С посеребренною каймой,Клубится над Днепром рекой.И сквозь него высокий бор,Рассыпанный по скату гор,Безмолвно смотрится в реке,Едва чернея вдалеке.И из-за тех густых лесовВыходят стаи облаков,А из-за них, огнем горя,Выходит красная заря.Блестят кресты монастыря;По длинным башням и стенамИ по расписанным вратамПрекрасный, чистый и живой,Как счастье жизни молодой,Играет луч ее златой.Унылый звон колоколовСозвал уж в храм святых отцов;Уж дым кадил между столбовВился струей, и хор звучал…Вдруг в церковь служка прибежал,Отцу игумену шепнулОн что-то скоро – тот вздрогнулИ молвил: «Где же казначей?Поди спроси его скорей,Не затерял ли он ключей!»И казначей из алтаряПришел дрожа и говоря,Что все ключи еще при нем,Что не виновен он ни в чем!Засуетились чернецы,Забегали во все концы,И свод нередко повторялСлова: бежал! Кто? Как бежал?И в монастырскую тюрьмуПошли один по одному,Загадкой мучаясь простой,Жильцы обители святой!..Пришли, глядят: распиленаРешетка узкого окна,Во рву притоптанный песокХранил следы различных ног;Забытый на песке лежалСтальной, зазубренный кинжал,И польский шелковый кушакИзорван, скручен кое-как,К ветвям березы под окномПривязан крепким был узлом.Пошли прилежно по следам:Они вели к Днепру – и тамМогли заметить на мелиРубец отчалившей ладьи.Вблизи на прутьях тростникаЛоскут того же кушакаВисел, в воде одним концом,Колеблем ранним ветерком.«Бежал! – Но кто ж ему помог?Конечно люди, а не бог!..И где же он нашел друзей?Знать, точно он большой злодей!»Так, собираясь, меж собойТвердили иноки порой.
Глава III
’Tis he! ’tis he! I know him now;
I know him by his pallid brow…
Byron.[70]Зима! Из глубины снеговВстают чернея пни дерёв,Как призраки, склонясь челомНад замерзающим Днепром.Глядится тусклый день в стеклоПрозрачных льдин – и занеслоОвраги снегом. На зареЛишь заяц крадется к нореИ, прыгая назад, вперед,Свой след запутанный кладет;Да иногда, во тьме ночной,Раздастся псов протяжный вой,Когда голодный и худойОбходит волк вокруг гумна.И если в поле тишина,