На пороге тут же возник невысокий старичок, сутулый, ерошенный, держащий в сухих руках тяжелый посох с круглым набалдашником. Старик окинул гостей долгим взглядом, помолчал, пожевав губу, и наконец буркнул, обращаясь к мужчине:
— Чего притащился? Дома делать нечего? И бабу зачем-то с собой приволок… Бабское дело — хозяйство вести да детей рожать, а не по лесам шляться.
Маев, конечно, знала, что старик груб и неприветлив, но все-таки не ожидала такого приема. Она смутилась, но все же попыталась ответить:
— Понимаешь, дедушка…
— Тоже мне, внучка нашлась! — перебил ее Покран. — Тебя вообще никто не спрашивает. Я с мужем твоим говорю, вот он пусть и отвечает.
— Отец, позволь войти в дом. У нас к тебе дело. Мы тебе подарки принесли. Вот, возьми, — сказал Ниун, протягивая старику козленка и сумку с гостинцами.
— Козла на землю поставь, сумку сюда давай, — распорядился Покран, Потом, подумав, сменил гнев на милость: — Ладно уж, заходите. Не жди твоя баба мальчика, на порог бы ее не пустил.
— Мальчика? — задохнулась от удивления и восторга Маев.
— Она у тебя что, совсем дура? — мрачно спросил Покран у Ниуна. — Я же сказал, баба должна молчать и слушать, что говорят мужчины.
Ниун с превеликим удовольствием схватил бы старого грубияна за шиворот и тряхнул бы хорошенько, но он боялся, что колдун тут же испустит дух, а кроме того, они пришли сюда по делу и, видимо, придется терпеть, пока старик не ответит на все вопросы. Поэтому он молча кивнул, и они с Маев вошли в дом, похожий на что угодно, только не на человеческое жилище. Всюду лежала пыль, с потолка плотными гроздьями свисала паутина, утрамбованный слой земли на полу говорил о том, что пол в этом доме никогда не ныли.
И только две стены в комнате сияли чистотой. На одной из них висело всевозможное старинное оружие, а на другой были сделаны полки, уставленные массивными книгами в кожаных переплетах. В середине комнаты стоял стол, на котором в величайшем беспорядке располагались чашечки, плошечки, миски, мешочки с травами, пакетики с какими-то порошками, сосуды с разными жидкостями.
Пока гости рассматривали дом, хозяин уселся на лавку и уставился на них не по-стариковски яркими глазами. Тонкие губы старика изгибались в едва уловимой улыбке. Он явно был чем-то очень доволен, но старательно скрывал причину своего хорошего настроения. Ниун решил, что все дело в подарках, которыми они угодили Покрану.
— Понимаешь, отец, — заговорил Ниун. — Моя жена ждет ребенка. И нам очень хотелось бы узнать, мальчик это или девочка. Ты можешь нам помочь?
— Что с вами поделаешь? — отозвался старик. — Раз уж мужчина бросил все дела и притащился в такую даль, придется помочь.
Он повернулся к Маев, окинул ее изучающим взглядом, потом встал, подошел к стене с оружием, снял маленький тонкий кинжал и шагнул к женщине. Она вздрогнула и невольно отшатнулась,
— Боишься? — захихикал Покран. — Ничего я с тобой не сделаю. Мне нужна лишь крохотная прядка твоих волос и несколько капель слюны.
Маев кивнула и распустила свои роскошные волосы. Колдун отделил тонкую прядь и срезал ее кинжалом. Затем он взял одну из плошек, сдул с нее пыль, протер рукавом, положил на нее волосы и что-то забормотал. Когда заклинание закончилось, он поджег прядь, и та вспыхнула ярким пламенем. Пламя погасло, оставив на плошке маленькую горку пепла. Старик повернулся к Маев:
— Подойди, женщина, и плюнь на пепел. Только аккуратней, не испорти мои порошки и травы.
Капелька слюны упала на самую верхушку горки, и на пепле образовался какой-то рисунок. Старик наклонился над ним и опять что-то заговорил вполголоса, потом удовлетворенно кивнул и сказал:
— У тебя родится сын. Но это будет не простой мальчик. Его ждет сложная и необычная судьба.
— Какая судьба? — спросил Ниун. — Ты можешь предсказать судьбу моего сына?
— Могу, — кивнул Покран. — Но не сейчас. Сначала придется поработать тебе.
— Я принесу тебе еще козла.
— Сам ты козел. Не нужен мне твой вонючий скот. Что я буду с ним делать? Ты изготовишь мне меч.
— Меч? — удивился Ниун. — Зачем тебе меч, старик? С кем ты собрался воевать?
— У тебя еще меньше мозгов, чем у бабы, — огрызнулся Покран. — Мальчик — будущий воин. Всякий воин — сын Крома, а значит, только с его помощью можно узнать судьбу твоего ребенка. Кром — сам воин, и говорить со мной он будет только через меч.
— Хорошо, — кивнул Ниун. — Через три дня у тебя будет любой меч, какой только пожелаешь. — Засунь свой меч… — начал колдун, но почему-то решил не продолжать. — Мне не нужны твои игрушки. Ты сделаешь мне другой клинок. Он должен быть тонким, узорчатым, резать волос на лету и сгибаться в кольцо.
— Такого оружия не бывает.
— Много ты знаешь! Я дам тебе металл. Из него ты и сделаешь мне клинок. И еще возьмешь у меня травы. Их добавишь, когда начнешь ковать оружие. И не три дня тебе понадобится, а все три месяца.
С этими словами старик подошел к стоявшему возле стены сундуку и попытался открыть его, но крышка не поддалась.
— Старею, — вздохнул Покран. — Подойди сюда, — обратился он к Ниуну, — открой крышку и возьми металл, который лежит в сундуке.
Ниун с некоторым усилием откинул тяжелую крышку и увидел на дне сундука крупный кусок оплавленного металла, совершенно не знакомого ему.
— Что это, отец? Я никогда не видел такого железа.
— И не мог видеть. На земле его нет. Этот металл скинул с небес сам Кром. — Старик немного помолчал, а затем вдруг обратился к Маев: — Женщина, выйди. Мне надо сказать кое-что твоему мужу.
Маев поспешила покинуть этот негостеприимный дом. Она боялась старика, хотя почему-то чувствовала, что он не причинит ей никакого зла, что он вообще не хочет и не может причинять зла.
Когда Маев вышла, Покран обернулся к Ниуну и, хитро сощурив глаза, проговорил:
— Я и без этого представления прекрасно знал, что у тебя родится сын. Но ведь бабы не верят никому на слово. Им зрелище нужно. А этот пепел — он ни о чем не говорит. У тебя будет хороший сын. Достойный. А теперь иди. Работа тебе предстоит трудная. Но ты справишься, я не сомневаюсь. Есть в тебе что-то. Иди. Я устал. Отвык я от людей.
— Спасибо тебе, отец, Я сделаю такой меч, о каком ты говорил.
Маев и Ниун поспешили домой. Они шли молча, и каждый думал о своем. Маев, держа руку на животе, обращалась к своему будущему ребенку: «Мальчик мой, я не знаю точно, когда ты увидишь свет, но я уже люблю тебя. У тебя будут синие, как у отца, глаза и такой же спокойный нрав. Зачем тебе быть воином? Все киммерийские мужчины умеют держать в руках оружие, чтобы защищать своих жен, матерей, детей и стариков. И ты научишься владеть им, конечно. Но лучше бы тебе стать кузнецом, как отец, как деды.
И хорошо бы, чтоб на твою долю выпало как можно меньше битв. Потому что битвы — это кровь, это смерть, это горе. А мне бы хотелось, чтобы ты не испытал горя, чтобы руки твои не лишали жизни, а делали что-то, что украшает ее. Мало ли мы с отцом хлебнули горя? Мало ли бед пришлось нам пережить? Нет, ты будешь счастлив. А потом, когда-нибудь, еще очень нескоро, я возьму на руки внука, твоего сына, и расскажу ему, как мы ждали тебя, как ты родился, каким рос и каким стал умельцем, самым
