— Ты могла бы попробовать называть меня Фузл, или как-нибудь еще, — сказал он, выйдя из себя. — Нет нужды трубить повсюду мое имя, чтобы проверить, сколько внимания оно может привлечь!
— Прости, Фузл, — отозвалась она, и они зашагали по залам дворца так, словно были здесь хозяевами.
Одна, потом вторая, а вскоре и третья служанка бросилась бежать при виде того, как они приближались с суровыми лицами — одетый в доспехи гигант и одетая в доспехи женщина со спутанными волосами, чье лицо и ноги были измазаны грязью и жиром. Еще одна, четвертая служанка увидела их, заколебалась и пустилась наутек. Двоим солдатам из Хан-Хилайим следовало бы сделать то же самое. Конан и Испарана оставили одного мертвым, а второго — стонущим в луже собственной крови, а сами приблизились к дверям, ведущим в королевский зал Замбулы.
— Как мило с его стороны, что он не поставил здесь охрану, — сказал Конан со скверной ухмылкой. — Готова?
— Готова.
Конан и Испарана рывком распахнули две огромные створки и вошли в широкий и длинный тронный зал.
Почти в пятидесяти футах от них сидел на троне Актер-хан в царственных одеждах и алых туфлях. Между ним и двумя незваными гостями стояло одиннадцать стражников. Они были изумлены; Конан и Испарана были хуже, чем изумлены. На них уставились двенадцать пар глаз. Над глазами одного из них был шлем, из которого торчали желтые перья, именно этот человек заговорил:
— Взять их.
20. МЕЧ НА СТЕНЕ
— Стойте!
Этот контрприказ был отдан Актер-ханом, и десять его Шипов замерли наготове, держа руки на рукоятях оружия. Хан наклонился вперед на своем отделанном серебром троне из фруктового дерева. и на лице его отразилось возбуждение.
— Конан, — продолжал он, — Испарана, отойдите в сторону — оба. Освободите проход к двери. Капитан Хамер — выведи своих людей в коридор. Всех. Я желаю поговорить с этими двумя.
Человек в шлеме с перьями, не поворачиваясь, рывком обратил лицо к Актеру.
— Господин Хан! Это враги — и они вооружены! Конан внимательно наблюдал за сатрапом и капитаном. Он не заметил, чтобы они обменялись каким-либо знаком. Офицер вроде бы искренне был в ужасе о» кажущегося безумия своего повелителя. Актер взглянул поверх его плеча на Конана.
— Ты сдашь свое оружие? Я не собираюсь обманывать тебя, Конан. Я действительно хочу, чтобы мы трое остались одни в этом зале.
— Зачем?
Это единственное слово, произнесенное киммерийцем, пронеслось, словно рык, сквозь тишину огромного зала.
— Я скажу тебе, — ответил Актер-хан, удивляя всех, кроме Конана. — Возможно, ты кое-что знаешь о том, почему небольшой отряд воинов на верблюдах в эту самую минуту доставляет столько беспокойства моей армии. Я помню, что ты прибыл в Замбулу в сопровождении некоторых из этих шанки… и мне искренне не хочется уничтожать их всех до единого, хотя и ты, и я — оба знаем, что я могу это сделать. Я буду говорить с тобой и с Испараной наедине.
Испарана еле слышно произнесла:
— Не верь ему!
Конан сказал вслух:
— Я ему верю.
— Господин Хан… — начал капитан Хамер умоляющим тоном.
Актер взмахнул рукой, выказывая некоторые признаки гнева.
— Довольно! Вы покинете этот зал и останетесь поблизости в коридоре, капитан, ты и твои люди. Я готов стерпеть некоторое неуважение со стороны этого могучего воина, Хамер, который считает, что я предал его. Но я не стану спорить с тобой, человеком, которого я назначил на пост только потому, что он — брат одной из бывших шл… любовниц. Помни: оставайтесь рядом за дверью; и так уже достаточно моих Шипов покинуло дворец, чтобы помешать этим крысам пустыни на их паршивых верблюдах внезапно атаковать ворота!
И Актер-хан снова перевел взгляд с Хамера на Конана.
— Ваше оружие? Ты же понимаешь, что я не могу позволить вам остаться здесь наедине со мной и с оружием в руках.
— Я понимаю. Ни один чужестранец не должен приближаться к королю в его палатах, имея при себе оружие.
— Ко-нан… — сделала еще одну попытку Испарана. Конан обратил на ее увещевания не больше внимания, чем Актер на мольбы Хамера. Восседающий на троне сатрап империи Турана и семнадцатилетний юноша-горец из Киммерии, словно два могущественных властелина, пристально глядели в глаза друг другу
— пока Конан нагибался и клал на пол оба своих длинных клинка. Он некоторое время поколебался, не отводя взгляда от глаз Актера, потом положил туда же и оба кинжала. Хан и двенадцать замбулийцев наблюдали за ним, затаив дыхание; воздух в просторной комнате, казалось, сгустился от напряжения.
— Испарана, — сказал Конан.
— Конан… мы только что…
Он оторвал взгляд от лица Актера на достаточно долгое время, чтобы дать ей почувствовать жар этих вулканических голубых глаз, пылающих на его суровом лице. Она уставилась на него в ответ и попыталась выразить взглядом разумную мольбу.
— Я безоружен, Хан Замбулы, — произнес он, не отрывая глаз от Испараны.
— Поскольку эта замбулийка отказывается, пусть она покинет зал вместе с Хамером и его колючей командой.
Теперь ее взгляд был исполнен мрачнейшей угрозы — и она, медленно и с неохотой, повторила действия киммерийца. Четыре меча и четыре кинжала лежали на гладких плитах пола. Конан оставался в полусогнутом положении, готовый подхватить длинный и короткий клинки.
Хамер снова взглянул на своего хана — с надеждой. Его люди были наготове. Слово, знак — и они выхватят мечи и бросятся, чтобы пролить кровь этой бывшей воровки из их города и этого громадного, рычаще-мрачного, надменного чужестранца, от которого их хан принимал намеренное пренебрежение. Конан, вдруг осознав, что сдерживает дыхание, выдохнул, снова втянул в себя воздух, выпустил его; ему потребовалось направлять эти действия усилием воли.
— Капитан Хамер, — сказал Актер-хан, и мускулы Конана напряглись — как и мускулы свирепо глядевших на него охранников, — оставь нас.
Конан заставил себя расслабиться — чуть-чуть.
— Ты пойдешь последним, капитан, — продолжал Актер-хан. — Возьмешь эти их клинки.
Десять человек колонной промаршировали мимо Конана и Испараны; все их движения были настолько проникнуты контактом ненавидящих глаз и напряжением, что казалось, будто они длятся целые часы. Глаза киммерийца встретились с глазами Хамера.
— Будь так добр, отойди в сторону, Конан, — крикнул хан.
— Нет. Сначала ее клинки.
Испарана запротестовала. Конан, не отрывая взгляда от шемитского стражника, продолжал настаивать. Теперь он стоял, выпрямившись; если бы капитан начал сейчас вытаскивать меч из ножен, внезапный бросок и сокрушительный удар коленом и предплечьем заставили бы его распластаться на полу. И тут бы все началось: его люди, толпясь и пихаясь, бросились бы обратно в зал…
— Испарана! — рявкнул Конан. — Отойди! Испарана с подергивающимся лицом повиновалась. Капитан, приблизившись на два шага, поставил ногу на ее кинжалы и разделил их. Потом этой же ногой он один за другим отправил их в коридор. За ними последовал ее меч. Второй ее меч. Ожидающие не отводящие от этой сцены глаз вооруженные люди подняли их; двое при этом спрятали в ножны свои собственные клинки.
