упыря губительно.
Хуже другое: каттаканы умеют великолепно прятаться. Рэльгонн привел в пример самого себя и разумных собратьев, с которыми он жил в древней Рудне. Они выбрали пристанищем полуразрушенную альбийскую крепость, нашли заложенные на большой глубине лабиринты, замуровали любые выходы наверх и теперь никто из людей не сможет отыскать тайное убежище каттаканов. Для верности на пути стоят неодолимые преграды и магические ловушки. Сами упыри, в буквальном смысле этих слов, владеющие искусством «проходить сквозь стены», никаких неудобств не испытывают и ничуть не боятся чужого вторжения.
Каттакан не-разумный, а ведомый инстинктом, вполне способен устроиться в глубочайшей горной пещере, отыскать которую не сможет никто. Или выберет логовом подвалы хуторского дома, забытого и заброшенного людьми сотню лет назад. Или может запросто поселиться в замурованной комнате замка вельможного эрла, а люди и догадываться не будут, что за каменной кладкой, всего в нескольких локтях от караулки, нужника или тронной залы, укрылся их враг…
И, наконец, самое неприятное. Рэльгонн не знал, почему каттакан-дикарь пренебрег установленными самой природой законами, и начал охотиться постоянно, а не только во время полнолуния.
Для ночной расы упырей такое поведение было исключительно странным и прежде не наблюдалось ни самим Рэльгонном, ни месьорами охотниками. Гвай однажды сталкивался с одичавшим каттаканом, портившим домашний скот в танстве Бергис и убившим двоих человек, но и тогда упырь предпочитал держаться подальше от людских поселений — чувствовал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Вдобавок, нападения происходили в надлежащее время, при полной луне. Тогда упырь ретировался сам, заметив, что на него устроена облава — интуиция у каттаканов на высоте. Скорее всего, он перебрался в горы, избрав жертвами не коров и овец, а оленей или лосей.
Здесь же случай прямо противоположный. Тварюга почуяла вкус к убийству. Рэльгонн предположил, что дикий упырь таким образом развлекается — охота превратилась не в необходимость, а в удовольствие. И чем быстрее он будет истреблен, тем лучше. Рэльгонн и его родственники готовы предоставить любую посильную помощь.
Одна беда — месьор Рэль сотоварищи мог действовать лишь по ночам, как и любой каттакан, будь он диким или домашним. Он уже пытался выследить логово ночного убийцы и даже сумел его обнаружить, однако безумный сородич мгновенно сменил убежище. Гвай ужасно огорчился, заметив, что следовало подождать прибытия Дербников, которые сумели бы расправиться с чудовищем в светлое время суток, благо лето стоит ясное и солнце заходит лишь на очень краткое время.
— Вы бы до него не добрались, — отрицательно покачал длинным указательным пальцем Рэльгонн. — Упырь засел в скалах, неподалеку от Граскааля. Человеку туда не залезть, очень высоко. А ныне тварь прячется в лесу, я это знаю точно.
— От кого знаете?
— Найдутся… кхм… осведомленные и заинтересованные в благополучном исходе персоны. С ними я буду разговаривать лично, они не желают встречаться с людьми. Приблизительное направление поисков — три-четыре лиги к Восходу и Полуночному восходу от Ронинского замка, область Белых сопок, на любой карте они обозначены. Под ударом безумца находится непосредственно Ронин и шесть окрестных деревень, не считая хуторов. Учтите, он перестал остерегаться человека, поэтому ночью с ним лучше не встречаться…
И так далее. Рэльгонн давал полезные советы, Гвай и остальные с пиететом внимали, а киммериец отправился по своим делам — с элем он сегодня немного перебрал. Если уж рудненский упырь заявляет, будто в окрестностях безопасно, можно ничуть не тревожась покинуть уютный сеновал и подышать свежим воздухом.
Хлопнув дверью нужника, варвар потянулся, оглядел звездное небо, изредка прорезаемое синеватыми черточками метеоров и вдруг обратил внимание на настораживающую странность: в хлеву беспокоилась домашняя скотина. Тонко повизгивали лошади, перетаптывались и вздыхали хозяйские коровы, курятник гудел от сдавленного квохтания. Глухо ворчал цепной пес, предпочитая не показываться из будки.
Очень интересно.
Животные давно обязаны спать, а если они растревожены, значит…
Значит, ощущают близость чужака. И не простого чужака. Рядом — нечистая сила!
Каттакан? Чепуха! Рэльгонна лошади благополучно носят на спине и ничуть не боятся, значит и дикого упыря звери не почуют. Тут что-то другое.
Конан пожалел, что оставил меч на сеновале, но любопытство оказалось сильнее чувства опасности. Вместо того, чтобы немедленно доложиться Гваю, киммериец прогулялся по обширному двору, внимательно осматривая строения и темные закоулки. Никого.
Обнаружив, что ворота на улицу заперты, Конан подпрыгнул, подтянулся и уселся на деревянную ограду. За забором пусто: людей нет, ставни на домах закрыты наглухо, даже кошки не шныряют.
Спрыгнув на сухую уличную глину, варвар заново осмотрелся, пожал плечами и решил пройтись до ворот деревни, к самому тыну. В конце концов, он теперь Ночной страж, а сие гордое наименование напрямую указывает, что изведение и выслеживание нечисти входит в прямые обязанности киммерийца.
Конан не учел одного: кроме обычного кинжала у него не было никакого оружия, а все магические артефакты ограничивались висящими на шейной цепочке серебряным молоточком Крома и оберегом в виде Диска Митры.
Впереди раздался громкий топот, насторожившийся киммериец уже был готов выхватить кинжал, но в свете ущербной луны рассмотрел, что навстречу со всех ног бежит стражник-бородач, который проверял охотников при въезде в поселок. Куда это, любопытно, так резво направляется доблестный охранитель спокойствия Ронина?
— Стой, дезертир! — рявкнул Конан, но стражник шарахнулся в сторону, мышино пискнул (никогда не подумаешь, что взрослый здоровый мужик может издавать подобные звуки!) и нырнул в темную щель между двумя бревенчатыми домами. — Куда, а ну вернись!
Ответом была романтическая тишина, нарушаемая удаляющимся стуком подошв.
— Это не деревня, а приют для умалишенных, — проворчал Конан. — Отличная ночка: познакомился с натуральнеишим упырем, наслушался страшненьких баек, а теперь пытаюсь своими руками поймать неизвестную мне нечисть… Что у них там, на воротах, стряслось?
На воротах ничего не стряслось, по меньшей мере, на первый взгляд. Кроме того, что въезд в Ронин теперь никем не охранялся — стража, видимо, разбежалась. В привратном домике дверь распахнута настежь, горит одинокая сальная свечка, кувшин с пивом опрокинут, лавка повалена: ронинские воители отступали в панике. Никаких следов пребывания вампира — пятен свежей крови и растерзанных трупов не видать.
— В шею гнать такую стражу, — громко сказал Конан, подбадривая сам себя. — Эх, не я здесь хозяин…
Вышел наружу, увидел лесенку, ведущую на высокую стену, поднялся. Надо бы посмотреть, что творится на границе болот и леса.
Конан перегнулся через острые колья тына, глянул вниз, и…
— Кррром Громовержец!
У самых ворот Ронина невозмутимо восседал фамильный монстр вельможного эрла Алаша.
Впечатляет, ничего не скажешь. Псина была размером с подрастающего теленка, шкура серебристая, в лучах месяца светится голубоватым. Черные тигриные полоски. Три остроухих собачьих головы сверкают изумрудно —зелеными глазами. Правая голова раскрыла пасть, вывалив длиннющий язык и демонстрируя клыки длиной с человеческий палец.
Остальные головы вдумчиво уставились на Конана и выдохнули по струйке темного багрового пламени. Черногубые плоские морды отдаленно напоминают псов кофийской бойцовой породы. Словом, уродище, каких поискать.
Недаром коровы и овцы в хлеву тревожились — вот она, неподдельная, всамделишная нечистая сила! Ясно, почему стражи покинули вверенные им ворота — тут и самый великий герой, вроде короля Сигиберта,
