– Ладно. Раздобудь-ка свечу. Потом зайдем в комнату и поговорим.
Пирис нырнул обратно в комнату Конана и вернулся с горящей свечой.
Шагнув за порог, киммериец стоял несколько минут неподвижно. Из смежной комнаты не доносилось ни звука. То ли Брита снова ушла, то ли еще не возвращалась. Возможно, подумал Конан, эта упрямая дура шляется сейчас по Дыре, протяжно завывая, будто ночной сторож.
Пирис вернулся со свечой и поставил ее в подсвечник. Конан сбросил доспех, освободился от оружия и растянулся на кровати.
Пирис уселся на единственный в комнате стул.
– Ну а теперь рассказывай, – сказал Конан, – где ты был?
– Я бы приехал раньше, – начал маленький человечек, – но меня угораздило оказаться в донжоне, в Бельверусе! – Его голос задрожал от обиды при воспоминании о подобной несправедливости.
– А как тебя угораздило? – поинтересовался Конан.
– Когда я выезжал из города, меня задержали и препроводили в кордегардию. Мой багаж обыскали. Ясное дело, кто-то нашептал стражникам насчет меня. В моем багаже они обнаружили изысканнейшее янтарное ожерелье, принадлежавшее одной из жриц в Бельверусе. Понятно лишь одно: ожерелье подложил мне мой враг, и он же донес на меня страже!
– А ты уверен, что его и в самом деле тебе подсунули? – скептически спросил Конан.
– Господин! – произнес Пирис с видом оскорбленного достоинства. – Поверь, мозгов у меня достаточно, чтобы не совершать таких глупостей. И уж коли мне пришлось бы покидать город с украденными драгоценностями, я никак не поперся бы через главные ворота.
– Ну а все-таки, что это за враг такой, который так гнусно тебя подставил? – не отставал Конан.
– Я не уверен, но думаю, что это женщина. Ее зовут Альтаира. Я имел с ней дела… Эта девка – законченная мошенница и воровка. Она вполне способна на подобные подлости. Между нами возник… э-э… небольшой спор. Вот она и искала случая свести со мной счеты.
– Опиши-ка мне ее внешность, – сказал Конан.
– Черноволосая потаскушка, красит губы и ногти таким ядреным красным цветом, какой у нормальной женщины вызывает дрожь отвращения и ужаса. Манеры у нее как у волчицы. И репутация соответствующая. Известно, что на ее совести жизнь нескольких человек, которые стояли у нее на пути. Эй, а здесь ты случаем не замечал похожей дамы? – При мысли о том, что Альтаира может быть где-то рядом, маленький человечек содрогнулся.
– Да нет, – сказал Конан. – А как ты сумел выбраться из донжона?
– Ну, когда меня бросили в темницу, у меня все отобрали, даже одежду. Но я ведь не дурак. Поэтому я сумел спрятать несколько драгоценных камней в… ну, скажем… в очень укромном месте моей персоны. С помощью маленького камешка я подкупил сторожа. Он вернул мне мою одежду, потому что я жаловался на холод и сырость. Этот болван вернул мне платье. Он не подозревал, что в поясе у меня зашит мой верный маленький наборчик отмычек. С помощью отмычки я, собственно, и покинул темницу. Это случилось перед рассветом, когда вся стража беспробудно дрыхла. Забрав свои вещи, я выбрался через окно с помощью веревки. Увы, я не смог найти свою лошадь, поэтому пришлось взять чужую.
– Что ж, неплохо, – подытожил Конан, который за свою жизнь имел возможность ознакомиться со многими темницами, включая и донжон в Бельверусе.
– Ну а как ты здесь устроился? – спросил Пирис.
– Ты не соврал, говоря о том, что этот город заслуженно пользуется жуткой репутацией, – сказал Конан. – Шикас поделен между десятком грызущихся между собой шаек. Основная власть в городе оспаривается продажным городским головой по имени Бомбас и старым мошенником по имени Ксантус. Основное прибежище здешнего отребья – район, называемый Дыра, на южной оконечности города. Впрочем, это только номинально, потому что сейчас сброд хозяйничает уже по всему городу. Главный скупщик краденого – жрец божества Беса, храм которого находится как раз в Дыре. – Конан не видел смысла рассказывать Пирису о своих похождениях в Шикасе, которых было немало с момента его прибытия в город.
Маленький человечек потер руки:
– Судя по твоим словам, это место, где можно ворочать большими делами.
– Кстати, о делах, – сказал Конан. – Ты должен объяснить мне все-таки, ради какого дела ты меня нанял. Ты говорил, что расскажешь, когда мы встретимся здесь. Ну так валяй, рассказывай, да побыстрее, а то у меня был трудный день, и я хочу спать.
– Хорошо. Знай, я происхожу из очень древнего и славного шадизарского рода. В течение сотен поколений мы были советниками шадизарских владык и содержали за свой счет основные храмы. Семья у нас жреческая. Сам я являюсь одним из Слуг Асура, посвященным Третьей Степени.
Если Пирис и рассчитывал произвести на Конана впечатление этим своим откровением, то он просчитался. Киммериец зевнул.
– Ладно, неважно, – продолжал Пирис. – В общем, результатом многолетней жреческой службы и высокого положения в государстве стало то обстоятельство, что моя семья сделалась в конце концов обладателем множества драгоценностей. Глубоко в подземельях нашего дворца в Шадизаре хранится ваза, изваянная из цельного гигантского рубина; в вазе этой содержится священное масло, с помощью которого совершается помазание каждого зингарского монарха во время коронации. В нашей пограничной крепости, в Кезанкийских горах, содержится гигантский идол Сутры, который обладает целебными свойствами и излечивает любые хвори благочестивого паломника, как духовные, так и физические. Для этого паломнику нужно только подняться по девяти тысячам ступенек на склон горы и взойти на колени Сутры. Многие просители с кровоточащими коленями нашли утешение у ног этого благосклонного божества, единственными жрецами которого являются члены моей семьи.
– Ладно, парень, давай-ка ближе к делу, – нетерпеливо бросил Конан.
– Хорошо. В моем особняке в Шадизаре имеется небольшой храм, посвященный божеству столь древнему, что никто уже не помнит его имени. Храм расположен глубоко под землей. В храмовой крипте оборудована одна из сокровищниц нашей семьи. Несколько лет назад грабители проникли в сокровищницу и выкрали одну из бесценных реликвий. С тех пор я разыскиваю ее повсюду. Мне стыдно вернуться в лоно моей семьи. Лишь вернув потерю, я смогу вновь обрести подобающий моему происхождению статус.
– Ну и что же это за реликвия такая? – спросил Конан, уже заранее предчувствуя, к чему клонится дело.
Пирис глубоко вздохнул, будто готовясь расстаться с чем-то тайным и жизненно важным для него:
– Это изображение Скорпиона из черного камня, подобного обсидиану, с головой прекрасной женщины.
Хорошо, что в помещении горела сейчас одна-единственная свеча, отбрасывая неверный свет. В противном случае Пирис с легкостью бы разглядел на роже киммерийца выражение предельного удовольствия.
– Ну и чем же это украденное каменное насекомое столь ценно? – поинтересовался Конан.
– Для моей семьи, для моего рода ценность его не измеряется деньгами. Оно бесценно. Все благополучие, все благоденствие нашего рода заключается в нем. И давно уже известно, что, если мы утратим его, наш древний род падет. Я содрогаюсь при одной только мысли о том, что в настоящий момент могут претерпевать мои родичи из-за этой потери. Но я знаю, что если мне удастся вернуть его на пьедестал в храмовой крипте в подземельях под моим особняком, то удача, что столь долго сопутствовала нашему роду, вернется вновь.
– В таком случае, что же в этой статуе может быть столь ценного для другого? Что могло заставить вора украсть ее? – спросил Конан.
– Великая загадка и великая магия сокрыты в этой вещице, – произнес Пирис. Он понизил голос и теперь говорил почти шепотом. – Безгранично будет могущество мага, овладевшего статуей! Кроме того, совершенно уникально само вещество, из которого изваяна статуя. Камень – не обсидиан, хотя внешне очень на него похож. Она вырезана из гигантского черного алмаза, упавшего с небес на землю древних атлантов. Известно, что тайное жречество Атлантиды в течение жизни многих поколений вытачивало это изображение из алмаза странной формы, который к тому же был куда тверже обычных алмазов, порождений земных недр. Когда работа уже близилась к концу и оставалось самое большее сто лет неустанных трудов, начал воздвигаться храм, достойный быть. хранилищем этой статуи. В тот миг, когда
