— Ты ничем не можешь ему помочь, — печально сказал дракон. — А Хорса нам — может. Будем надеяться на чудо. Этот юноша любим богами, раз сам Зерван проявил к нему свою милость. Надежда всегда живет в наших сердцах. А теперь выбирай: или вы погибнете здесь бесцельно или спасетесь все ценой одной жизни.
Конан стиснул зубы и стоял так несколько мгновений, не оглядываясь на людей, смотревших на него. Наконец король обернулся.
— Мы уходим, — твердо произнес он, не опуская глаз. Никто не решился спрашивать его о чем- либо.
— Озимандия, можешь начинать творить свое заклинание. Теперь ты единственный великий волшебник этих пещер, — сказал дракон.
— Заклинание необратимо! — Колдун разразился сухим и мелким ухающим смехом. — Мне осталось отомкнуть всего лишь три замка.
— Прибереги последний до пещеры грифонов, — предупредил дракон. — Влезайте все ко мне на спину, и поскорее, иначе будет поздно!
Конан первым привычно оседлал дракона у основания шеи, за ним последовали остальные. Спина ящера была располосована огненной плетью, и всякий раз, когда кто-то неосторожно касался рубца, по телу змея пробегала дрожь.
— Осторожнее! — пристыдил своих спутников Конан, — Наш друг ранен!
А встающий из трещины мрак уже сокрыл дальнюю часть зала за непроницаемой черной пеленой, и зловещая фигура приобретала все более ясные очертания многорукого и крылатого чудовища с лицом грозным, прекрасным и страшным.
— Через некоторое время он обретет силу, и мы не в силах будем противостоять ему. Лишь гнев освобожденного из тел грифонов духа сметет и его на пути к покою. Не скорбите о тех, кто остался внизу, — их нет более. Там, где прошел Черный Огонь, остается пустыня. Держитесь крепче!
И черный дракон снова отправился в неслышный полет по подземным галереям.
— Прощай, Хорса! — тихо проговорил Конан, когда они покидали этот прекрасный и злой чертог.
Дракон спешил. Анфилады прекрасных залов с мозаикой, резным камнем и статуями и облицованные дорогим мрамором коридоры стремительно проносились мимо. Все молчали и, затаив дыхание, смотрели на невиданную красоту, сотворенную трудом многих поколений, красоту, которой сегодня суждено было исчезнуть навсегда. И лишь Озимандия, стиснув длинными белыми пальцами волшебный камень, шептал последние слова длинного заклинания.
Дракон поднимался все выше, и вот они оказались в длинной наклонной шахте. Тут же все заметили, как стало вдруг холодно. Далеко вверху, там, куда уходил высокий свод, начиналась галерея грифонов. И дракон, взмахнув крыльями, устремился туда.
В этот миг свод задрожал и дикий грохот и свист, исходящие из, недр горы, настигли беглецов.
— Это воспрянул Демон Глубин! — пророкотал дракон. — Мы успели вовремя!
Что-то ужасное возникло внизу, в покинутых ими кавернах, и теперь стремительно поднималось вслед за ними. Но дракон уже влетел в галерею.
Совсем близко, всего в четырехстах локтях, увидели они долгожданное небо. Оно было серым. То ли наверху едва догорел закат, или рассвет только вставал над землей, но разве это было важно?!
В начале галереи стояла огромная плетенная из прочных кожаных ремней корзина с легким, но крепким деревянным каркасом. В ней были сложены теплые одеяла и стояли несколько запечатанных кувшинов.
— Это та самая воздушная повозка, о которой я говорил, — указал на корзину Озимандия. — Если ты, о, дракон, в силах нести такой груз вместе с нами, мы с радостью сядем в эту корзину и сойдем с твоей спины, дабы не тревожить твои раны.
— Садитесь, и поскорее, — ответил змей. — Черный Огонь движется стремительно. Последнее слово твоего заклинания, Озимандия, должно прозвучать, едва мы минуем грифонов!
Все поспешно попрыгали со спины ящера и залезли в корзину.
— Вот и сподобился я полетать на драконе не хуже святого Диармайда О-Дуйна, — сказал Бриан Майлдаф. — Но, что и говорить, в этой корзине куда уютнее, а если я свалюсь с высоты в две тысячи локтей, святости это мне все равно не прибавит.
Дракон подхватил лапами толстые канаты, привязанные к углам и серединам бортов корзины, и снова рванулся вперед.
Только теперь обратили они внимание на грифонов. Чудища и впрямь были огромны и ужасны. Теперь их каменные и медные тела напряглись, и казалось, вот-вот оживут.
Лапы чудищ слегка шевелились, как у кошки, готовой к мгновенному, без разбега, прыжку, и длинные изогнутые на концах когти судорожно впились в камень гранитных пьедесталов. В изумрудных и бирюзовых глазах горел свет древнего и злобного разума, и миг его торжества был близок.
У ног четвертой от начала пары грифонов белели кости человеческого скелета. Конан обернулся назад. Из наклонной шахты поднимался мрак, пронзаемый кое-где вспышками багровых молний, кровожадный и безжалостный дух разрушения, и не было в мире силы, способной преградить ему дорогу.
Но Озимандия, не обращая внимания ни на что, уже не шептал, а выкрикивал странные, загадочные слова на языке, звучавшем подобно печальному клекоту огромной одинокой птицы, которая парит над пустынными волнами.
Дракон пересек последний рубеж, охраняемый двумя огромными чудовищами, и нырнул под острые ледяные наросты над входом, протащив днища корзины по твердому насту.
И в тот же миг Озимандия торжественно и пронзительно провозгласил последнее слово, разнесшееся уже не под каменными сводами, а в чистом горном воздухе снежных высот.
Сзади раздался страшный грохот. Камень в руках волшебника вспыхнул ярко-синим, затем голубым, зеленым, желтым, оранжевым, наконец, красным и, становясь все темнее, потух, как последний уголек в догоревшем костре. Зато в недрах горы творилось что-то невообразимое, будто сшиблись в смертельной схватке две невиданной силы грозы. Одна, что шла снизу, надвигалась грандиозной массой черно-багровых туч, стремясь подавить и подчинить все. Другая вырвалась из надоевшей за тысячелетия мертвой оболочки необузданной злобной яростью, и голубые с золотом молнии ее били в прочные стены и своды.
И твердыня не выдержала. Скалы, стоявшие здесь неприступно едва ли не с первых дней творения, содрогнулись где-то внутри, по камню их зазмеились глубокие черные трещины, и гора, разорванная изнутри противостоянием непримиримых сил, осела и рухнула миллионами гигантских глыб, поднимая фонтаны серой крошки, камня, пыли и снега.
Гора Дол Улад, злой великан киммерийских сказаний, перестала существовать. И вместе с ней провалился в небытие подземный храм, восемь веков служивший преддверием бездны, и сам Черный Демон Глубин, поверженный древним духом, который обрел теперь долгожданный покой. Выход в светлый солнечный мир, чуть было не найденный тьмой, закрылся навсегда.
Черный дракон уже унес их далеко, когда воздух потряс чудовищный грохот, слившийся с бессильным злобным воем и торжествующим ревом. Так уходил в подземный мрак Черный Огонь Смерти, так прощался с надоевшим миром слишком надолго задержавшийся в нем бесплотный его обитатель.
Над землей вставала утренняя заря. Чистое небо на востоке окрасилось в нежно-розовый цвет, и безмолвные пики горной страны первыми должны были встретить золотой луч Подателя Жизни, вечного и непобедимого солнца.
А дракон уносил их к западу, где последние звезды еще сверкали алмазами в морозном воздухе, окруженные загадочным льдистым ореолом, и никакие самоцветы не могли сравниться с ними красотой.
Конан посмотрел направо. Там, далеко внизу, под покровом клубящихся туч и вечных туманов лежала его суровая родина — Киммерия.
Глава одиннадцатая «ПРОЩАНИЯ И ВСТРЕЧИ»
