виновен лишь в ничтожно малой части убийств, что происходили за последнее время в твоих владениях.
— Простите? — наклонился над столом эрл Алаш. – Я, наверное, плохо расслышал? Кто, кроме упыря может с такой невероятной жестокостью расправляться с людьми, пить кровь и утаскивать жертвы в свое логовище? Мое фамильное проклятие? Невозможно! Триголов, охотится лишь за мной самим, и затем будет нападать на мою супругу и моих детей. Другие люди ронинского пса не волнуют, он просто пугает их до полусмерти, но никогда не трогает…
— Светлейший, тебе когда-нибудь рассказывали о бруксах? Вампирах —магах? Людях, несущих на себе черное проклятие с самого рождения?
— Н-нет, — запнувшись, ответил эрл. – Краем уха слышал невнятные сказки, но не более.
— Проклятие может быть наведено колдуном, или возникнуть само по себе. Как именно? Изначально проклятым может оказаться ребенок, рожденный при кровосмесительном браке, зачатый от воплощенного демона-инкуба и женщины-человека, произведенный на свет ведьмой, знающейся с нечистой силой… Тогда незримый злой дух начинает постепенно овладевать личностью и однажды замещает собой человеческую сущность.
Гвай кратко и доходчиво объяснил светлейшему все, что недавно рассказывал Конану. Брукса, носферат, кяур — с этими, прежде непонятными, наименованиями киммериец почти свыкся. Как и со многими другими.
Что такое кальконикс? Верно, небольшая тварь похожая на россомаху, живое существо, обладающее слабенькими магическими способностями и пьющее кровь диких животных. По большому счету, тоже вампир. А кто такие бальбериты? Ничего особенного: здоровенные кровососущие насекомые с зачатками разума — сохранились с таких незапамятных времен, что незнамо сколько отживший на свете Эйнар не знает, когда и как они появились в Средней сфере. Броллайхэн утверждал, что бальберитов наверняка создал знаменитый бог Полуночи, Рота-Всадник, большой любитель поглумиться над тварным миром.
А еще встречаются гнорм, магрика, парх и так далее, почти до бесконечности. Гвайнард полагал, что в Хайбории обитает не менее семидесяти видов живых и демонических тварей, предпочитающих теплую кровь всем другим блюдам. И у каждого вампира есть собственное наименование, свои привычки и особенности поведения, отличные от других повадки и правила охоты, о которых обязан помнить любой Ночной страж.
— Ничего не скажу, обрадовали, — вельможный, выслушав предводителя Дербников, вновь приобрел горестно-испуганный вид. — Значит, брукса? Вампир-человек, с помощью магии подчинивший каттакана?
— Именно. Тварь решила, что если простецы накрепко уверуют в виновность каттакана, она останется вне подозрений. Предполагаю, что Брукса направляла действия упыря, показывала ему, где можно разжиться легкой добычей, а затем, после нападения каттакана, атаковала сама. Все спишется на неразумного лесного вампира. Именно брукса убила нашего коня… От злости, что мы лишаем ее такого замечательного, пусть и невольного, союзника. А когда увидела месьора Эйнара — сбежала. Эйнар владеет магией, связываться с ним опасно даже для бруксы.
— Я компенсирую вам стоимость лошади, — очень невпопад сказал Алаш Ронин, чем вызвал у Гвая приступ тихой ярости:
— Я не прошу денег, вельможный! — сквозь зубы процедил Гвай. — Малыша будет трудно заменить — мы обучали его два года, конь был таким же бойцом отряда, как и все прочие… Я требую помощи! Если ты решил, что, наняв Дербников и месьора Рэля, сможешь остаться в стороне – значит, глубоко ошибался. Теперь мы все, от дворян до неграмотных кметов, обязаны начать поиски. Все и каждый, понимаешь? Иначе, через два-три года единственным твоим подданным будет числиться ронинский пес. Это не простая брукса — человек одержим редкостно кровожадным демоном, которому постоянно требуются новые и новые жертвы. Демоном, который не боится творить заклинания Бездны под полуденным солнцем, когда почти любая черная магия исчезает… Перед нами враг, куда более опасный, чем сотня каттаканов!
— Я выполню все, что попросят Ночные стражи, — с внезапной твердостью сказал эрл Ронин.
— Любой ваш приказ, касающийся поимки бруксы, будет законом для меня и моих подданных. Слово дворянина. Говорите.
— Немедленно доставить в замок деревенских шаманов и знахарей, — тотчас распорядился Гвай. — Собрать всех, до единого. Далее. Выяснить, кто из чужеземцев приехал в Ронинские владения после третьей весенней луны, когда начались убийства, и кто остался здесь жить. Ставлю тысячу ауреев к одному — мы охотимся не на местного жителя. Дружине настрого приказать задерживать любых подозрительных незнакомцев, и мужчин итженщин. Остальное я расскажу завтра.
— Я непременно выполню все рекомендации, — примирительным тоном ответил светлейший. — Можете на меня положиться. Идите.
— Еще два важных совета, — Гвайнард обернулся с порога кабинета. — Отмени намеченный пир. Нечего сейчас праздновать… И никому не говори о том, что сейчас услышал. Вообще никому. Ни собственному жрецу, ни Каштеляну, ни командиру стражи. Ясно?
— Более чем. И… Спасибо вам, господа.
Полуночные посиделки с Рэльгонном, по складывающейся традиции, устроили на сеновале постоялого двора. Во-первых, никто не подслушает, во —вторых, здесь прохладно — лето стоит знойное, ночами жарко, а в доме и вовсе не продохнуть.
Гвай категорически запретил говорить простым ронинцам про убиение каттакана. Нападения упыря наверняка будут продолжаться, а для Ночных стражей нет ничего страшнее испорченной репутации. Как же так: сказали, будто тварь истреблена, а зубастая чуда снова перекусала полдеревни! Нехорошо-о…
— На поимку бруксы у нас не более двух суток, — втолковывал Гвайнард. — Старейшины поселков видели череп каттакана, они обязательно расскажут домашним и друзьям, послезавтра вся округа будет в курсе нашего сомнительного подвига. А вскоре появятся новые жертвы. Народ здесь простой — не посмотрят на былые заслуги, обмажут медом и посадят на муравейник. Чтоб другие не обманывали! Готов выслушать мнения и соображения.
— Никаких соображений, — уныло отозвался Эйнар, приехавший в поселок к закату. — Мы почти ничего не знаем. Хозяева Журавлиного хутора подтвердили, что их работники погибли утром, на дворе. Старик проснулся от короткого вскрика и сразу пошел взглянуть, что случилось. Зацепка прежняя: дед утверждает, будто краем глаза заметил женский силуэт у кромки леса, но решил, что привиделось. А я эту тварь видел на расстоянии десяти шагов! Эх, лицо не рассмотрел!
… История Эйнара звучала чистейшим вымыслом и потому броллайхэн поверили все, сразу и безоговорочно. Когда варвар и Гвай возились с каттаканом в пещере, Эйнар бросился к тяжеловозу — если конь сам не догадался о намерениях хозяев, его следует подтолкнуть. Грузный, но быстрый боссонец моментом выволок бы упыря на солнце.
Вначале Эйнар удивился отсутствию Малыша, обязанного стоять на месте, и только увидев разорванное кожаное ярмо-ошейник и капли крови на траве, уяснил: произошло нечто непредвиденное и очень скверное. Пользуясь чутьем духа природы, побежал искать.
И нашел.
Мертвый тяжеловоз лежал за деревьями, а над трупом коня возвышалась неизвестная девица в сине-черном туранском облачении и платке, закрывающем нижнюю часть лица. Только глаза были видны — Эйнар утверждал, что среди бела дня они отливали багровым. Заметив броллайхэн, опасная незнакомка с царственным спокойствием отошла в сторону, ударила по Эйнару ослепляющим заклинанием, которое он едва успел отвести, построила самый настоящий портал в виде пылающего темным огнем кольца и была такова. Запустить ей вдогонку свое заклинание Эйнар не успел. Потом броллайхэн сказал, что заклятье упырицы весьма чувствительно его задело — ненадолго оглушило.
Оглушить воплощенного духа природы?.. Тут, знаете ли, нужно владеть сильнейшей черной магией!
Мертвого тяжеловоза Конан видел своими глазами. Разгневанная действиями охотников, брукса
