покорилась воле грозного супруга и возлегла с великаном, который оказался, несмотря на изрядные свои размеры, нежным и страстным любовником. От этого союза родился маленький ямбаллах, ставший наследником повелителя. Ростом он вышел не больше обыкновенного человека, но в остальном во всем походил на отца и силой обладал неимоверной.
С тех пор и повелось среди предков якшей брать в жены человеческих женщин. Иногда от этих союзов рождались ямбаллахи, иногда люди, и вскоре кровь великанов и ругов, державших первенство среди племен, настолько перемешалась, что стали они почитать друг друга ближайшими родственниками и во всем друг другу доверять.
Вернее, доверчивыми оказались великаны: руги же, помня о цели своего плана, в конце концов завладели тайной чудесного оружия и изгнали ямбаллахов из страны. Сему предшествовала великая битва у подножия священной горы Меру, и вождь ругов Ория одолел в ней мажика ямбаллахов с его войском.
Лишенные своих огненных дисков и громовых стрел, великаны бежали через горные хребты, переплыли море на огромных льдинах, преодолели тундры, хвойные леса, степи и пустыни и добрались наконец до отрогов Гимеяии. Они погибали в пути, сражаясь с рыжими бесхвостыми обезьянами, гигантскими белыми червями, обитавшими в ледяных торосах, умирали от голода в тундрах, падали под ударами каменных топоров одноногих людей-прыгунов и стрелами кочевников с изуродованными шрамами лицами. Они срывались со скал, атакуемые огромными орлами, и задыхались в ядовитых испарениях, текущих зелеными дымами из недр земли. До укромной долины посреди Гимелейских гор дошли немногие. Из женщин-ямбаллахинь — никто.
С тех пор страх поселился в сердцах предков якшей, страх и тоска по утраченному могуществу. Они обитали в горных пещерах, зарываясь все глубже под защиту крепких скал. От тесноты и недоедания рост их от поколения к поколению уменьшался, а знания мудреных наук утрачивались, пока не исчезли вовсе. Чтобы поддерживать род свой, якши (так стали они называться) похищали женщин в ближайших селениях, чем снискали ненависть местных жителей, преследовавших карликов, словно диких зверей.
Если женщина рожала якшу — ее оставляли жить в племени, если рождался человеческий детеныш — его убивали вместе с матерью. Так продолжалось до тех пор, пока Сома, великий бог Луны, не обратил свой милостивый взор на вымирающее племя. Он открыл якшам утраченную тайну долголетия и повелел не убивать рожениц, а отпускать их восвояси вместе с ребенком, буде таковой окажется человеком. Женщины, конечно, хранили тайну родов, опасаясь проклятия единоплеменников, и уходили в иные земли, чтобы воспитывать своих незаконнорожденных чад. Если же рождался маленький якша, мать его окружали почетом, и жила она на положении королевы, пока не умирала от старости. Находились такие женщины, что сами являлись к низкоросликам, ожидая щедрых даров и почестей. В последнюю же сотню лет якши похищали исключительно анупр, исчезновение коих не вызывало особого беспокойства — неприкасаемые давно научились ценить жизнь членов своей касты не более чем судьбу ничтожного муравья, ползущего по тропинке.
— Эта женщина зря боялась, — заключил свою повесть Тримра, почесывая огромную ступню и кивая на Ка Фрей, — якши умеют любить.
При этих словах девушка вздрогнула так, словно ее снова окатили холодной водой.
— Представляю, — буркнул Конан, обнимая вендийку за плечи. — А что, эти руги и по сей день владеют чудесным оружием?
— Никто не знает, — отвечал недорослик, — никто не слышал. До них нельзя дойти. Лед. Замерзнешь.
— Если нельзя дойти, можно долететь, — задумчиво проговорил варвар. Ему не раз приходилось совершать путешествия по воздуху с помощью существ странных или магических чар. Воспоминания были не из приятных, но ради огненных дисков и громовых молний рискнуть бы стоило.
Тримра прикрыл глаза тонкими морщинистыми веками, пожевал губами, подвигал плоским носом — то ли недоумевал, то ли гневался. Впрочем, заговорил как всегда ровно и лаконично:
— Нельзя долететь. Огненные горы. Сильный ветер — вихрь, по кругу. Погибнешь.
— Ну, это еще тетушка языком сметану не взбила, — проворчал киммериец. — Нет такого места, куда нельзя попасть.
Карлик промолчал.
— Ты забыл, что у меня есть Плод Желаний, — продолжал варвар, — что, если мне попросить у него летучую колесницу? Или, еще лучше, просто перенестись в страну ругов?
Тримра уставился на него обоими зрачками. На этот раз на его уродливом лице явно читалось удивление.
— Так не бывает, — сказал он, подумав.
— Не бывает? Так на что же годится этот дурацкий орех?!
— Желания исполняет. Не так, как думаешь. Сбывается то, что может сбыться. Можешь найти летучую колесницу. Но она не возникнет из воздуха. Надо искать. Если где-то есть, получишь.
— А если нет?
— Не получишь.
Конан не удержался и досадливо плюнул в костер. Стоило тащиться к Нергалу на рога, чтобы обзавестись вещицей, которая не способна даже построить воздушный корабль! О том, можно ли сразу перенестись в таинственную северную страну за ледяным морем, он не стал и спрашивать.
Но потомок великанов словно прочел его мысли.
— Раньше было можно, — сказал он и снова почесал покрытую черной дубленой кожей ступню, — когда кальпаврикша была большая. Сейчас хуже. Корни гниют, воды мало.
— Теперь совсем загнется, — не без злорадства сказал Конан, — без хранителя.
— Нет, — спокойно возразил Тримра, — к дереву уже идет Алхутдин из Ханасула. Кальпаврикша не бывает без Стража.
— Кого же он станет убивать?
— Никого. Жрецы Хали скажут — будет десять лет плода ждать.
Пожалев мысленно неведомого Алхутдина из Ханасула, которому предстояло столь долгое время обходиться без женщин, не стричь волосы и кормить лесных клопов, Конан решил, что сам бы не согласился на подобное времяпровождение даже ради чудесного оружия ругов. За десять лет можно было осуществить многое и без помощи волшебного плода.
— Что ж, — сказал он, хлопнув себя по голым коленям, — придется, видно, обойтись без помощи орешка. Думаю, за три дня, которые я намерен просидеть на престоле Гадхары, мне удастся стать человеком небедным. А за золото да драгоценные камни можно купить все, даже проводника через льды и цепь огнедышащих гор. Ты повсюду бываешь, карлик, все знаешь — не скажешь ли, когда случится праздник Калипуджи?
— Послезавтра.
— Мать нергалья! — ругнулся киммериец. — Чего же мы сидим? Вставай, женщина, надо спешить в Город Слона!
— Сейчас ночь, — робко возразила девушка, — и птицы… Они будут нас ждать.
— Есть другая дорога, — сказал Тримра, махнув лапой в сторону тропы, убегавшей вдоль берега. — Плохая. Но птиц Хали нет.
— А кто есть? — поинтересовался Конан.
— Вонючие Болотники.
Конан уже почти привык к неприятному запаху, исходившему от якшей, но при этих словах тут же представил, как должно разить от Болотников, если даже лесные карлики именуют их вонючками.
— Кто такие и с чем их едят? — поинтересовался он. Тримра понял слова киммерийца буквально.
— Их не едят, нет. Худые, мяса мало. Только голодные ягуары. Болотники едят друг друга и пленных. Совсем дикие.
Свое объяснение насчет плохой земли и дурно пахнущих людоедов он повторил на следующее утро, когда якши проводили выспавшихся и подкрепившихся кореньями путников по тропинке к колючим зарослям. Несколько обезьян во главе с крупным рыжеватым самцом увязались следом. Вожак скалил зубы, словно улыбаясь, и шевелил кустистыми бровями, над которыми алели две огромные бородавки.
— Пройдете кусты, дальше — вдоль, — напутствовал Тримра. — Высоко, сухо, идти легко. Внизу
