошанием, где он мог этому научиться, и как-то спросил его:
— Илюша, где ты научился так обращаться с животными?
Он густо покраснел и проникновенно спросил: — А вы никому не скажете?
— Даже если бы захотел — некому, ты же знаешь, что я редко с людьми встречаюсь и то исключительно по делу.
— И все-таки дайте слово никому не рассказывать, — настаивал он.
— Обещаю! — торжественно произнес я.
— Хорошо, я вам верю, — успокоился Илюша и, мгновение подумав, рассказал свою тайну. — Я ведь,
