И если смерть щадит ее поныне —Между каких людей, в какой пустыне?Кто б Измаила смел спросить о том?Однажды, в час, когда лучи закатаПо облакам кидали искры злата,Задумчив на кургане ИзмаилСидел: еще ребенком он любилПрироды дикой пышные картины,Разлив зари и льдистые вершины,Блестящие на небе голубом;Не изменилось только это в нем!Четыре горца близ него стояли,И мысли по лицу узнать желали;Но кто проникнет в глубину морейИ в сердце, где тоска, — но нет страстей?О чем бы он ни думал, — запад дальныйНе привлекал мечты его печальной;Другие вспоминанья и другой,Другой предмет владел его душой.Но что за выстрел? — дым взвился, белея.Верна рука, и верен глаз злодея!С свинцом в груди, простертый на земле,С печатью смерти на крутом челе,Друзьями окружен, любимец браниЛежал, навеки нем для их призваний!Последний луч зари еще игралНа пасмурных чертах и придавалЕго лицу румянец; и казалось,Что в нем от жизни что-то оставалось,Что мысль, которой угнетен был ум,Последняя его тяжелых дум,Когда душа отторгнулась от тела,Его лица оставить не успела!Небесный суд да будет над тобой,Жестокий брат, завистник вероломный!Ты сам наметил выстрел роковой,Ты не нашел в горах руки наемной!Гремучий ключ катился невдали.К его струям черкесы принеслиКровавый труп; расстегнут их рукоюЧекмень, пробитый пулей роковою;И грудь обмыть они уже хотят…Но почему их омрачился взгляд?Чего они так явно ужаснулись?Зачем, вскочив, так хладно отвернулись?Зачем? — какой-то локон золотой(Конечно, талисман земли чужой),Под грубою одеждою измятый,И белый крест на ленте полосатойБлистали на груди у мертвеца!..«И кто бы отгадал? — Джяур проклятый!Нет, ты не стоил лучшего конца;Нет, мусульманин верный ИзмаилуОтступнику не выроет могилу!Того, кто презирал людей и рок,Кто смертию играл так своенравно,Лишь ты низвергнуть смел, святой пророк!Пусть, не оплакан, он сгниет бесславно,Пусть кончит жизнь, как начал — одинок».
Повесть1Чей старый терем на горе крутойРисуется с зубчатою стеной?Бессменный царь синеющих полей,Кого хранит он твердостью своей?Кто темным сводам поверять привыкМолитвы шопот и веселья клик?Его владельца назову я вам:Под именем Арсения друзьямИ недругам своим он был знакомИ не мечтал об имени другом.Его права оспоривать не смелЕще никто; — он больше не хотел!Не ведал он владыки и суда,Не посещал соседей никогда;Богатый в мире, славный на войне,Когда к нему являлися оне, —Он убегал доверчивых бесед,Презрением дышал его привет;Он даже лаской гостя унижал,Хотя, быть может, сам того не знал;Не потому ль, что слишком рано онПовелевать толпе был приучен?
