разработаю и систему наказаний для тех и других… Ох, все же нелегкая это работа — властвовать над миром… Но что делать! Кто-то же должен сим заняться, если Митра один не справляется…
Тут Красивый Зюк опять противно захохотал, хлопая по могучим плечам сыновей. Варвар сплюнул, едва не попав на Виви, и сунул руку под доску, где лежал его мешок и меч — более терпеть наглость бандита он не мог.
— Ты что это, Конан? — испуганно зашептал рыжий. — Никак вздумал драться с этой тварью?
— Ты же мой талисман, — насмешливо ответил киммериец, наконец нашаривая свое имущество.
— О, Митра… О, Митра… — зачастил Виви. — А Гана и Мисаил? А недоноски Тино и Веселый Габлио? Тьфу, Кони, нам их не одолеть. Лучше отвалим отсюда, пока не поздно…
— Клянусь Кромом, я сейчас выкину тебя обратно в море, если не заткнешься, — злобно прошипел варвар, отталкивая парня. Он отлично понимал, что затеял рискованное дело, ибо если упомянутые рыжим Тино и Веселый Габлио явно были не страшнее пары мышей, то близнецы с их папашей без сомнения стоили многого. Но он уже решил для себя, что схватки с Красивым Зюком и его прихвостнями не избежать. Да он и не хотел ее избегать. Митра свидетель, кроме Ганы и Мисаила им всем было самое место на сопках Серых Равнин, ибо не иначе как Нергал породил каждую из этих чванливых обезьян, в душах коих был один лишь мрак.
— А теперь, друзья, пора спать. К полудню мы с талисманом отыщем северянина и заберем у него пастушку, а потом…
— Дырку в печени ты получишь, а не пастушку! — прогремел Конан, одновременно распахивая крышку трюма. — И Кромом клянусь, не потом, а сейчас!
Талисману показалось, что черное небо обрушилось на него со всего размаху — он не то что не имел никакого желания помериться силою с Красивым Зюком и его детьми, но и просто умирал от страха при одной только мысли о том, что увидит их еще раз. До сих пор у него не было оснований сомневаться в волшебном даре богов, но прежде ставкой не являлась жизнь!
С самого начала знакомства с варваром рыжего поражала и восхищала его природная мощь, и все же сейчас против него выступали ничуть не менее здоровые близнецы — бугры их мускулов казались Висканьо такими же твердыми, а кулаки такими же крепкими. Да и сам Деб Абдаррах, хотя и выглядел изнеженным и мягким, на деле обладал душою черной, а сердцем железным. Глаза его уже не раз чудились Висканьо в кошмарном сне — как будто осколки холодного черного камня вживил ему Нергал, а из бездонных черных зрачков веяло дикой и злобной силой. Ровные белые руки его — талисман был уверен — в былые времена омывались чужой кровью как водой и запросто могли свернуть не слишком толстую шею; вообще от Деба так и исходила телесная мощь, отличная от той же мощи киммерийца тем лишь, что имела иное начало и иную природу, и в случае битвы Конану следовало бы задаться вопросом: а чья же природа сильнее? Красивого Зюка, пьющая сок из темного царства демонов? Или варварская, дикая и необузданная, но все-таки человеческая? Виви не мог знать ответа. А Конан, по всей вероятности, и не желал его знать. Скороговоркой испросив у Митры поддержки, рыжий пискнул от страха и кубарем скатился вслед за киммерийцем с лестницы, ведущей в трюм. Первые несколько мгновений он лежал, зажмурившись, а когда решился открыть глаза, сердце его сжалось в крошечный тугой комок да так и замерло, забыв даже о своей прямой обязанности равномерно стучать.
Перед Конаном, что двигался медленно и плавно, словно огромный тигр, чуть ссутулившись и зажав в двух руках меч, — спокойно стоял Красивый Зюк. Он не сделал и шага назад; вперив в киммерийца невозмутимый взор, он улыбался ему одной из своих гнусных улыбочек, что прежде так нравились талисману и что так раздражали его сейчас. «Не теряй же времени, Кони! — мысленно молил друга рыжий. — Руби его скорей!» А Конан и не думал терять времени. Оборвав плавное движение, он вдруг перекинул меч в правую руку, резко метнулся к бандиту и без размаха кольнул. Лишь на полвздоха ощутил Виви торжество победы. Деб, который, казалось, не двигался с места, каким-то образом избежал смертельного удара. Клинок прошел в волосе от его бока, а он так и продолжал стоять, улыбаясь противнику и даже успев до следующего его выпада подмигнуть талисману. Но и второй удар Конана не достиг цели, хотя на сей раз варвар был начеку. Перед тем же, как он поднял меч в третий раз, Гана и Мисаил рывком бросились ему навстречу, в какую-то долю мига умудрившись перехватить руку киммерийца.
Висканьо окаменел от ужаса. Меч его друга, отброшенный далеко в сторону, теперь ничего не стоил. Схватка закончилась не начавшись, и закончилась не в их пользу. Зрители — а их было четверо — наблюдали за рычащим и мычащим клубком из трех мощных мужских тел, но только один из них, Красивый Зюк, улыбался по-прежнему. Тино била крупная дрожь; иногда он вдруг на пару мгновений замирал, а потом снова начинал трястись в бешеном темпе.
Бросив на него случайный взгляд, Виви подумал, что исход драки ему гораздо более интересен и важен, чем это могло показаться по его поведению накануне, и победы он ждет и хочет отнюдь не для близнецов. Ненависть, промелькнувшая в тусклых глазах его, открыла талисману маленькую и не слишком значительную тайну: старик не выносил Красивого Зюка, а потому и жаждал поражения его детям — то есть ему самому. Веселый Габлио, видимо, имел похожее мнение. На драку он взирал с отвращением, а как только варвар оказывался сверху и подминал под себя братьев, нечто вроде удовлетворенной ухмылки пробегало по его толстым губам.
Естественно, что Деб с его черной кровью не мог всего этого не почувствовать. Но заметил сие только рыжий. Укоряя благого Митру за то, что тот при рождении наделил его обычными, а не косыми глазами, Висканьо лихорадочно пытался уследить одновременно и за Конаном и за Красивым Зюком.
Варвар дрался как лев. Тело его, такое огромное и массивное, выворачивалось из железных рук близнецов с гибкостью кошки, так что мускулы перекручивались на спине подобно канату.
При этом сам он давил их с яростью плененного пикта — Виви слышал, что именно пикты бьются с любым, даже очень сильным врагом до последней капли крови и никогда не просят пощады. Когда рука его вырывалась из тисков братьев, она опускалась на них с такой силой, что рыжему чудился хруст костей. Но тех все-таки было двое. Все реже и реже удавалось Конану сбросить их с себя, и все чаще они накрывали его своими широкими телами, не давая вздохнуть…
А вот Гана и Мисаил — как язвительно заметил про себя рыжий — дрались не как львы, но как глухонемые, ибо если киммериец чисто звериный рык перемежал обрывками угроз и оскорблений, то близнецы лишь мычали и тяжело сопели, пытаясь закрутить руки противника на его же спине. Кулаки их при этом не взлетали над головой варвара, то ли потому, что они не хотели причинять ему вреда, то ли просто по приказу отца, коему нынешний владелец пастушки пока нужен был живым.
Змеиный взгляд Красивого Зюка незаметно для остальных переместился на лица дерущихся. Злорадная усмешка исказила его чистое лицо, огрубив и без того жесткие черты. Видимо, бандит задумал нечто такое — решил талисман, — что в конце концов оставит его наедине с самим собой. Для Тино и Веселого Габлио в глазах Деба не было жизни. Туман Серых Равнин отражался в них так явственно, что рыжего даже передернуло. Он понимал: ему и варвару бандит не готовит смерти, ибо слишком дорог волшебный дар и золотая пастушка. Но старик и вор более не покинут это судно — будущий властелин мира уже готовился восстанавливать лишь ему понятную справедливость.
Висканьо с отвращением отвернулся от Дебовых жутких глаз, и в этот же момент тяжелый кулак одного из братьев врезался в висок киммерийца — как видно, парни потеряли надежду скрутить его без применения грубой силы. Мгновенно рыжий забыл и о коварном Красивом Зюке, и о печальной участи, ожидающей его прихвостней, и о пастушке с овцами. Дико взвизгнув, он камнем ринулся на Гану и Мисаила, что вязали руки потерявшему сознание варвару, и вцепился острыми зубами в предплечье ближайшего.
Страшный удар отбросил его прямо под ноги Дебу. Тот брезгливо сморщил нос, отошел в сторону. Ни слова не произнес он, пока близнецы обматывали веревкой Виви, ни слова, пока тащили сначала Конана, а потом рыжего в угол трюма, где находилась незаметная с первого взгляда дверь в кладовую. Огромный железный засов с лязгом въехал в паз, и талисман оказался в полной темноте каморки, такой крошечной, что согнутые ноги его упирались в теплый бок неподвижно лежащего Конана. Виви яростно плюнул на дверь; потом сердце его заныло, тяжело подпрыгнуло, ударившись в узкую грудь, и он заплакал злыми слезами, кусая пальцы и горько сетуя Митре на свою несчастную судьбу.
Он так долго и вдохновенно плакал, что в конце концов втянулся в процесс и начал уже всхлипывать
