За ним находился обширный зал, убранный небогато, но пристойно: ковры на полу и стенах, пять или шесть удобных кресел, ложе с мягкими подушками, а рядом с ним — высокий бронзовый подсвечник с горящей свечой, невидимой снаружи. Света она давала немного, но киммериец, зоркий, как орел, увидел все, что было нужно: первое — что покой безлюден, второе — что нет тут ничего ценного. Кроме, возможно, подсвечника, тянувшего на девять-десять серебряных монет… Но не за подсвечниками он сюда пришел! И не за старыми потертыми коврами!
Судя по всему, этот зал предназначался для посетителей с Шемитского Тракта, для тех, кто побогаче. Тут они могли подождать целителя, поразмышлять о своих болезнях, помолиться об излечении и прикинуть его стоимость… Маг, очевидно, выходил к ним из-за бархатной завесы под стрельчатой невысокой аркой, что вела вглубь дома. «Наверняка к сокровищам!» — решил Конан и, не выпуская меча из рук, отдернул занавес кончиком клинка.
Открылся еще один покой, более обширный и озаренный тускловатым светом хрустального шара, парившего в воздухе. Под шаром помещался стол на низких ножках, обтянутый кожей — тут, судя по всему, целитель осматривал своих больных. Вдоль стен шли открытые полки, заставленные книгами, скелетами, человеческими черепами и странной посудой из бронзы, камня и стекла; стеклянные кувшины имели особенно причудливую форму, напоминая то миниатюрные башни, конусы или пирамиды, то свернувшихся кольцами змей или перевернутые воинские шлемы, то длинные тонкие трубки, сверкавшие в деревянных держателях. Одни из этих сосудов были пусты, другие наполнены до половины либо до краев, но тянуло от всех одинаково мерзким душком. Конан поморщился и вступил в зал.
Ничего не случилось. Хрустальный шар под потолком не метнул в него молнию, не лязгнули зубами черепа, и скелеты крыс, ящериц и кошек не соскочили на пол и не набросились на дерзкого пришельца. Похоже, магией тут и не пахло; вонало едкими и пряными снадобьями, кожей и старыми костями. Окончательно успокоившись, киммериец бросил меч в ножны, подмигнул мерцавшему над ним шару и огляделся.
Кроме стола и полок в этой комнате была еще одна стрельчатая арка с занавесом — в точности напротив той, под которой проскользнул незваный гость. Еще были две лестницы: широкая, из потемневшего дуба, вела наверх — несомненно, в хозяйские чертоги на втором этаже; другая, узкая — вниз, в подвал или подземелье. Отметив этот факт, Конан неслышной тенью пересек комнату и приблизился к арке — полюбопытствовать, что за нею.
Как оказалось, ничего интересного, ничего сулящего добычу. Еще одно помещение для ожидающих пациентов, как и с другой стороны дома — только здесь вместо ковров лежали циновки и не было кресел, а лишь скамьи у стен, покрытые сукном. Оно и понятно, решил Конан; этот покой выходил к проулку Пустой Сумы, а тем, у кого сума пуста, ковры и кресла, конечно, не полагались.
Опустив занавес, молодой киммериец вернулся к лестницам, что вели в подвал и на второй этаж, и застыл в раздумье. Тут дорога его как бы разветвлялась между разбоем и воровством: путь наверх, весьма возможно, означал столкновение с хозяином и схватку, путь вниз — тихий и незаметный поиск чаемых сокровищ. Поразмыслив, Конан все же двинулся в подвал. Как он и толковал Шеламу, встречаться с колдуном и испытать на собственной шкуре чародейные заклятья старого Арруба ему совсем не хотелось. К чему лишние хлопоты и неприятности? Не за ними он пришел сюда, а за золотом…
Но золота не оказалось и внизу. В обширном прохладном подземелье с каменными стенами тоже висел хрустальный шар, и в его неярком свете Конан различил длинные высокие столы вдоль стен, заставленные тиглями, всевозможными сосудами и каменными ступками, заваленные пучками трав, обломками костей, инструментами из бронзы и стали, раскрытыми книгами и клочками исписанного пергамента. Под столами зияла пустота, а над ними тянулись такие же полки, как в комнате наверху, но было их раза в три побольше. На одних стояли все те же причудливые сосуды с таинственными жидкостями, мерцавшими рубиновым, изумрудным и аметистовым светом, на других громоздились до самого потолка скелеты разных тварей, засушенные бабочки и жуки, чучела птиц, зверей и странных чудищ, третьи прогибались под книгами. Книг тут было невидано и несчитано — может быть, сотня или две, — и Конан сперва косился на них с опаской. Но среди переплетов, костяных, деревянных и кожаных, он не разглядел ни одного, который был бы черного цвета. Видно зря считали Арруба чернокнижником — был он просто книгочий и искатель знаний, а не слуга проклятого Сета или злобного Нергала.
Пожалуй, в самом деле так, решил Конан, втянув носом насыщенный лекарственными ароматами воздух. Но, хоть от книг и плошек с зельями не веяло злым колдовством, осторожности он не потерял и продолжал принюхиваться да приглядываться — в точности как дикий зверь, высматривающий одним глазом добычу, а другим — ловушку.
Затем, неслышно ступая с пятки на носок, киммериец обошел раз-другой подземелье, разглядывая всяческие диковины на столах и стенах. Но увы! Не было тут серебряных чаш и флаконов из драгоценных камней, не сверкали золотом рукоятки странных инструментов, не блестели самоцветы на толстых книжных корешках… Нет добычи и нечего прятать в мешок! Словно насмешка лукавого Бела болтался он за плечами Конана — бесполезный и пустой, как горб верблюда, потерявшегося в безводной пустыне. Представив этого верблюда, Конан снова ощутил приступ жажды и зло сплюнул.
Кром! К чему понесло его в жилище колдуна? Что тут возьмешь, в этом холодном мрачном подвале? Что тут есть — кроме горшков, стекляшек, сухих костей да непонятных пергаментов? На них, скорее всего, премудрый Арруб и спускает все заработанные денежки… на эти вот фолианты да на чучела крыс и жаб! Куда ни глянь, скелеты, книги, черепа и зелья в банках! А ведь Шелам, вонючий недомерок, другое обещал… Где же сундуки с монетами, шкатулки с браслетами и ларцы с самоцветами?
Призвав проклятье на голову Ловкача Ши, Конан еще раз обшарил полки быстрым взглядом. На одной из них, самой высокой, заставленной глиняными кувшинами с крышками, вроде бы отсвечивало в глубине что-то блестящее и серебристое, похожее на небольшой ящичек… Надо бы проверить, подумал он и направился к столам под полкой.
Здесь, в большом деревянном ящике десяти с лишним локтей в длину располагался какой-то загадочный агрегат из меди и стекла, похожий на крошечный замок аквилонского вельможи. Словно башни тянулись вверх стеклянные трубочки и цилиндры, расходившиеся на концах широкими воронками, пустыми или прикрытыми клочками мягкой ткани; массивной цитаделью пластался ниже плоский сосуд-саргофаг с толстыми хрустальными стенками; прикрывавшая его медная пластина казалась кровлей миниатюрного строения, украшенной фигурками драконов и чертежами звездных небес; тянувшийся к тиглю причудливый змеевик выглядел крытым извилистым переходом, проложенным к кузнице; ну, а борта ящика вполне могли сойти за крепостные стены. Оглядев это чудо, Конан хмыкнул, оперся о край стола и легко вспрыгнул вверх. Одна его ступня утвердилась рядом с тиглем, другая — на краю стола; сильные пальцы вцепились в полку с кувшинами и блестящей шкатулкой. Шума при том киммериец произвел не более, чем мышь, прошмыгнувшая к корке сыра.
Да, тут был ящик! Плоская серебряная шкатулка величиной в две ладони, спрятанная за глиняными горшками с каким-то пойлом… Конан нетерпеливо отодвинул их, и вдруг, перебивая запахи трав и бальзамов, ноздрей его коснулся упоительный аромат — такой, что разом вспомнилась ему таверна жирного Абулетиса и большие бочки, наполнявшие ее подвалы.
Запах, ознако, был похож и не похож на винный; от горшков явно тянуло хмельным, но не туранской кислятиной, не терпким офирским, не крепким аргосским и не сладким пальмовым вином Иранистана. Пожалуй, больше всего это напоминало мед, пьяный медовый напиток, какой готовят в Бритунии и других северных странах, где не растут финиковые пальмы и виноградная лоза. Конечно, южные вина разнообразней по вкусу, но и меды бывают всякие — смотря по тому, с каких лугов пчелы несли нектар и что за травы добавлены медоварами к напитку… В иных случаях получалось совсем неплохо — и крепко, и сладко, и ароматно… Словом, Конан ничего не имел против меда и смущало его лишь одно — что мед сей сварен колдуном.
Или все ж таки нет? Мог же Арруб держать хмельное для себя… честный напиток себе на потребу, без всяких чародейных хитростей… колдуны ведь тоже люди…
Пить хотелось с каждым мигом все сильнее. Наконец, отбросив колебания, Конан потянулся к кувшину, ухватил его за горлышко, сбросил большим пальцем крышку, запрокинул голову и наклонил сосуд. Напиток оказался восхитительного вкуса и покрепче бритунской медовой браги; не портил его и слабый оттенок горьковатых трав, будивших воспоминания о горных лугах Киммерии. Это питье отличалось лишь одним
