жуткое чудовище, вызванное с Гор Ночи колдуном из далекого Кхитая, решившим уничтожить Конана. Тогда король в одиночку, в одежде простого наемника, отправился в путь. И сейчас снова в жизнь его ворвалась магия, опять коснувшись королевы.
— Может быть, стоит прислушаться к совету головы? задумчиво произнес Просперо. — С Пелиасом тебя связывают давние приятельские отношения… Помнишь, он же помог тебе, когда Зенобию утащило мерзкое исчадье Нергала, науськанное черным кхитайским магом!
— О нет, Просперо, — возразил король. — Чтобы Пелиас покинул свое логово, свои книги, зелья и прочую колдовскую дребедень? Если такое и случится, то я не знаю, что может быть тому причиной, но только не моя Зенобия! Если что понадобиться ему самому, тогда еще можно ждать его появления, ну а в противном случае надо добираться до него.
— Понятно, — кивнул Просперо. — И все же я попытаюсь тебя убедить…
Конан прервал его взмахом руки.
— Друг мой, — сказал он, — я благодарю тебя, но ты меня не переспоришь. Я боюсь.
Чего-чего, а вот такого заявления граф никак не ожидал. Он с пораженным видом воззрился на короля. Синие глаза Конана прищурились.
— Я боюсь, Просперо, — король тяжело вздохнул. — Я знаю Пелиаса несколько лет, с тех пор, как впервые увидел его плененным в Алой Цитадели. Он могущественный чародей, который зарылся в свои свитки и знать не хочет ничего кроме них — по крайней мере, так было раньше. Но иногда у них, у колдунов, что-то щелкает в голове, и тогда нам обычным людям, приходится несладко. Вспомни Ксальтотуна, Просперо! Зачем его вызвали Валерий, Тараск и Амальрик? И что из этого вышло? А теперь ночью в моем дворце появляется невесть какая нечисть и вынуждает меня добывать чародейский талисман, и для кого? Для Пелиаса! Зачем? Что, если Пелиас решил перестать быть отшельником? А?
— Ну, тогда он обязательно должен откликнуться на твой зов.
Конан тяжело вздохнул.
— Эх, Просперо, мудрость твоя в тот раз тебя подвела. Неужто ты думаешь, что если у Пелиаса окончательно съехали мозги набекрень, я позволю ему появиться в столице моего королевства? Нет, я еще в своем уме! Я никогда особенно не жаловал колдунов и доверять им впредь тоже не собираюсь. Решено, я отправлюсь в Ханарию к нему сам и выведаю все, что смогу. — Конан замолчал на мгновение, лицо его помрачнело еще больше. — Зенобия попала в беду, и оставить это так просто я не могу. Но если происшедшее — дело рук Пелиаса, то пусть побережется — я никому не спускал подобных шуток со мной!
Граф понял, что разговор окончен. Он все-таки задал последний вопрос, хотя знал ответ на него заранее:
— И когда же ты намерен отправиться?
— Немедленно.
Король легко поднялся из кресла, и граф тоже поспешил встать. Конан уже потянулся за ларцом, когда в покои торопливым шагом вошел Паллантид.
— Государь, какой-то человек хочет пройти во дворец, — доложил командир Черных Драконов. — Он желает видеть ваше величество и уверяет, что вы знакомы. Стража напугана, потому что он — колдун. Его имя — Пелиас.
Глава 5. ВОЛШЕБНИК ПЕЛИАС
Седовласый, но стройный, как юноша, в длинных шелковых одеяниях и с деревянным посохом в узкой руке, чародей появился перед графом и королем. Упругим шагом он вошел в королевские покои и приветствовал Конана изящным почтительным жестом и словами:
— Друг мой, сколь рад я видеть тебя вновь! — Точеные черты волшебника озарила широкая улыбка. — Я думаю, ты удивлен: Пелиас покинул свои занятия и отправился в путешествие. Приношу свои извинения за то, что пришлось немного попугать стражу — уж очень недоверчивые у тебя солдаты, а мне, прости, ждать недосуг.
— Ты вовремя появился, Пелиас, — загремел Конан, прервал речь чародея. — Надеюсь, ты мне объяснишь, что все это значит! — Он грохнул кулаком по ларцу.
— Зная твой горячий нрав, именно за этим я и появился, ничуть не смущаясь, ответил волшебник. Между делом он поприветствовал, как старого знакомого, графа Просперо. Лучше прикажи принести вина и еды — в дороге я проголодался, да и в горле порядком пересохло.
— А, так значит, то ты мне его подослал? — Конан навис над Пелиасом, сверля чародея взглядом. Рядом с варваром волшебник казался тонким хрупким деревцем, выросшим по соседству с исполинским стволом дуба.
— И да, и нет, — ответил чародей и посмотрел в глаза киммерийцу. Веселость его пропала во мгновение ока; теперь лицо Пелиаса стало бесстрастным, а взгляд — жестким и решительным.
— Друг мой, поверь мне: твоей королеве ничего не грозит, если ты выполнишь то, о чем просит Зольдо, сказал он, устало опускаясь в кресло. Маг положил посох на колени и поинтересовался: — А, кстати, где он сам? Где Зольдо?
— Один кусок здесь, другой — в темнице. — Король стоял, уперев руки в бедра, и синие его глаза, сверкавшие из-под смоляных прядей, пылали бешенством. Он не мог смириться с предательством чародея; казалось, еще немного, и король набросится на него.
— Не горячись, Конан, смири свой гнев и выслушай меня, голос Пелиаса оставался спокойным, тон — дружеским. Однажды я говорил тебе, что судьбы — твоя и твоей королевы — тесно переплетены с судьбами мира. Ты тогда не принял моих слов во внимание. Твой гнев — результат этого. Если б ты прислушался к моим речам, то воспринял бы происшедшее гораздо спокойнее.
— Хорошо, рассказывай, — проворчал киммериец. Он отступил на шаг и застыл, скрестив на груди руки.
Пелиас печально вздохнул:
— Может быть, ты прикажешь принести немного вина? Конан громко хлопнул в ладоши. Появившемуся слуге, который испугано косился на волшебника, он приказал:
— Вина и еды! На троих.
Пелиас омыл руки в поднесенной ему чаше с водой, вытер их полотенцем и с видимым удовольствием принялся смаковать вино из кубка маленькими глотками. Утолив жажду, он подвинул блюдо поближе. Конан тоже принялся за еду аппетит киммерийца ничто в жизни испортить не могло. Граф Просперо трапезовал не спеша, искоса поглядывая то на волшебника, то на короля.
Прожевав очередной кусок мяса, Конан буркнул:
— Ну? говори!
Пелиас откинулся на спинку кресла, взял кубок и спросил:
— Зольдо успел тебе что-нибудь поведать?
— Немногое, хотя времени у него было предостаточно. В основном он убеждал меня послать за тобой гонцов.
— Но ты собирался приехать ко мне сам, прихватив и Зольдо с собой, — закончил вместо киммерийца Пелиас.
— Не всего, нет, не всего… Только голову этого ублюдка, — буркнул Конан.
Брови чародея поднялись на какой-то миг, затем он снова с бесстрастным выражением прильнул к чаше.
— Значит, о нем ты не ведаешь ничего?
— Кроме того, что он назвал себя бессмертным, — сказал Конан. — Да и какое это имеет значение?
— Можно попросить тебя об одном одолжении?
— Каком же?
— Верни Зольдо голову. Он больше не причинит вреда.
— Ну уж нет! — Конан стуком поставил кубок на стол. Если он бессмертный, то подождет и так! А я пока послушаю тебя и решу, стоит ли это делать вообще.
— Ладно, пусть будет так, — согласился Пелиас. — Но мой рассказ окажется не из коротких.
Он поудобнее устроился в кресле и, неспешно потягивая вино, заговорил:
— В незапамятные времена, когда мир еще только зарождался, боги, чьи имена уже забыты, бились с демонами. Во главе демонов стоял сам мрачный Сет, Великий Змей, Пожиратель Миров. Велики и ужасны были ты битвы, от них кипели океаны и рассыпались в прах горные хребты. Люди, которые жили тогда, исчезли почти все, только малая их горстка сохранилась и влачила жалкую жизнь; остальные же погибли в величайших катастрофах, сопровождающих сражения между богами и демонами. В решающем бою светлые боги поразили Сета и отсекли часть его ужасного тела. Она упала на землю. Демон не мог вернуть ее себе: раненый, он вынужден был спасаться бегством. Войско его, потерявшее главу, распалось; исчадья Сета передрались между собой. Боги воспользовались возникшей междоусобицей и изгнали их из своих владений. Сет же укрылся где-то во вселенной и залечил свою рану, но собрать новой войско из рассеянных демонов ему уже не удалось. А в нашем мире в глубинах океана так и осталась частицу его тела. Тысячи лет минуло с тех пор. Поднимались из морских волн новые континенты, людьми, опускались под воду. Леса заносило песками, и они превращались в пустыни, и, наоборот, на месте пустынь вырастали джунгли… Так шло время, и однажды та часть морского дна, где лежал отсеченный кусок тела Сета, поднялась на поверхность, явив миру Камень Мертвых — ибо плоть демона приняла вид камня. Люди вскорости разыскали его, а жрецы и святые поведали остальным о его происхождении. Вокруг него возвели святилище, ему приносили жертвы, пока страна, где его нашли, не обезлюдела. А Камень Мертвых так и лежит в заброшенном святилище.
Пелиас умолк для того, чтобы оросить пересохшее горло вином.
— Историю ты поведал занятную, — Конан протянул руку к кувшину, схватил его и осушил через горлышко. — Но скажи, для каких черных дел понадобился этот камень тебе?
— Мне?! — усомниться в искреннем изумлении волшебника было нельзя. Пелиас удивленно приоткрыл рот и несколько раз моргнул; затем внезапно расхохотался: — ах, Конан, Конан, мой король… — сквозь смех проговорил он, а отсмеявшись, продолжил: — так вот в чем ты меня заподозрил, мой друг! Смею тебя заверить, что для меня этот талисман столь же бесполезен, сколь и опасен.
— Это почему же? — киммериец нахмурился.
— Просперо, прошу тебя, подлей мне вина, — обратился Пелиас к графу. Лицо его снова засияло улыбкой. — А я-то сижу и не совсем понимаю, в чем дело… Ну, да ладно! Друзья мои, ни один из магов-некромантов — даже из тех, кто принадлежит Черному Кругу — не решится взять Камень Мертвых в руки… даже близко подойти не осмелится! Да, в Камне Мертвых заключена великая сила — возможно, это самый могущественный талисман в нашем мире, потому что он частица демона, и не какого-нибудь, а Сета, владыки Вечной Ночи, Пожирателя Миров. Но камень сей — всего лишь часть, не обладающая разумом демона; она может только уничтожать и разрушать. Подумай, мой король, что прельщает человека, обратившегося к магическим силам? Власть! В первую очередь власть! Власть над силами природы, людьми или, на худой конец, предметами… Коли маг вступит во взаимодействие с Камней Мертвых, то он будет уничтожен в первую очередь; а уж посредством его тела и магических способностей, что возрастут тысячекратно, Камень постарается уничтожить все в нашем мире и сам мир в придачу. С демоном еще как-то можно договориться, а это же просто камень, тупой и безмозглый. За все время, пока он лежал за земле, ни один маг — слышите, ни один! — не рискнул воспользоваться им. Проще вспороть самому себе живот… тогда и ходить-то никуда не надо! Ну, друзья мои, похож ли я на безумца, который решил отправиться в тартарары, да заодно и прихватить с собой весь мир?
Пелиас замолчал; Конан и Просперо переглянулись. Потом граф Понтайнии первым нарушил молчание.
— Но, Пелиас, зачем же тебе Камень Мертвых, если он опасен в первую очередь для тебя самого? — спросил он.
