Не слишком часто ль я твои целую глазки?Слеза моя ланит твоих не обожгла ль? Смотри ж, не говори ни про мою печаль,Ни вовсе обо мне. К чему? Ее, быть может,Ребяческий рассказ рассердит иль встревожит…Но мне ты всё поверь. Когда в вечерний часПред образом с тобой заботливо склонясь,Молитву детскую она тебе шепталаИ в знаменье креста персты твои сжимала,И все знакомые родные именаТы повторял за ней, – скажи, тебя онаНи за кого еще молиться не учила? Бледнея, может быть, она произносилаНазвание, теперь забытое тобой…Не вспоминай его… Что имя? – звук пустой!Дай бог, чтоб для тебя оно осталось тайной.Но если как-нибудь, когда-нибудь, случайноУзнаешь ты его, – ребяческие дниТы вспомни и его, дитя, не прокляни!
А. О. Смирновой
В простосердечии невеждыКороче знать вас я желал,Но эти сладкие надеждыТеперь я вовсе потерял.Без вас – хочу сказать вам много,При вас – я слушать вас хочу:Но молча вы глядите строго,И я, в смущении, молчу!Что делать? – речью безыскуснойВаш ум занять мне не дано…Всё это было бы смешно,Когда бы не было так грустно.
К портрету
Как мальчик кудрявый резва,Нарядна, как бабочка летом;Значенья пустого словаВ устах ее полны приветом.Ей нравиться долго нельзя:Как цепь ей несносна привычка,Она ускользнет, как змея,Порхнет и умчится, как птичка.Таит молодое челоПо воле – и радость и горе.В глазах – как на небе светло,В душе ее тeмно, как в море! То истиной дышит в ней всё,То всё в ней притворно и ложно! Понять невозможно ее,Зато не любить невозможно.
Тучи
Тучки небесные, вечные странники!Степью лазурною, цепью жемчужноюМчитесь вы, будто как я же, изгнанникиС милого севера в сторону южную.Кто же вас гонит: судьбы ли решение?Зависть ли тайная? злоба ль открытая?Или на вас тяготит преступление?Или друзей клевета ядовитая? Нет, вам наскучили нивы бесплодные…Чужды вам страсти и чужды страдания;Вечно холодные, вечно свободные,Нет у вас родины, нет вам изгнания.
Валерик
Я к вам пишу случайно; правоНе знаю как и для чего.Я потерял уж это право.И что скажу вам? – ничего!Что помню вас? – но, боже правый,Вы это знаете давно;И вам, конечно, всё равно.И знать вам также нету нужды,Где я? что я? в какой глуши?Душою мы друг другу чужды,Да вряд ли есть родство души.Страницы прошлого читая,Их по порядку разбираяТеперь остынувшим умом,Разуверяюсь я во всем.Смешно же сердцем лицемеритьПеред собою столько лет;Добро б еще морочить свет!Да и притом что пользы веритьТому, чего уж больше нет?..Безумно ждать любви заочной?В наш век все чувства лишь на срок;Но я вас помню – да и точно,Я вас никак забыть не мог! Во-первых потому, что много,И долго, долго вас любил,Потом страданьем и тревогойЗа дни блаженства заплатил;Потом в раскаяньи бесплодномВлачил я цепь тяжелых лет;И размышлением холоднымУбил последний жизни цвет.С людьми сближаясь осторожно,Забыл я шум младых проказ,Любовь, поэзию, – но васЗабыть мне было невозможно.И к мысли этой я привык,Мой крест несу я без роптанья:То иль другое наказанье?Не всё ль одно. Я жизнь постиг;Судьбе как турок иль татаринЗа всё я ровно благодарен;У бога счастья не прошуИ молча зло переношу.Быть может, небеса востокаМеня с ученьем их пророкаНевольно сблизили. ПритомИ жизнь всечасно кочевая,Труды, заботы ночь и днем,Всё, размышлению мешая,Приводит в первобытный видБольную душу: сердце спит,Простора нет воображенью…И нет работы голове…Зато лежишь в густой траве,И дремлешь под широкой теньюЧинар иль виноградных лоз,Кругом белеются палатки;Казачьи тощие лошадкиСтоят рядком, повеся нос;У медных пушек спит прислуга,Едва дымятся фитили;Попарно цепь стоит вдали;Штыки горят под солнцем юга.Вот разговор о старинеВ палатке ближней слышен мне;Как при Ермолове ходилиВ Чечню, в Аварию, к горам;Как там дрались, как мы их били,Как доставалося и нам;И вижу я неподалекуУ речки, следуя пророку,Мирной татарин свой намазТворит, не подымая глаз;А вот кружком сидят другие.Люблю я цвет их желтых лиц,Подобный цвету наговиц,Их шапки, рукава худые,Их темный и лукавый взорИ их гортанный разговор.Чу – дальний выстрел! прожужжалаШальная пуля… славный звук…Вот крик – и снова всё вокругЗатихло… но жара уж спaла,Ведут коней на водопой,Зашевелилася пехота;Вот проскакал один, другой!Шум, говор. Где вторая рота?Что, вьючить? – что же капитан?Повозки выдвигайте живо!Савельич! Ой ли – Дай огниво! — Подъем ударил барабан —Гудит музыка полковая;Между колоннами въезжая,Звенят орудья. ГенералВперед со свитой поскакал…Рассыпались в широком поле,Как пчелы, с гиком казаки;Уж показалися значкиТам на опушке – два, и боле.А вот в чалме один мюридВ черкеске красной ездит важно,Конь светло-серый весь кипит,Он машет, кличет – где отважный?Кто выдет с ним на смертный бой!..Сейчас, смотрите: в шапке чернойКазак пустился гребенской;Винтовку выхватил проворно,Уж близко… выстрел… легкий дым…Эй вы, станичники, за ним… Что? ранен!.. – Ничего, безделка…И завязалась перестрелка… Но в этих сшибках удалыхЗабавы много, толку мало;Прохладным вечером, бывало,Мы любовалися на них,Без кровожадного волненья,Как на трагический балет;Зато видал я представленья,Каких у вас на сцене нет…Раз – это было под Гихами,Мы проходили темный лес;Огнем дыша, пылал над намиЛазурно-яркий свод небес.Нам был обещан бой жестокий.Из гор Ичкерии далекойУже в Чечню на братний зовТолпы стекались удальцов.Над допотопными лесамиМелькали маяки кругом;И дым их то вился столпом,То расстилался облаками;И оживилися леса;Скликались дико голосаПод их зелеными шатрами.Едва лишь выбрался обозВ поляну, дело началось;Чу! в арьергард орудья просят;Вот ружья из кустов <вы>носят,Вот тащат за ноги людейИ кличут громко лекарей;А вот и слева, из опушки,Вдруг с гиком кинулись на пушки;И градом пуль с вершин деревОтряд осыпан. Впереди жеВсё тихо – там между кустовБежал поток. Подходим ближе.Пустили несколько гранат;Еще подвинулись; молчат;Но вот над бревнами завалаРужье как будто заблистало;Потом мелькнуло шапки две;И вновь всё спряталось в траве.То было грозное молчанье,Не долго длилося оно,Но <в> этом странном ожиданьеЗабилось сердце не одно.Вдруг залп… глядим: лежат рядами,Что нужды? здешние полкиНарод испытанный… В штыки,Дружнее! раздалось за нами.Кровь загорелася в груди!Все офицеры впереди…Верхом помчался на завалыКто не успел спрыгнуть с коня…Ура – и смолкло. – Вон кинжалы,В приклады! – и пошла резня.И два часа в струях потокаБой длился. Резались жестокоКак звери, молча, с грудью грудь,Ручей телами запрудили.Хотел воды я зачерпнуть…(И зной и битва утомилиМеня), но мутная волнаБыла тепла, была красна.На берегу, под тенью дуба,Пройдя завалов первый ряд,Стоял кружок. Один солдатБыл на коленах; мрачно, грубоКазалось выраженье лиц,Но слезы капали с ресниц,Покрытых пылью… на шинели,Спиною к дереву, лежалИх капитан. Он умирал;В груди его едва чернелиДве ранки; кровь его чуть-чутьСочилась. Но
