31 Борьба рождает гордость. Воевать С людскими предрассудками труднее, Чем тигров и медведей поражать, Иль со штыком на вражьей батарее За белый крестик жизнью рисковать… Клянусь, иметь великий надо гений, Чтоб разом сбросить цепь предубеждений, Как сбросил бы я платье, если б вдруг Из севера всевышний сделал юг. Но ныне нас противное пугает: Неаполь мерзнет, а Нева не тает. 32 Да кто же этот гость?.. Pardon, сейчас!.. Рассеянность… Monsieur, рекомендую: Герой мой, друг мой – Сашка!.. Жаль для вас, Что случай свел в минуту вас такую, И в этом месте… Верьте, я не раз Ему твердил, что эти посещенья О нем дадут весьма дурное мненье. Я говорил, – он слушал, он был весь Вниманье… Глядь, а вечером уж здесь!.. И я нашел, что мне его исправить Труднее в прозе, чем в стихах прославить. 33 Герой мой Сашка тихо развязал Свой галстук… «Сашка» – старое названье! Но «Сашка» тот печати не видал, И недозревший он угас в изгнанье.[76] Мой Сашка меж друзей своих не знал Другого имя, – дурно ль, хорошо ли, Разуверять друзей не в нашей воле. Он галстук снял, рассеянно перстом Провел по лбу, поморщился, потом Спросил: «Где Тирза?» – «Дома». – «Что ж не видно Ее?» – «Уснула». – «Как ей спать не стыдно!» 34 И он поспешно входит в тот покой, Где часто с Тирзой пламенные ночи Он проводил… Всё полно тишиной И сумраком волшебным; прямо в очи Недвижно смотрит месяц золотой И на стекле в узоры ледяные Кидает искры, блески огневые, И голубым сиянием стена Игриво и светло озарена. И он (не месяц, но мой Сашка) слышит, В углу на ложе кто-то слабо дышит. 35 Он руку протянул, – его рука Попала в стену; протянул другую, – Ощупал тихо кончик башмачка. Схватил потом и ножку, но какую?!.. Так миньятюрна, так нежна, мягка Казалась эта ножка, что невольно Подумал он, не сделал ли ей больно. Меж тем рука всё далее ползет, Вот круглая коленочка… и вот, Вот – для чего смеетесь вы заране? – Вот очутилась на двойном кургане… 36 Блаженная минута!… Закипел Мой Александр, склонившись к деве спящей. Он поцелуй на грудь запечатлел И стан ее обвил рукой дрожащей. В самозабвенье пылком он не смел Дохнуть… Он думал: «Тирза дорогая! И жизнию и чувствами играя, Как ты, я чужд общественных связей, – Как ты, один с свободою моей, Не знаю в людях ни врага, ни друга, – Живу, чтоб жить как ты, моя подруга! 37
Вы читаете Том 2. Поэмы
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату