— Вот уж Маев-то обрадуется! — захохотали мужчины.
Но беспечный смех, восклицания и грубоватые шутки разом стихли, когда все они гурьбой ввалились в самоцветную каморку Буно.
Над мертвым телом Шедда, не двигаясь и не сводя взгляда с очень белого и очень спокойного его лица, сидел Кевин. Гэлла, опершись лбом о его плечо, тихо плакала. Но лицо ее при этом светилось так, что слезы казались бликами хрусталя.
— Ты успел, Кевин?.. — тихо спросил друга Конан.
Кевин молча кивнул.
Связанный старик больше не дергался и не молил. Он застыл и затих, как мертвый, видимо, не желая привлекать к себе внимания бывших своих рабов, а особенно человека, отца которого он убил только что.
— Ты сам казнишь этого колдуна, Кевин, — негромко сказал Браг. — И ты сам выберешь ему казнь
Кевин снова кивнул.
Тонкие губы Буно, едва видневшиеся из-под повязки, задергались.
— О, конечно, ты выберешь мне любую казнь, Кевин, и собственноручно ее исполнишь, — подобострастно забормотал он, мотая головой из стороны в сторону и пытаясь сорвать повязку. — Но только умоляю тебя, позволь сказать тебе несколько слов наедине! Попроси их: пусть все выйдут и оставят нас с тобой ненадолго. Это очень-очень важно…
— Он будет предлагать тебе корону из камней, — сказал Конан. — И власть над всем миром. Мне он уже все это предлагал!
— И ты отказался?! — выпучил глаза Браг.
Мальчик пожал плечами.
— Я сам добуду все, если мне очень этого захочется.
Мужчины снова одобрительно захохотали. Правда, они тут же стихли, оглянувшись на Шедда.
— О, Браг, верный друг мой! — не желая сдаваться, залопотал колдун. — Может быть, ты останешься и выслушаешь меня?.. Клянусь тебе, ты не пожалеешь!
— Может быть, рот ему завязать тоже, как и глаза? — предложил Конан. После недолгого совещания мужчины решили оставить пока колдуна здесь, крепко связанным и надежно запертым, чтобы не загрязнять возней с ним радость от встречи с родными.
Им все трудней становилось сдерживать радостное нетерпение. Досадливым вздохом встретили все заявление Конана, что он не выйдет из подземелья, пока не разыщет жука, к которому успел привязаться. Жука искали все вместе, высвечивая факелами тупиковые ходы и весело переругиваясь. Что касается медведки, мальчик согласился заняться ею вплотную не сейчас, но на следующий день — это крайний срок.
Даже самые старые жители селения не смогли бы припомнить, случалось ли на их долгом веку пережить большее потрясение. Воскресшие мертвецы числом пятнадцать человек, полуголые и грязные, громко и радостно гомонящие, буйные, словно сорвавшиеся с привязи дикие псы — шли толпой со стороны кладбища.
Первыми заметили их играющие на окраине мальчишки и подняли страшный визг. Визг этот подхватили и усилили в несколько раз женщины, разглядевшие из окон лица и фигуры движущихся. Срочно закрывались все двери, загонялась в хлев скотина. Мужчины, осознав нешуточную опасность, натягивали луки, хоронясь за стволами деревьев и углами хижин.
Помимо мертвецов, что само по себе достаточно страшно, впереди всей процессии ползло невиданное чудовище, отдаленно напоминающее навозного жука, но только больше его в сотни раз. На его блестящей спине сидел — и не просто сидел, а подпрыгивал, хохоча и взмахивая руками, — тот самый воришка Конан, что только вчера был положен в свежевырытую могилу.
Именно Конан, чья дерзость и после смерти оказалась столь велика, что подвигла его вылезти из могилы, чтобы мстить живым, едва не получил в грудь первую стрелу.
К счастью, она пролетела мимо, никого не задев. Мальчик хлопнул жука по спине, и тот сразу же остановился.
— Не стреляйте! — крикнул Конан как только мог громко. — Мы не злобные духи! Мы живые!
— Как бы не так! — раздался голос одного из мужчин, видимо, посмелее прочих — Только вчера я сам рыл тебе могилу, мальчик. Что вам надо? Вам тесно на Серых Равнинах? Чего вы хотите от нас?!
— Мы хотим одного: вернуться в свои дома, — крикнул Браг, выступая вперед и заслоняя своим телом жука, и мальчика. — Меня тоже опускали в могилу, это было полгода назад, но я жив. Поверьте мне! Дайте нам подойти поближе, и вы убедитесь!
— Как бы не так! — опять откликнулся тот же голос. — Сделайте только шаг, и в ваши мертвые животы вопьется столько стрел, сколько есть волос на ваших головах!.
Конан громко захохотал, стараясь, чтобы его смех звучал естественно и весело.
— Но ведь мертвых-то как раз и нельзя убить во второй раз! Что же вы за олухи, а еще взрослые воины! Будь мы мертвы, мы шли бы и шли вперед, не боясь ваших стрел. Но мы просим не стрелять, потому что мы живые!
Внезапно от толпы оживших мертвецов отделилась девичья фигурка. Не боясь стрел, она прошла вперед и встала на полпути между полуголыми фигурами и жителями селения.
— Гэлла! — истошно закричала ее мать из окна своей хижины. — Зачем же ты с ними, доченька! Вернись домой. Они уведут тебя за собой в страну мертвых! Они выпьют твою кровь!
На шее девушки висело удивительной красоты ожерелье, которое она, волнуясь, то и дело перебирала пальцами.
— Они живые! — закричала она. — Вы можете их потрогать! Буно оживил их, а Конан выпустил на волю! Поверьте мне! Не бойтесь! Ведь меня вы не опускали в могилу!..
Самым отважным оказался самый старый. Притихшие жители напряженно следили, как Меттинг неспешно и с достоинством дошел до Конана, сидевшего на жуке, скрестив ноги, с беспечным и вызывающим видом. Помедлив, старик дотронулся до плеча мальчика. Все видели, как Конан сказал ему что-то, блеснув зубами, а Меттинг вместо ответа неожиданно крепко его обнял.
За Меттингом потянулись и другие смельчаки. Каждый, дотронувшись до руки или груди своего былого приятеля или родича, перебросившись с ним парой фраз, поглядев в веселые, ясные глаза, оборачивался к пока робеющим и не верящим и кричал им:
— Сюда! Скорее! Они и вправду воскресли! Они не врут!..
Гордая и молчаливая Маев подошла к сыну в числе самых последних. Не в силах вынести взгляд, которым она никогда не смотрела на него прежде, Конан отвернулся и, похлопывая по отливающей синью спине жука, принялся рассказывать о том, какой он толковый и послушный, несмотря на маленькую голову и большой рог, и что запросто можно будет обучить его таскать на себе.
Канахи радостно загомонили. Друзья обнимались, что было силы хлопая друг друга по плечам, женщины плакали, не стыдясь своих слез, смеялись дети, не понимая причин всеобщего веселья, а вдохновленные радостью родных. И лишь старый Меттинг, отойдя в сторонку, наблюдал за происходящим с печальной задумчивой улыбкой. Не меньше других он был рад возвращению друзей, которых давно оплакивал в своем сердце — но пока еще никто из членов общины не в силах был осознать что принесет им возвращение дважды рожденных. Будут ли эти люди, однажды переступившие границу Серых Равнин такими же, как прежде, или что-то неминуемо изменится в них? И как теперь сумеет найти смерть тех, кто однажды уже вырвался из ее цепких лап? Не откажется ли она от них навсегда — и что это будет значить для всех канахов? Сумеют ли они до конца преодолеть страх перед ожившими соплеменниками?
Меттинг устало тряхнул головой. Слишком много вопросов. И ответ на них может дать лишь время. А пока не след киммерийцу предаваться хмурым раздумьям. Как положено воину, он должен приветствовать друзей, вернувшихся из дальнего и полного тягот похода. И, расправив плечи, пожилой канах направился на место торжества.
Там уже пылал большой огонь, источая аромат смолы и дыма, и женщины суетились, потроша туши баранов, оленей и кабанов, готовясь к небывалому празднику, — как вдруг радостные выкрики, пение и смех
