К Конану подъехал белокурый воин с серебряным кабаном на шлеме, таким же, как тот, что украшал шлем Конана.
— Отличное было сражение, киммериец. Я очень рад, что ты теперь с нами. Меня зовут Зиггайр. — Он протянул Конану мех, в котором булькало какое-то питье: — Вот, выпей пива. Оно, правда, малость несвежее. Но пока не прибудем в крепость, придется довольствоваться тем, что есть.
Конан сделал добрый глоток. Пиво было несвежее, не отличного качества. Он бросил мех назад Зиггайру:
— Спасибо, друг. Скажи-ка, а что, ваша королева всегда так резко разговаривает с людьми, которые предлагают ей свою службу?
Зиггайр горько усмехнулся:
— Такой уж у нее нрав. Она была единственной дочерью старого короля и с самого раннего детства привыкла держаться очень надменно. Но она добрая королева. Она никогда не допустит, чтобы во главе ее народа встал неполноценный король.
Конан сообразил, что, говоря про «неполноценных», Зиггайр имел в виду князей каких-то других племен.
— Так что ни о чем не беспокойся, киммериец. Служи ей верой и правдой, сражайся так, как сегодня, и она будет обращаться с тобой по-хорошему и вознаградит щедро. Она очень щедра.
— Ну и то хоть какой-то просвет, — пробормотал Конан себе под нос. — А почему люди Одоака напали на вас? Раз уж я бился с ними, то хотел бы знать причину.
— Они хотели захватить Альквину, — сказал Зиггайр. Как и большинство северян, он запросто опускал королевские и прочие титулы. — Одоак хочет взять ее в жены. Поговаривают, что он уже убил свою последнюю жену, чтобы развязать себе руки и жениться на Альквине. Многие считают, что его намерение говорит о чрезмерном оптимизме. Я же думаю, что это просто наглость и бесстыдство.
— А у вас короли могут иметь только одну жену? — спросил Конан.
— Таков закон. Наложниц король может иметь столько, сколько ему под силу ублажить. Да только уже многим королям это не пошло на пользу.
— А что этот король Тотила? Я мало о нем слышал. Он, говорят, тоже ухаживает за вашей королевой? — осторожно выведывал Конан.
— Да. Тотила и его любимчик колдун были бы не прочь устроить этот брак. Но Альквина презирает эту торманнскую свинью, и совершенно правильно.
Когда Зиггайр упомянул о колдуне, лицо Конана помрачнело. До сих пор во всех странствиях ему было, прямо скажем, мало радости от этих проныр. Но Зиггайр говорил о колдуне так, словно его не слишком тревожили всякие колдовские фокусы.
— А кто этот седобородый? — спросил Конан, указывая глазами на старца, который скакал рядом с Альквиной.
— А это наш колдун Рерин. Мудрый старый человек. Он умеет защищать нас от колдовства Йильмы — так зовут колдуна, который творит черные дела по приказанию Тотилы.
— У короля Одоака тоже есть свой колдун? — спросил Конан, подозревая самое скверное.
— Нет, во всяком случае я ничего такого не слыхал. Колдунов мало, а Тотила богаче, чем Одоак.
— Какой колдун сильнее? — Конан знал, что всегда полезно знать относительную силу врагов и друзей.
— Не могу сказать. — Зиггайр напряженно размышлял. — У меня такое чувство, что всякий раз, когда один из колдунов творит свое заклятие, другой отвечает ему тем же, и потому заклятия взаимно уничтожают друг друга. Что до меня, так я только рад этому.
— Понимаю, — с искренней убежденностью согласился с ним Конан. — Когда эти колдуны, ведьмы, чернокнижники и прочий сброд вмешиваются в дела честных воинов, всегда жди какой-нибудь пакости, которую не уничтожить силой оружия. — Конан терпеть не мог все, что нельзя уничтожить силой оружия.
Уже сгустилась ночная тьма, когда они добрались наконец до укрепленных защитных сооружений вокруг дворца Альквины. Они увидели холм, превосходящий высотой все остальные холмы. Его вершина была окружена кольцом стены из гигантских каменных блоков. На этой стене был надстроен навес с галереей и палисад из столбов с заостренными концами. Путники подъехали ближе. Поднялись ворота в стене, пропустили всадников и опустились за ними.
Внутри кольца каменной стены находилось довольно много небольших строений: кузницы, конюшни, хозяйственные постройки. Конану бросилось в глаза большое количество домашней скотины. В центре крепости стоял дворец королевы — низкий, вытянутый в длину дом с двускатной крышей, на которой росла трава и паслись козы. На фронтонах имелись отверстия, через которые выходил дым. Любой южный правитель посмеялся бы, узнав, что подобное строение называют королевским дворцом. Но на севере в таком доме имелось все, что делает дворец дворцом. Здесь воины и их король праздновали свои праздники. Северяне не слишком чтили бы правителя, который прятался бы от их глаз.
Всюду пахло свежей древесиной. Конан заметил, что люди живут здесь, видимо, с недавних пор. Вместе с Зиггайром они отвели коней в конюшню, пристроенную к наружной стене, и там поручили их заботам конюхов. Выходя из конюшни, Конан более внимательно осмотрел каменную стену. Даже в сумерках было видно, что она построена в древнейшие времена. Она была сложена из громадных каменных глыб и всюду поросла плющом.
— Кто это строил? — спросил он.
Зиггайру от этого вопроса стало не по себе. Он сделал неопределенное движение и ответил:
— Гиганты, в глубокой древности. Не люблю об этом говорить. Пошли, пора садиться за стол. Выпьем доброго свежего пива.
Они направились к дому, и тут Конан увидел, что камбры сгружают с лошадей трупы убитых воинов. Слышался тихий плач. Женщины севера не оплакивают своих мертвецов так, как женщины юга, — им чужды пронзительные вопли и рыдания. «Как хорошо, — подумал Конан, — что зима только начинается. Еще можно вырыть могилы. Скоро земля промерзнет, и тогда придется хранить трупы до весны где-нибудь в амбаре».
Зал, куда они вошли, был убран с роскошью, о которой невозможно было догадаться, глядя на дом снаружи. Дом был построен недавно, однако все деревянные вещи и утварь украшала искусная резьба работы замечательных мастеров. Хитросплетенные ленты орнамента, изображения диковинных зверей, сцены из жизни великих героев, — почти всюду резьба была раскрашена яркими красками, которые добывались из растений. На потолочных балках висели оленьи рога и прочие охотничьи трофеи. Стены украшали пестрые ковры, от них в помещении было словно светлее, они же защищали от сквозняков. Пол был выложен каменными плитами, и всюду был набросан тростник. Посреди зала над открытым очагом, в котором горело два огромных бревна, жарилось на вертелах мясо.
От запаха мяса у Конана потекли слюнки. Глаза слезились от дыма. В это время слуги расставили в зале столы и длинные лавки. Воины сняли с себя оружие и доспехи. Зиггайр показал Конану его спальное место возле стены на соломе. В стену здесь были вбиты деревянные крюки, на которые полагалось вешать шлем, пояс с ножнами для меча, щит и панцирь. При любом нападении оружие было тут же под рукой. Киммериец поставил возле стены свое копье. Потом, развесив по местам прочее оружие, он уселся за стол. Каждый за столом сидел спиной к своему спальному месту у стены, так что никогда не возникало никаких споров о том, где кому садиться. К тому же в случае нападения каждый мог сразу же найти свое оружие. Здешние воины явно продумали все в ожидании прихода врагов.
Как только Конан сел за стол, к нему подошла девушка и поставила перед ним тяжелую просмоленную деревянную кружку с пивом. Киммериец осушил ее одним долгим глотком и со стуком поставил на стол. В этот же миг кружка снова была наполнена. Затем на стол подали блюда с дымящимся жареным мясом. На какое-то время все разговоры стихли: едва не погибшие голодной смертью солдаты вознаграждали себя за скудные порции пищи в дни похода.
Когда голод был утолен, воины начали рассказывать о своих подвигах, совершенных в сегодняшнем сражении. Каждый перечислял свои заслуги и прославлял храбрость соратников. И все в один голос восхваляли Конана, пришедшего на выручку, не говорилось только о том, что без его своевременного вмешательства отряд был бы попросту уничтожен.
