даже слышать не хочу, как вы уговариваете меня отдохнуть! Вот Санта со своей девочкой не лежала с утра до вечера, потому и дочка у нее получилась резвая и веселая.
— Так то дочка. Им бы, пичугам, все щебетать. А сын должен быть серьезным, — возразил Ниун.
— Почему серьезным? — вмешался будущий дед, — Мой внук обязательно будет озорником.
— Что вы все заладили: сын, внук! — воскликнула Маев. — Санта ведь сказала, что со своей девочкой чувствовала себя так же. Или от дочки и внучки вы отказываетесь?
— Как ты могла такое подумать! — вскричал Ниун. Он быстро заходил по комнате, но вдруг резко остановился, вздохнул и осторожно спросил: — Однако почему обязательно девочка? Разве может кто-нибудь заранее знать это?
— Когда ты еще не родилась, — вдруг вспомнил старик, — одна женщина, что жила на противоположном краю нашей деревни, сразу сказала твоей матери, что у нее будет девочка. Значит, это можно как-то узнать. Сходила бы ты дочка, к ней. Хотя она уже очень стара… Старость — очень странная штука. Она может принести мудрость, но может и вообще лишать рассудка. Но попытаться стоит.
— Хорошо, — согласилась Маев. — Завтра же и схожу.
— А почему завтра? — забеспокоился Ниун. — Ты уже почти со всеми делами управилась. Сходи сегодня.
— Нет, — возразила Маев. — Нельзя идти с пустыми руками к людям, к которым обращаешься с просьбой. Я почти закончила новый пояс. Вот доделаю его и отнесу в подарок.
Как только Маев вплела в красивый пояс с четким геометрическим рисунком, означающим здоровье и долголетие, последнюю нить, так сразу же поспешила в дом, где надеялась найти ответ на столь интересующий ее вопрос. Едва сдерживаясь, чтобы не побежать, молодая женщина устремилась на противоположный край деревни и вскоре увидела маленький домишко, почти вросший в землю, Маев осторожно постучала, но ей никто не ответил. Она постучала снова. Тишина. Постояв немного, она совсем уж собралась уходить, но, собравшись с духом, решительно шагнула к покосившейся двери и толкнула ее. Дверь медленно с пронзительным скрипом отворилась.
В комнате было темно и удивительно грязно. Густая паутина висела по углам, повсюду лежала пыль, на почерневшем от времени и копоти столе валялись засохшие кусочки того, что было когда-то едой, скорее всего, лепешкой.
Возле стены стояло ложе, на котором высилась груда остро пахнувших шкур. Неожиданно груда зашевелилась, и Маев невольно вздрогнула, увидев, как оттуда показалась сухая сморщенная рука. Рука, мелко-мелко дрожавшая, отодвинула шкуру, и непрошенная гостья наконец-то увидела хозяйку дома.
Седые нечесаные космы торчали в разные стороны, не скрывая, однако, напоминающего сушеный гриб лица. На нем двумя светло-голубыми точками горели глаза, над которыми пучками торчали брови. Острый длинный нос украшала огромная волосатая бородавка, рот, в котором э не было ни единого зуба, походил на узкую щель, а подбородок, вздернутый вверх, казалось, стремился коснуться кончика носа.
Старуха медленно села и опустила на пол большие е ступни с кривыми пальцами, налезающими друг на друга. Она сощурилась, вглядываясь в лицо гостьи, и вдруг заговорила неожиданно гулким басом, отчаянно при этом шепелявя:
— Что ты делаешь в моем доме, великий воин? Вижу, принарядился: солнце так и играет на твоем медном шлеме.
Ты, видно, опять пришел просить моей руки? Но разве ты забыл мои слова? Я никогда не буду твоей женой. Мне другой по сердцу. — Она склонила голову к плечу, сразу став похожей на полуощипанную птицу, и добавила: — и добавила: — И свадьба скоро у нас.
Маев изумилась так, что слова застряли у нее в горле. Старуха сердито топнула ногой, подняв облако пыли, и вдруг тоненько захихикала, прикрывая рот рукой, а затем жалобно запричитала:
— Матушка родимая, почто разбудила свое дитятко в такую рань? Еще даже солнце не встало. Я вчера так умаялась! И лепешек напекла, и пива наварила. Не будь строга к своей деточке, дай поспать еще немного…
Маев, будто внезапно проснувшись, резко повернулась и о бросилась от несчастной старухи, которую, похоже, давно покинули остатки разума. Отбежав как можно дальше, словно опасаясь, что полоумная ведьма погонится за ней, молодая женщина вдруг остановилась. Она внезапно подумала, что если старуха умела как-то определять пол будущего ребенка, значит, есть какие-то четкие признаки и их может знать либо симпатичная веселая бабулька, которая всегда приходила принимать роды, либо женщины, которые уже имеют нескольких детей, причем и мальчиков, и девочек.
Порадовавшись собственной сообразительности Maeв направилась к дому повитухи, двери которого всегда были гостеприимно открыты. Хозяйка дома встретила ее как и всех встречала, приветливо и пригласила войти.
— Я жду ребенка, — с порога заявила Маев, — и принесла тебе подарок. — С этими словами она протянула повитухе пояс.
— За подарок спасибо, — важно кивнула повитуха, — Но, — добавила она, окинув взглядом стройную фигуру гостьи, — мае кажется, ты поторопилась. Ко мне обращаться еще рано.
Маев слегка смутилась, но все же ответила:
— Я пришла спросить… В общем, не знаешь ли ты… Можешь ли ты еще до того, как ребенок появится на свет, сказать, кто это будет?
— Ах, вот в чем дело! — заулыбалась бабка, показывая редкие зубы. — Что ж, можно попробовать. Сними свой пояс и подойди поближе.
Маев, страшно волнуясь, шагнула к повитухе. Та быстрыми и уверенными движениями пощупала уже начинающую набухать грудь, оттянула ворот платья, заглянула внутрь, деловито постучала пальцем по одному соску, потом по другому.
— Соски-то у тебя разного цвета. Такие и были? Или что-то изменилось?
— Не знаю, — прошептала Маев. — А что это значат?
— Погоди. Не торопись. Не так это просто — угадать, кто прячется в твоем чреве, — сурово ответила бабка и вновь принялась осматривать гостью.
Она положила обе ладони с длинными узловатыми пальцами на талию будущей матери, отошла от нее на расстояние вытянутой руки и задумалась, прикусив губу. Потом провела рукой по одному боку, удовлетворенно кивнула, затем по другому — и удивленно подняла бровь.
Маев молчала, боясь задавать вопросы. А повитуха, как назло, все ходила и ходила вокруг нее, то поглаживая, то похлопывая, то прикладывая ухо к ее животу и с одной, и другой стороны. Наконец она еще раз потрогала упругие соски Маев и решительно заявила:
— По всем признакам, которые мне известны, у тебя двойня. Мальчик и девочка,
Лицо молодой женщины озарилось счастьем.
— Спасибо тебе, добрая бабушка! Я сделаю еще один подарок для тебя. Спасибо. Живи долго.
— И тебе спасибо на добром слове, милая. Не надо мне больше подарков сейчас. Потом подаришь, когда я помогу твоим деткам выйти на свет. Главное — не забудь позвать. Хотя тут близко — всегда поспею.
— Конечно, не забуду. А сейчас побегу, обрадую мужа и отца.
— Беги, беги, милая. Они уж, наверное, заждались.
Торопясь донести до своих мужчин добрую весть, Маев поспешила домой. С раскрасневшимися от быстрой ходьбы щеками, запыхавшаяся, она влетела в кузницу и, стараясь перекричать стук молота, громко крикнула:
— Ниун! Отец! У меня будет двойня! Мальчик и девочка!
Ниун медленно опустил молот, и на суровом лице расцвела блаженная улыбка, а старый кузнец уронил в чан с водой раскаленную поковку, которую держал щипцами, и воскликнул:
— Я же говорил, что старость — удивительная штука! И все же мудрость сопровождает ее чаще!
