зловещим местам, это чувство уныния и Тоски. Солдаты выглядели необычно угрюмыми и сердитыми, из-за чего то и дело по пустякам вспыхивали ссоры.
Тайс тоже нервничала и часто жаловалась, и хотя Иллес старался сдерживать ее, он и сам испытывал постоянное напряжение и беспокойство. Их сопровождал Варган, который безостановочно шутил или рассказывал истории о своих прежних подвигах, пытаясь рассмешить Тайс, заставить ее не думать о трудной дороге и не обращать внимания на то, что, что их окружало. Правда, его усилия казались затраченными впустую.
Орин внимательно следил за дорогой, пытаясь как следует разглядеть тени и смутные фигуры, но крайней мере, в те моменты, когда дымка немного расступался и сквозь нее проглядывали косые лучи солнца. Разбитая дорога превращалась в мокрую, заросшую мхом тропу, которая пошла вниз и повела путников мимо тихих ручьев, а затем по сухому участку, окаймленному деревьями, мимо луж со стоячей водой — над ними в теплом воздухе вились комары и москиты.
— Долго еще? — все чаще спрашивал Орин у Боларда; барону уже начало казаться, что пути их не будет конца.
— Сначала мы должны достичь болот.
— А мы сможем пересечь их за один день?
— Если поднажмем. Трясины эти очень опасны. Возможно, лучше было бы обойти их…
— И сколько времени это займет?
— Два-три дня.
Орин решительно покачал головой. — Я хочу увидеть Усхора мертвым как можно скорее.
— Но мы должны очень осторожно передвигаться по этим болотам. Там живут твари…
— Какие еще твари? — раздражительно спросил Орин.
— Усхор знает о нашем приближении, и его слуги ждут нас.
— Со мной мое войско, — напомнил Орин, — и каждый мой солдат стоит двоих из тех, кто отказался участвовать в походе.
В ту ночь они разбили лагерь на небольшом, более или менее сухом возвышении, в самой глуши дремучего леса. Вокруг пахло болотами; воздух стал гораздо тяжелее, и все по-прежнему покрывала туманная дымка, насыщенная тенями и сыростью.
Сквозь переплетение толстых сучьев и листвы не было видно звезд; и хотя воины тут же принялись разжигать костры — чтобы согреться, приготовить пищу, наконец, осветить погрузившийся в сумерки лагерь — над ними то и дело проносились порывы ветра, словно с целью загасить огонь. Люди почти не разговаривали и испытывали все нарастающее раздражение.
Конан жарил на костре дичь; возле него уселся Орин. Он тоже стал более вспыльчивым, сердитым и раздражительным.
— Будь проклят Усхор! — то и дело восклицал он, кипя от злости. — Я наколю его голову на копье, принесу в Сафад и выставлю на западной стене!
— Не поддавайся. Похоже, на тебя действует магия этих мест!
— И что это значит? — резко спросил Орин. Конан холодно улыбнулся.
— Только одно — я когда-то говорил это Ил-лесу, и считаю, что в этом есть смысл. Один мудрец как- то сказал мне, что сила мага в том, что он создает иллюзию страха, и если он сумеет заставить своих врагов открыть свои души, полдела сделано.
— Ты считаешь, это и случилось вчера с Эмросом?
— Вполне возможно. Но не только — это случилось со всем нашим войском, Орин. Посмотри на них — угнетенные, уставшие, раздражительные. В этом виноваты и здешние места, и непрерывное ожидание, что что-то может произойти. В любой момент может налететь буря, выйти воинство демонов, или сам Усхор появится вдруг перед нами. И эти мысли в голове — они как черви в трупе; они разлагают ум и копошатся в душах, словом, не приводят ни к чему хорошему. В этом и состоит преимущество Усхора.
— Да. — Теперь, когда Орин осознал справедливость слов Конана, он почувствовал, как его собственное раздражение постепенно уходит. — Да, Конан, ты прав. Мой ум настолько забит мыслями о зле, что я сам становлюсь слабее и беззащитнее.
— Мы должны стараться не думать о поражении, о чем-то плохом, — проговорил Конан. — Мы сильны, у нас есть мечи, доспехи и воля к победе!
Услышав это, Орин почувствовал настоящую радость. Он встал и похлопал Конана по плечу.
— Наверное, мне стоит обойти лагерь и поговорить с людьми, взбодрить их и поднять настроение.
— Да, пожалуй.
Орин ушел, с трудом пробираясь через заросли мха к соседнему костру.
Конан принялся за мясо, запивая его хорошим вином. Он знал, что будет спокойно спать этой ночью, даже несмотря на этот странный лес вокруг. В памяти всплыла вчерашняя ночь, он вспомнил о жрецах Энкату, и о Кольце, которое по-прежнему хранилось у него на поясе.
Он встал и осторожно огляделся, подтянулся и отошел в тень. После жаркого огня приятно было ощутить дыхание свежего, прохладного воздуха, правда вокруг тут же загудели тучи москитов и комаров. Здесь, вдали от света костров, Конан мог спокойно вытащить Кольцо и разглядеть его в полутьме. Кольцо сверкало и загадочно переливалось — будто по собственной воле.
Вдруг сзади послышались чьи-то шаги; думая, что это Орин, Конан быстро сунул кольцо на место и с улыбкой повернулся, чтобы спросить, удалось ли тому поднять боевой дух войска…
Звуки шагов стихли. Перед киммерийцем стоил Дестан Болард — чернолицый, в черных доспехах, и пламя костра отбрасывало на его маску жуткие, зловещие блики.
В голове у Конана бешено пронеслась мысль — видел ли Болард Кольцо? Может быть, он заметил его блеск, волнами отражающийся на темных стволах? Целую вечность вглядывался он в маску, в чернеющие щели для глаз, за которыми совсем не ощущалось присутствия живого, разумного существа. Киммериец стиснул зубы.
Если Болард сделает хоть одно движение в его сторону, если хотя бы раз упомянет о Кольце, усмехнется или примется угрожать, — он тут же обнажит меч, и коринфиец навеки останется в этом лесу вместе со своими загадками!
Болард же сам долго смотрел на Конана — словно пытаясь прочесть его мысли и тщательно обдумывая, что делать и говорить. Затем он прервал это безмолвное столкновение, кивнув в сторону леса:
— Те огни на юге стали ярче. Конан не повернул головы.
— Что тебе нужно, Болард? Коринфиец не пошевелился.
— Орин говорит с солдатами, — произнес он тихо, — убеждает их в благополучном исходе битвы.
— И что же? — Конан напряженно придерживал рукой меч, и знал — Болард чувствует, что он готов к нападению.
— Глупо думать, что с Усхором могут справиться даже тысяча человек, — пожал плечами Дестан. — Против нас, вооруженных лишь стальными мечами, могут выступить безумие и тяга к самоубийству.
Конан смотрел на Боларда; синие глаза его сверкали.
— Нам нужно Кольцо, северянин — иначе нас ждет гибель!
— Я уже устал от твоих вопросов и намеков, Дестан.
— А я устал играть в кошки-мышки. Мне нужно Кольцо.
— Усхору оно тоже нужно.
— Ты знаешь, где оно. Вендиец сказал тебе об этом перед смертью.
— Он ничего не сказал.
— Ты лжешь. — Голос Боларда все больше становился похожим на рычание загнанного в угол зверя.
Но Конан был неумолим.
— Еще один шаг — и ты никогда не увидишь крепость Усхора, обещаю.
Из-под маски доносилось хриплое дыхание.
— Это ты отправляешь всех этих людей на смерть! — прошептал Болард. — Они верят тебе, а ты их
