казалось бесконечной. И во всей этой бесконечности лишь в двух местах брезжил свет. Дверной проем светился ярким огнем, но этот свет ни на шаг не проникал внутрь, не освещая ни пола, ни пространства за входом. Неизвестно откуда исходил свет второй освещенной точки. Узкий круг выхватывал из темноты огромную кровать, выложенную шелковыми подушками и покрывалами. На нее-то Амон-Рама и положил свою легкую ношу.
Он смотрел на нее сверху вниз – в плоских черных глазах не было никакого выражения. Затем он медленно провел рукой по изгибам ее тела – от маленькой ступни к округлым бедрам, по тонкой талии и высокой груди. Все нормальные страсти и пороки были давно выжжены в нем его черным чародейством, но оставались другие, еще более страшные, приносившие ему мрачное удовольствие. И раз он собирался использовать девчонку для другой цели, не той, ради которой берегла ее чистоту эта глупая Тарамис, – то почему бы ему не отдаться этим порокам, когда в его руках оказалась такая соблазнительная жертва. Но это потом, когда он разделается с остальными. Теперь, когда она наконец в его власти, нетерпение улетучилось. Настало время подготовки.
– Услышь меня! – воззвал он. Голос прокатился по всем закоулкам хрустального дворца. – Пусть не останется ни одного окна, ни единой двери, трещины, отдушины. Так я хочу, и так должно быть!
Дворец ответил низким гулом, словно огромный хрустальный колокол. Дело сделано; дворец стал неприступен – словно запечатан сургучом.
– А теперь посмотрим, как они обрадуются с утра пораньше, – пробормотал колдун.
Бросив последний взгляд на неподвижную Дженну, он вышел из черной комнаты. Дверь за ним захлопнулась, и теперь только узкое пятно света оставалось вокруг крепко спящей Дженны.
Глава 12
Жемчужная темнота все еще наполняла кратер, когда Конан проснулся. Ему даже не нужно было смотреть на чуть побледневшее небо, чтобы понять, что рассвет уже близок. Чтобы переправиться через озеро на рассвете, встать нужно было затемно, так что проснулся он вовремя. Эта способность вставать тогда, когда нужно, нередко помогала ему в жизни, хотя следовало признать, что чрезмерные возлияния накануне могли отключить этот внутренний будильник.
Откинув одеяло, он вложил в ножны меч, который пролежал рядом с ним всю ночь, и встал, потягиваясь. Нахмурившись, но все еще не понимая, он уставился на пустое ложе Дженны. Он оглядел склон кратера за спиной, пересчитал мирно спавших лошадей и только тогда затряс спящих Акиро и Малака, спокойно сказав им:
– Вставайте, Дженна пропала. Просыпайтесь же.
Оставив их – Малака, сыплющего проклятиями и ругательствами, и Акиро, бормотавшего что-то про старость не радость и юнцов, посмевших потревожить усталые кости, – он подскочил к спящим по обе стороны от одеял Дженны Бомбатте и Зуле. Его сапог с размаху влетел в ребра похрапывающего вояки.
Со стоном, переходящим в ругательства, Бомбатта вскочил и потянулся было к рукояти сабли.
– Я убью тебя, ворюга! Да я…
– Дженна исчезла, – ледяным голосом произнес Конан, – ты только что не привязал ее к себе – и вот, получите. Она, быть может, уже мертва.
Ярость Бомбатты улетучилась при первых же словах. Он, словно оцепенев, уставился на пустую постель.
– Лошади все на месте, – крикнул Малак.
Черный воин прохрипел:
– Еще бы нет. Куда бы Дженна уехала от своей цели, от предназначения?
– Предназначения! – взорвалась Зула. – Это вы решили, что в этом ее предназначение! А может, она решила сама выбрать себе судьбу?
– Ну, если ты, черномазая, сделала с ней что-нибудь…
– Я? Да я ни за что в жизни не причинила бы ей зла. Это ты считал, что она игрушка в той игре, которую вы затеяли.
Шрамы белыми линиями выступили на лице высокого воина.
– Ах ты грязная, вонючая шакалиха! Я тебя на куски…
– Все поединки оставим на потом, – развел их Конан. – Сейчас главное – найти Дженну.
Напряженность между сцепившимися ослабла, но не исчезла. Бомбатта вогнал в ножны саблю, а Зула с явной неохотой опустила уже занесенный для удара шест.
Акиро встал на колени у постели Дженны, и его руки заскользили поверх одеял. Его глаза были закрыты, губы беззвучно шевелились. Когда он на секунду раскрыл веки, лишь белки глаз оказались видны. Малак отвернулся – его чуть не стошнило.
Наконец старик объявил:
– Девочку унесла птица.
– Старый дурак, – пробормотал Бомбатта, но колдун продолжал, словно не слыша его слов:
– Огромная птица, сотканная из дыма и тумана, двигающаяся совершенно бесшумно. Она унесла ее в лапах. – Наконец в глаза старика вернулись зрачки, и он встал с колен.
– Говоришь, он старый дурак? – повернулся Конан к Бомбатте. – Нет, приятель. Это ты дурак. И я. Могли бы и предположить, что этот Стигиец что-нибудь предпримет.
– Куда унесла ее птица? – спросила Зула.
Акиро ткнул пальцем в сторону хрустального дворца:
