спросил Мансур.
– До сего дня я был командиром в орде Бартатуи, у гирканийцев. Произошло недоразумение, и мне пришлось бежать. В данный момент…
– Бартатуя! – воскликнул Мансур. – Ты служил проклятым кочевникам! Ни один враг Согарии не останется живым там, где появляюсь я, Мансур Альяша! Юноша спешился и выхватил меч.
– Я больше не…
Но киммериец не успел закончить фразы, как юноша напал на него. Проворчав под нос отборное ругательство, Конан нехотя достал свой собственный меч. Чего ему сейчас не хватало – так это драться посреди голой степи с придурочным молокососом. В собственных силах варвар ни на мгновение не усомнился, но он по опыту знал – даже самого опытного и могучего воина может ранить какой-нибудь ретивый юнец, а в таком заброшенном месте и легкая рана нежелательна.
Мансур провел отвлекающий маневр, якобы намереваясь поразить врага в колено: он рассчитывал резко изменить направление и внезапно нанести удар в горло. Киммериец легко распознал этот прием: таким штучкам учат зингарские фехтовальщики, в расчете на кривые восточные мечи. Он шутя отбил атаку и с размаху шлепнул паренька по голове ладонью. Мальчишка упал, шлем у него свалился.
– Первый урок, – назидательно проговорил киммериец, – никогда в открытом бою не стремись делать слишком длинных выпадов. Если промахнешься не успеешь принять защитную стойку. Ты так далеко отставил колено, что я мог бы размозжить его рукоятью меча.
– Я запомню, – буркнул Мансур. Красный как рак, он поднялся с земли. А теперь защищайся! – И юноша обрушил на ухмыляющегося варвара шквал ударов, так что Конану пришлось слегка потрудиться, чтобы отразить яростную атаку парнишки.
Юноша быстр и ловок – киммериец отметил это, однако ему еще очень далеко до могучего, искушенного в ратном деле варвара. Несколько раз за время поединка Конан без труда мог убить юношу, но почему-то ему не хотелось этого делать. Может быть, Конан вспомнил самого себя в ранней молодости… Впрочем, он и сам был отнюдь не стар. Киммериец исчислял свой возраст не количеством прожитых лет, а победами в битвах.
Мансур быстро выдохся. Он вновь попытался ударить Конана в коленную чашечку, сбить с ног и так закончить бой. Но не тут-то было. Конан резко отвел ногу, и меч юного согарийца проткнул лишь пустоту. Подавшись слишком сильно вперед, парнишка потерял равновесие, и киммериец несильным пинком отправил его на землю.
Согариец по-змеиному извернулся. Он был ослеплен болью, кровь текла по его лицу. Когда юноша утихомирился, Конан шагнул к нему и подобрал его меч. Затем он подошел к коню бедолаги-поэта. Животное пощипывало жесткую, сухую траву и не обращало на киммерийца никакого внимания. Конан заметил притороченный к седлу кожаный бурдючок. Там оказалось желтое согарийское вино, разведенное водой. Славное питье для человека, дышавшего всю ночь степной пылью!
– Есть у тебя какая-нибудь еда? – спросил Конан. – Жрать хочется!
– Немного обжаренного зерна и сухих фруктов в седельной сумке, промямлил Мансур. Теперь он сидел на земле, держась за голову. Она больше не кровоточила, но зато на ней вскочила огромная, как раз достойная героя шишка. Коснувшись ее рукой, Мансур вздрогнул от боли. – Где это ты выучился так драться?
Конан с удовольствием бросил в рот горсть зерна, смочил горло вином.
– Лучше, чем ничего, – проговорил он. Подойдя к Мансуру, все еще со страдальческим видом сидящему на земле, Конан протянул ему бурдюк: – Пей, полегчает.
Мансур сделал большой глоток.
– Да, как-то жить стало полегче… Ты куда направляешься, чужестранец?
– Вообще-то на запал, через Туран и дальше. Кочевники взяли меня в плен, и в конце концов я оказался в войске Бартатуи. Сейчас каган скорее всего собирается украсить моим скальпом свой штандарт. Так что самое время продолжить прерванное путешествие.
Мансур отпил еще вина.
– Я покинул мой город, – сказал он, – чтобы отыскать мою возлюбленную, княжну Ишкалу. Много дней назад ее увез из дворца туранский чародей Хондемир. В сопровождении эскорта яз тысячи Краевых Орлов движутся они в северо-западные степи по загадочному приказанию князя. Но я кожей чувствую, что что-то здесь не так. Нельзя верить этому колдуну. Я отыщу Ишкалу и увезу ее обратно в Согарию.
Хондемир… Это имя показалось Конану знакомым. Он помнил письмо, которое он переводил для Бартатуи. Царь Ездигерд настоятельно разыскивает этого колдуна, обвиняемого в измене и других преступлениях. А разве он не слышал это имя вчера ночью в разговорах советников согарийского князя? Конан не любил магов, но этот, видать, человек способный!
– И ты так вот и идешь по их следам?
– Нет, – ответил Мансур. – В бурю я потерял следы. Вообще-то найти след тысячи всадников – это и городскому школяру под силу. Но буря уничтожила большинство знаков, а я не охотник, чтобы отыскивать следы лошадей в густой траве.
– Поедем вместе, – сказал Конан. – Я бывал разведчиком и следопытом, и охотиться мне доводилось. Следы тысячи всадников я отыщу даже после бури.
– Замечательно! – воскликнул Мансур. – И поможешь мне отбить Ишкалу?
Конан немного подумал.
– Может быть… Скажу точно, когда сам во всем разберусь.
– Ее отец щедро наградит тебя! – сказал Мансур, забыв, что как раз отец-то и послал Ишкалу в Голодную Степь с магом.
– Я не собираюсь возвращаться в Согарию, – ответил Конан, – по многим причинам. Во-первых, я совсем недавно возглавлял вражеский рейд на согарийские земли. А я еще не встречал ни одного правителя, которому дочка была бы дороже крепости. Во-вторых, князю не понравится, что кто-то вмешивается в миссию этого мага, какова бы она ни была.
– Тогда зачем же ты берешься помочь мне? – спросил Мансур.
– Я кое-что слыхал об этом парне, Хондемире. Он враг короля Ездигерда. Возглавлял мятеж… Если я привезу его живьем в Туран или хотя бы его отрубленную башку, Ездигерд сменит гнев на милость и мы с ним потолкуем как два старых добрых приятеля.
– Для человека, у которого нет даже бурдюка вика и сумки с провизией, заметил Мансур, – ты вращаешься в высоких сферах. Такие могущественные цари, как Бартатуя и Ездигерд, жаждут твоей крови. Немногие могут похвастаться подобным!
– Если бы только они… – невесело вздохнул Конан. – Ладно, не будем терять время. Ты готов?
– Думаю, да, – ответил Мансур, потирая ушибленную голову. – Но шлем я еще не скоро смогу надеть. Как бы то ни было – в путь. Сердце мое пребудет в печали, пока я не увижусь с Ишкалой.
– Желудок мой пребудет в печали, пока я не увижу в своей руке кусок чего-нибудь съедобного.
– Как же нам отыскать Хондемира и его эскорт? – гнул свое Мансур, проглотив грубую насмешку варвара.
– Прежде всего найдем ручей, – сказал Конан. – Тысяча лошадей выпивает довольно много воды, а ручьев в этой сухой степи немного. Там, где вода, там и всадники.
Когда они двинулись в путь, уже совсем рассвело. Киммериец почти не отрывал взгляда от земли. Любому городскому лежебоке степь показалась бы безжизненной, но Конан знал, что это не так. Степь полна жизни. Здесь, конечно, кет буйного раздолья трав и густых зарослей кустарника, в которых можно укрыться от хищников. Однако степные звери гораздо меньше лесных и двигаются быстрее. Многие выползают из нор, только когда опускается непроглядная ночная темень. Но все они погибли бы без воды… Наметанный глаз варвара читал степную грамоту, как старый рыночный писец – каракули полуграмотного торговца, решившего отправить церемонное письмо далекой родне. Киммериец отлично знал: если на земле много следов диких животных, значит, ручей неподалеку.
Наконец Конан подал Мансуру знак. Оба натянули поводья. Норовистые лошади останавливаться не желали. Раздув ноздри, они рвались вперед, на северо-запад.
– Постой-ка, – пробормотал киммериец и потянулся за луком, висевшим у него справа за спиной.
– Что, враги? – встрепенулся Мансур.
