оглядываясь. Акиро не было видно. Нерешительно, держась одной рукой за горло, Малак снова растянулся на земле. Вскоре его дыхание стало глубоким и ровным, но уже никак не громче, чем потрескивание веток в костре. Через несколько минут раскатистый храп послышался из хижины.
– Он поедет с нами? – поинтересовалась Дженна.
– Да. Мы выезжаем еще до рассвета.
– Туда, куда я скажу?
– Именно туда, как договорились.
Конан чувствовал на себе ее взгляд, который приводил его в непривычное смущение. Он знал, как обращаться с бесстыжими трактирными девицами, с молоденькими женами старых купцов, с пьяной проституткой и страстной дочкой из аристократической семьи. А эта девушка была больше, чем просто девственницей. Непорочная и невинная – так описал ее Акиро. Конан был готов признать точность определения. Но кое-что не укладывалось в эти рамки.
– Слушай, – обратился к ней Конан, – тогда, когда мы с Бомбаттой сцепились там, на холме, ты так изменилась, по крайней мере, на миг твой голос стал похож на голос Тарамис, да и вся ты была так похожа на нее.
– Да, в эти мгновения я и была Тарамис. – Его глаза широко открылись, и она поспешила добавить: – Ну, не на самом деле. Просто мне не хотелось, чтобы вы продолжали ссориться, и я представила, что я – моя тетя, принцесса, а вы – двое слуг, повздоривших из-за чего-то.
– Я не слуга, – резко сказал Конан.
Дженна выглядела удивленной:
– Почему ты обиделся? Ты служишь моей тете и мне. Бомбатта же не обижается, что он слуга моей тети.
Шуршание точильного камня по стали прекратилось, но двое у костра не обратили на это внимания.
– Он может кланяться кому угодно и столько, сколько захочет. Я нанимаюсь, продаю свою силу, умение, удары своего меча. Все это на день, на десять. Но я не раб и не слуга никому – ни мужчине, ни женщине, ни богам.
– Вот это да! – восхищенно сказала девушка. – Я так рада, что ты поехал со мной. Я не помню, когда мне удавалось хоть парой слов перекинуться с кем бы то ни было, кроме тети, Бомбатты или моих служанок. Ты – совсем другой, и с тобой интересно. Да и весь мир, оказывается, совсем другой. Небо, звезды и много-много открытого пространства.
Он смотрел в ее карие глаза и чувствовал себя на сто лет старше нее. Такая милая девушка, такая красивая – и полная невинность, полное непонимание того, какие чувства она может вызывать у мужчины. Чтобы что-то ответить, он начал рассказывать:
– Это открытое пространство, тут, где мы находимся, – очень опасное место. В горах еще опаснее, даже если не брать в расчет колдуна из Стигии. Вообще-то это место не для тебя.
– Это мое предназначение, – сказала она просто, услышав в ответ фырканье.
– С чего ты взяла? Так написано в Свитках Скелов?
– Я была отмечена при рождении. Смотри.
Прямо перед остолбеневшим Конаном она расстегнула ворот своего платья и опустила его, открыв грудь почти до самых сосков. Симпатичные игрушечки для мужских ладоней, подумал Киммериец, у которого просто перехватило дыхание.
– Видишь? – спросила Дженна. – Вот здесь. Этот знак на мне с рождения. Он описан в Свитках, значит, боги сами выбрали меня.
Действительно, в ложбине между грудей он увидел родинку – четкую восьмиконечную звездочку, не больше ногтя размером, словно нарисованную по линеечке.
Вдруг сверкающая в огне костра сталь рассекла воздух между ними.
– Не смей дотрагиваться до нее, вор. Никогда! – прохрипел Бомбатта.
Конан открыл было рот для нелицеприятного разговора, но вдруг понял, что его рука и в самом деле уже потянулась к девушке. Изогнутый клинок повис прямо перед его пальцами, словно он собирался дотронуться до сабли. Злясь на самого себя, Конан встал, лишь посмотрев в глаза черному воину.
Взгляд Дженны переходил с одного из них на другого. Было видно, что в ее глазах кружатся новые, совершенно непривычные для нее мысли.
– Уже поздно, – спокойно сказал Конан. – Лучше всем лечь поспать. Завтра мы выезжаем очень рано.
Бомбатта свободной рукой помог девушке подняться, все еще держа перед ней саблю, словно щит. Дженна еще раз бросила взгляд на молодого Киммерийца, но позволила Бомбатте уложить себя на одеяло, не говоря ни слова. Как и прошлой ночью, Бомбатта сел около нее, как страж.
Проклиная всех и вся, Конан завернулся в свое одеяло. Вот ведь дурь какая, думал он. В мире полно женщин, а он позволил заморочить себе голову какой-то девчонке, которая даже не понимает, что делает. Она же совсем ребенок, несмотря на свои годы. Он уснул, и во сне ему виделось сверкающее в темноте тело Тарамис и всплывали картинки проведенной с нею ночи. Иногда на месте Тарамис оказывалась Дженна. В общем, такой сон не прибавил Конану много сил.
Темнота ночи повисла над Шадизаром, и скрытые занавесями коридоры дворца Тарамис были пустынны, когда она шла по ним, выйдя из спальни. Единственный звук нарушал тишину: шуршание ее шелкового платья по полированному мрамору пола. В тот зал, куда она направлялась, днем наведывались жрецы и астрологи, но ночные визиты, которые становились все более частыми, она совершала в одиночестве.
В углах помещения тускло горели светильники. Свет, исходивший от них, был так слаб и бледен, что мог бы сойти за лунный. Пол в зале был выложен отполированным до зеркального блеска мрамором. Резные алебастровые колонны поддерживали высокий свод потолка, выложенного ониксом с инкрустацией из
