— Не раньше чем на третий день, когда сокровища будут в безопасности, клянусь Сетом! — произнес другой голос. — Только тогда нам, солдатам, позволено будет ослабить бдительность и разойтись. Ослушание — верная смерть.
— Если Загобал грозит смертью, клянусь Азурой, за ним уж не заржавеет! Но что это за сокровища? Я ничего такого не слышал.
— Придержи голос, — отвечал второй. — Вчера я стоял на часах у сокровищницы и слышал, как об этом беседовали тамошние служители. Сборы и пошлины со всей провинции, говорили они, надлежит сложить в подземелье нового храма. В другое время все внимание сосредоточили бы на дорогах, но среди всех этих повозок, направляющихся на празднество, те, что с казной, никто не отличит. И пока самая последняя монета не попадет в подземелье и Торгут-хан не наложит туда королевскую печать, нам не светит ни капли вина!
Вскоре солдаты ушли и оставили Конана наедине с его думами.
— Эй, слышал это, киммериец? — прошипел Осман.
— Слышал, да много ли мне сейчас от этого толку?
В голосе Османа послышалось вкрадчивое лукавство:
— Подобный куш способен соблазнить твою шайку, не так ли?
— Конечно. И что с того? Они ничего не смогут сделать против целого гарнизона, который, несомненно, сейчас настороже.
— Но ты ведь искусный налетчик, — проговорил Осман так же вкрадчиво. — Наверняка ты сможешь найти способ похитить казну.
— Пустая болтовня, — сказал Конан. — Моя шайка на холмах. Я же — здесь, и, видимо, останусь тут до самого празднества, и у меня есть чем забить голову помимо сокровищ.
— Допустим, я смогу вытащить тебя отсюда? — спросил Осман.
— У тебя есть план? — прошипел Конан.
— Возможно, возможно. Разумеется, от тебя потребуются определенные гарантии.
— Гарантии? — повторил разъяренный Конан. — Поближе к делу, приятель!
— Для меня то, что я говорю, имеет вполне определенный смысл. Я хочу получить часть сокровищ.
— Не переоцениваешь ли ты свои возможности? — осведомился киммериец. — Ты такой же узник.
— Не надолго. Если я помогу тебе сбежать, пойдешь ли ты за казной и отвалишь ли мне двойную долю?
Конан решил поддакнуть приятелю:
— Ага. Двойная доля твоя, если ты сможешь вытащить меня отсюда. А теперь, как ты намереваешься сделать это?
— Есть способ. Я, в отличие от тебя, не закован. Для меня не составит большого труда одолеть болвана тюремщика и завладеть ключами. Но чтобы выбраться отсюда, придется подняться по лестнице прямо в караульное помещение. И эта перспектива вызывает у меня некоторое замешательство.
— И как же ты думаешь справиться?
— Ты непревзойденный боец. Если я освобожу тебя, сможешь ты пробить нам дорогу через караулку?
— Смогу. Остается маленькая проблема с этим вот, — сказал киммериец, позвякивая цепями.
— Это главное препятствие. Наверху, перед караульным помещением, стоит наковальня, используемая, чтобы налагать оковы на подобных тебе опаснейших узников. Если мне удастся спустить ее сюда вместе с молотком и зубилом, сможешь ли ты размозжить свою железную бижутерию?
— Клянусь Кромом! — вскричал Конан, ощутив легкий ветерок надежды. — Если у тебя получится спустить сюда ту наковальню, молот и зубило, я отделаюсь от этого железа быстрее, чем успеет раздеться заморийская шлюха! — Затем добавил, уже недоверчиво: — Хоть я и не могу разглядеть тебя как следует, однако ты не кажешься силачом. Успеешь ли ты спустить наковальню, пока кто-нибудь не хватится тюремщика?
— Что ж, — криво усмехнулся Осман, — мы выясним это, не так ли?
Той ночью Осман принялся стонать. Примерно через час тюремщик спустился проведать своих подопечных.
— Что с тобой? — заорал он, шаркая по сырому полу.
— Тысяча демонов ворвалась в мое брюхо! — закричал Осман. — Ты принес мне отравленную жратву! Тащи сюда лекаря, иначе я сдохну и тебе, негодяй, придется занять мое место на плахе! — И он зашелся в очередном протяжном стоне.
— Не так ужасно, чтобы поднимать такой вой, — проворчал тюремщик.
Он подошел к темнице Конана и поднял свой факел. Конан, уверившись, что его оковы видны от двери, прикинулся спящим. Убедившись, что от киммерийца угрозы ждать не приходится, тюремщик вернулся к камере Османа. Послышалось бряцанье ключа в замке, шарканье, негромкое ворчанье, затем звук удара, резкий вскрик и еще один удар.
— Я свободен, Конан! — сказал Осман.
— Нет еще. Ты по-прежнему здесь, внизу, вместе со мной. Тащи мне это железо, и я освобожу тебя.
Осман подошел к двери, перебирая связку ключей, пока не отыскал нужный. Дверь распахнулась.
— Теперь я схожу за наковальней, — сказал он.
— Меньше болтовни и больше дела, — посоветовал Конан. — Поторапливайся!
Мошенник кинулся прочь, и Конан услышал топот ног, перескакивающих через ступеньки. Донесся скрип и скрежет, затем тяжелый вздох. Казалось, будут вечно длиться эти вздохи и этот скрежет, сопровождаемые звяканьем тяжелого металла о камень. Киммериец весь изошелся нетерпением, пока мошенник, шатающийся под тяжестью наковальни, снова не появился в дверном проеме. Он едва не рухнул у ног Конана. Мощные руки Конана приняли тяжелый груз.
— Быстро, приятель, молоток и зубило!
— Думаешь, — с трудом перевел дух Осман, — эта наковальня — такой пустячковый груз, что остальное я мог захватить свободной рукой?
Конан рывком поставил его на ноги:
— Беги, пока я не свернул тебе шею!
Со стоном и хрипом Осман заковылял, пошатываясь. Через пару минут он вернулся: в одной руке кузнечный молот с короткой рукоятью, в другой — зазубренное зубило.
— Надеюсь, ты знаешь, как ими пользоваться?
— Мой отец был кузнецом, — отозвался Конан, выхватывая у мошенника инструменты. — С молотом я познакомился раньше, чем с мечом.
Встав на колено, он поставил одну ногу на наковальню и направил зубило к соединению цепи с ножным кольцом. Одним мощным молниеносным ударом он разрубил закаленное железо. Звук пролетел по узилищу, подобно раскатистому звону огромного колокола.
— Там, наверху, услышат, — истерично прошипел Осман. — Быстрей!
— Что, похоже, я попросту трачу время? — осведомился Конан.
Он повторил процедуру с кольцом на второй лодыжке. Согнувшись насколько возможно, он рассек цепь, что вела к шее; несколько звеньев осталось висеть на кольце. Затем он положил левое запястье на наковальню и приставил зубило.
— Держи зубило, — приказал он.
Осман осторожно взял инструмент:
— Ты ведь не промахнешься и не двинешь мне по…
Конан не обеспокоился разуверениями, а лишь нанес сокрушительный удар по верхушке зубила и перерубил цепь. С проклятиями Осман выронил зубило и затряс поврежденной кистью. Теперь Конан перехватил зубило левой рукой.
— Давай! — приказал он.
Осман нерешительно подобрал зубило.
