Пес, конечно, получил самую жирную… Кром! Да ведь раджуб обещал тому, кто принесет голову, свою дочь!
— Вот именно, — голос Абдрасана звучал печально, — обещал. А слово раджуба — закон, и награда по праву причиталась Лаппе, который спас город: после страшной гибели своего предводителя гадхарцы сняли осаду и убрались восвояси. Посему Саббха стал думать, как выйти из создавшегося положения. Он обратился за советом к лесной женщине, жрице бога Сомы, и та обещала помочь…
— Опять колдовство, — пробурчал Конан себе под нос. Он уже догадывался, что добром эта затея Саббхи не кончилась.
Вичитравирья — так звали колдунью — явилась в Дангун и обещала помочь. Она открыла клинхам имя странного существа, спасшего некогда их повелителя от леопарда. Снейгу была последней в роду созданий, населявших земли Вендии столь давно, что память о тех временах почти изгладилась из людской памяти. Ее трехголовые предки были полусобаками-полудраконами, крылатыми порождениями демиургов, посланными небожителями в помощь древним властителям в их борьбе с Силами Тьмы. Издавна эти существа жили бок о бок с людьми, а когда срок жизни великого воина или прославленного короля подходил к концу, жрецы вырезали у него из груди еще живое, трепещущее сердце и отдавали предкам Снейгу, так что частица души героя переходила к ним — по заветам богов.
Потом наступили дни великих катастроф, и лишь немногие трехголовые их пережили. Постепенно они вырождались, теряя мощь и утрачивая способность летать, но капли крови древних героев все еще передавались из поколения в поколение, пока последняя представительница собак-драконов не пала, защищая человека. Она погибла, родив незадолго до того Лаппу, обычного с виду щенка, в теле которого, однако, трепетала еще священная искра.
Ее и предстояло разжечь с помощью бога Луны, покровителя всех превращений.
По приказу Вичитравирьи мастера отлили тонкостенный золотой купол и установили на алтаре, где еще недавно покоился Моррокан. Колдунья велела поместить пса под сверкающую полусферу и в ночь полнолуния совершила необходимый обряд. Она строго-настрого запретила поднимать купол до тех пор, пока существо, порожденное ее волшебством из тела собаки, само не выйдет из своего убежища, — с тем и удалилась.
Прошел день, другой — из-под золотой полусферы не доносилось ни звука. На пятый день страшное беспокойство охватило всех, кто знал о чародействе: что бы ни происходило с собакой, Лаппа мог умереть от голода. И больше всех волновалась принцесса Силла. Трудно сказать, что больше ее мучило: сострадание к мужественному псу или любопытство, порожденное рассказами колдуньи о древних героях, в одного из которых суждено было ему обратиться. Что если прекрасный суженный явится мертвым, погибнувшим от истощения? Мысль эта была столь нестерпима, что принцесса, захватив поднос с фруктами, тайком пробралась ночью в зал и приподняла купол…
— Так и знал! — прервал тут рассказ Абдрасана варвар. — Говаривал один кордавский палач, разогревая свое клеймо: «Все зло от женщин». Мыслю, ничего хорошего она под тем золотым горшком не увидела.
— В последнем ты прав, сын коваля, — печально молвил раджуб, — принцесса поторопилась и нарушила запрет колдуньи, хотя и из лучших побуждений. Как только она приподняла край сферы, изнутри ударил яркий свет, и Силла узрела прекрасного юношу, распростертого на алтаре. Он был жив, и тело его было совершенно, но голова… Увы, голова не успела полностью обрести человеческие черты, хотя они и стали уже проявляться.
Узнав о поступке дочери, отец был весьма разгневан и обвенчал ее с песьеголовым Лаппой. С тех пор среди клинхов стали рождаться мальчики с головами собак, девочек же проклятие Сомы не коснулось.
— Ну, это несправедливо! — воскликнул киммериец, — Ведь запрет-то нарушила женщина!
— Не нам роптать на волю богов, — возразил Абдрасан. — И потом, согласись, за все, что делается в этом мире, отвечают мужчины, какие бы глупости ни творили женщины.
Варвар только хмыкнул и покачал головой: подобное утверждение не казалось ему приемлемым. Хотя, если рассудить здраво, нужно же чем-то платить за удовольствие, ниспосланное богами доблестным мужам в образе прекрасных вертихвосток. А в том, что за все рано или поздно приходится расплачиваться, Конан не сомневался.
— Ладно, — сказал он, решив не вступать в спор с гостеприимным хозяином, — теперь понял, в чем состоят ваши трудности. Но как могу помочь я?
— Спустишься в пропасть, убьешь демона и вернешь нашему народу священный Моррокан.
Конан даже присвистнул.
— Только-то! Если бы это было так легко, вы сами давно это сделали бы.
— А я и не говорю, что это легко, — сказал Абдрасан, морща нос, — сотни смельчаков погибли, пытаясь достать из провала талисман. Защитное поле кристалла действует, и там, где видятся тропинки и ступени, оказываются отвесные скалы, веревки обрываются, а корни кустов превращаются в ядовитых змей.
— Так почему ты решил, что я доберусь до дна?
— Потому что так сказала Вичитравирья. Она явилась сегодня утром и открыла нам, что в холмах появится некий киммериец, сын коваля, которого будет сопровождать юная вендийка. Потому мы выслали лазутчиков, один из которых и видел, как вас схватили болотные люди. Он вернулся в город, я послал отряд, и вот вы здесь.
Конан пожал плечами.
— Не понимаю, — сказал он не слишком любезно, — ты говорил, что колдунья заварила всю эту кашу с превращением Лаппы, а было это сто лет в обед.
— Даже больше, — не понял присказки песьеголовый, — но жрицы Сомы владеют секретом долголетия. Может быть, это вовсе не та колдунья, а ее дочь или даже внучка, не знаю. Как бы то ни было, она объявила, что северный млеччх должен нам помочь. Когда Моррокан будет извлечен из пропасти, его надо истолочь и давать порошок роженицам: тогда у них будут появляться нормальные дети, и клинхи снова обретут свой прежний облик.
— Вы готовы ради этого отказаться от магической защиты кристалла?
— Готовы! За долгие годы, прошедшие после того, как Хохочущий Демон увлек наш талисман на дно пропасти, мы научились сражаться без его помощи. Достань камень, киммериец, и ты вернешь нашему народу самое ценное что есть на этом свете — свободу!
Если бы песьеголовый раджуб стал говорить о чем угодно другом, Конан еще сто раз подумал бы, прежде чем согласиться. Но свобода… Ее варвар ценил превыше всех драгоценностей и всего золота мира, ради нее он готов был отправиться в пасть к Нергалу или сразиться с самим Змеем Вечной Ночи.
Абдрасан попал в точку.
— А сказала ведьма, как мне спуститься вниз? — пробурчал варвар, делая вид, что всецело занят чисткой банана.
— Для этого есть только один способ.
— Какой же?
— Отдаться в лапы Хохочущему Демону. Только он обладает способностью видеть настоящий путь, ведущий вниз. Раз в год, в ночь полнолуния месяца меак, монстр вылезает из провала, и тогда кто-нибудь из нас добровольно приносит себя в жертву, надеясь вырваться из его когтей внизу и одолеть исчадие Тьмы. Увы, никому до сих пор это не удалось. Сегодня, когда стемнеет, ты можешь попытаться…
— Может быть, мне лучше сразу отрезать себе голову? Насадите ее на кол и будете пугать гадхарцев. Или леопардов.
— Ты зря так говоришь, северянин. Жрицы бога Луны не бросают слов на ветер. Вичитравирья сказала — у тебя есть нечто, что поможет одолеть демона.
— Ах, вот в чем дело. — Варвар даже хлопнул себя ладонью по лбу. — Какая смышленая старушка! Ну конечно, у меня есть Плод Желаний, только, говоря по чести, я обещал его не есть и не продавать, пока не принесу в Айодхью.
— Плод кальпаврикши тут не годится, — спокойно возразил Абдрасан. — Он порожден деревом, находящимся под защитой Богини Смерти, и не станет действовать против существа, ею же порожденного.
